Рассказы - Иган Грег (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
— Карен! Как дела? Выглядишь дерьмово. Ты же вроде должна была позвонить на прошлой неделе. Что случилось?
Изображение было вполне отчётливым, звук — чистым и неискажённым (волоконно-оптические кабели в Центральной Африке, может, и редкость, но геостационарные спутники там — прямо над головой). Едва разглядев её, я с уверенностью поняла, что вирус её не коснулся. Она была права — я выглядела полумёртвой, а она как всегда была полна жизни. То, что она половину жизни провела на открытом воздухе, означало, что кожа у неё старилась намного быстрее, чем у меня, но она всегда сияла энергией, сознанием цели, и этим всё с лихвой компенсировалось.
Она находилась близко к объективу, так что мне почти не виден был задний план, но похоже было на хибару из стекловолокна, освещённую парой керосиновых ламп; шаг вперёд по сравнению с обычной палаткой.
— Прости, руки не доходили. Габон? Ты же вроде была в Эквадоре?
— Да, но я встретила Мохаммеда. Он ботаник. Из Индонезии. Правда, познакомились мы в Боготе; он ехал на конференцию в Мексике.
— Но…
— Почему Габон? Просто он туда направлялся. Здесь какая-то плесень поражает зерновые, так что я не смогла устоять и поехала с ним…
Я кивнула, потеряв нить после десяти минут запутанных объяснений, не слишком в них вникая — месяца через три это станет историей древнего мира. Паула зарабатывала на жизнь как независимый научно-популярный журналист, мотаясь по земному шару и занимаясь написанием журнальных статей и сценариев для телепрограмм на тему новых выявленных экологически неблагополучных мест. Если честно, у меня были большие сомнения, что такого рода экологическая болтовня в виде обзоров приносит планете какую-то пользу, но её это, несомненно, делало счастливой. Я ей в этом завидовала. Я не могла бы жить такой жизнью, как она — неужели это женщина, какой могла бы стать и я?! Но тем не менее, мне было иногда больно видеть в её глазах этакую острую радость жизни, которой сама я не испытывала уже лет десять.
Мысли завели меня далеко, пока она говорила. Вдруг она спросила:
— Карен? Так ты расскажешь мне, что случилось?
Я колебалась. Поначалу я не хотела рассказывать это никому, даже ей, а теперь причина моего звонка показалась мне абсурдной — у неё не может быть лейкемии, это немыслимо. Потом, ещё даже не осознав, что я решилась, обнаружила, что уже перечисляю всё глухим, бесстрастным голосом. Со странным ощущением отрешённости смотрела я на изменяющееся выражение её лица; потрясение, жалость, потом вспышка страха — когда она осознала гораздо раньше меня, что именно означает для неё моё положение.
То, что последовало, было ещё более неловким и болезненным, чем я могла себе представить. Её участие ко мне было искренним, но она не была бы человеком, если бы неопределённость её собственного положения сразу на неё не обрушилась, и от осознания этого всё её беспокойство казалось наигранным и ненастоящим.
— У тебя хороший врач? Ему можно доверять?
Я кивнула.
— О тебе есть кому позаботиться? Хочешь, я приеду домой?
Я в раздражении помотала головой.
— Нет, у меня всё в порядке. За мной присматривают, меня лечат. Но тебе нужно как можно скорее провериться. — Я сердито посмотрела на неё. Я уже не верила, что у неё может быть вирус, но хотела обозначить, что позвонила, чтобы её предупредить, а не напрашиваться на сочувствие, и каким-то образом это, наконец, до неё дошло. Она тихо сказала:
— Сегодня же обследуюсь. Прямо в город поеду. Договорились?
Я кивнула. Чувствовала изнеможение, но мне стало легче; на мгновение неловкость между нами исчезла.
— Дашь знать о результатах?
Она вытаращила глаза.
— Ну конечно.
Я опять кивнула. Ладно.
— Карен, будь осторожна. Береги себя.
— Обязательно. И ты тоже. — Я отключила связь.
Получасом позже я приняла первую капсулу и забралась в постель. Ещё через несколько минут мне в горло проник горький привкус.
Рассказать все Пауле было необходимо. Говорить Мартину было безумием. Мы с ним знакомы всего шесть месяцев, но я должна была догадаться, как он это воспримет.
— Переезжай ко мне. Я буду за тобой ухаживать.
— Мне не нужно, чтобы за мной ухаживали.
Он поколебался, но лишь слегка.
— Выходи за меня.
— Замуж? Зачем? Думаешь, я отчаянно в этом нуждаюсь перед смертью?
Он нахмурился.
— Не говори так. Я люблю тебя. Ты это понимаешь?
Я рассмеялась.
— Я не против, если меня жалеют. Говорят, это унижает, но я думаю, это вполне нормальная реакция. Только я не хочу жить с этим круглые сутки.
Я поцеловала его, но он всё ещё дулся. Хорошо хоть, я дождалась, когда мы закончим с сексом, а потом уже выдала эту новость; иначе он, видимо, обращался бы со мной как с фарфоровой куклой.
Он повернулся ко мне.
— Зачем ты себя истязаешь? Что ты хочешь доказать? Что ты сверхчеловек? Что тебе никто не нужен?
— Послушай. Ты с самого начала знал, что мне нужна независимость и своя жизнь. Что ты хочешь от меня услышать? Что я в восторге? Хорошо. Я в восторге. Но я всё тот же человек. Мне нужно всё то же. — Я провела рукой по его груди и сказала, как можно мягче, — Спасибо за предложение, но нет.
— Я для тебя ничего не значу, да?
Я застонала и прижала к лицу подушку. Подумала: «Захочешь снова меня трахнуть — разбуди. Это будет ответом на твой вопрос?» Правда, вслух этого не произнесла.
Через неделю мне позвонила Паула. У нее обнаружили вирус. Уровень лейкоцитов у нее был повышен, уровень эритроцитов — понижен. Цифры, которые она называла, были аналогичны моим месяц назад. Ей даже назначили то же лекарство. В этом не было ничего удивительного, но у меня возникло неприятное чувство, когда я поняла, что это означает: либо мы обе будем жить, либо мы обе умрем.
В последующие дни я была одержима осознанием этого факта. Это было похоже на Вуду, словно какое-то проклятье из сказки или исполнение слов, произнесенных ею в ту ночь, когда мы стали сёстрами по крови. Нам никогда не снились одни и те же сны, мы определенно никогда не влюблялись в одних и тех же мужчин, а теперь нас словно наказывают за проявление неуважения к силам, связавшим нас вместе.
В глубине души я знала, что это бред. Силы, связавшие нас! Ментальные шумы, результат стресса — вот что это такое. Но правда была все так же жестока: биохимический аппарат вынес нам идентичный вердикт, несмотря на тысячи километров, разделяющие нас, несмотря на все усилия, которые мы приложили, чтобы разделить наши жизни вопреки генетическому единству.
Я попыталась погрузиться в работу. В какой-то степени это сработало, если, конечно, бездумное оцепенение, вызванное тем, что я проводила перед терминалом по восемнадцать часов в день, можно назвать «сработало».
Я стала избегать Мартина, слишком тяжело было терпеть его назойливое беспокойство. Может, он и хотел как лучше, но у меня не было сил снова и снова оправдываться перед ним. В то же время, как не странно, мне ужасно недоставало наших споров. По крайней мере, сопротивление его чрезмерной материнской заботе заставляло меня чувствовать себя сильной, пусть даже и вопреки той беспомощности, которой он ожидал от меня.
Сначала я звонила Пауле каждую неделю, потом всё реже и реже. Мы должны были быть идеальными наперсницами; на самом деле, это было далеко не так. Нам было незачем разговаривать, каждая из нас слишком хорошо знала, что думает другая. Разговоры не давали чувства облегчения, только однообразное угнетающее ощущение узнавания. Мы пытались перещеголять друг друга, демонстрируя внешний оптимизм, но это было удручающе прозрачное усилие. В конце концов я подумала, что позвоню ей, когда будут хорошие новости, а до тех пор — какой в этом смысл? Видимо, она пришла к тому же выводу.
В детстве мы вынуждены были всё время быть вместе. Думаю, мы любили друг друга, мы всегда были в одном классе, нам покупали одинаковую одежду, дарили одинаковые подарки на Рождество и день рождения, мы всегда болели одновременно, одними и теми же болезнями, по одним и тем же причинам.