Поезд - Данихнов Владимир Борисович (книга регистрации txt) 📗
На том и порешили.
Лучи заходящего солнца прорывались сквозь стекло и слепили глаза. Я зевнул, скривился — во рту, словно в пепельнице. Перегнулся, схватил со столика стаканчик, наполнил его густым томатным соком. Проглотил залпом — как водку накануне.
В голове чуть-чуть прояснилось. Даже появились какие-то мысли.
В соседнем «отсеке» плакала женщина. Я спрыгнул с полки, осторожно перешагнул храпевшую на полу Ленку, достал сигарету, подошел к окну. Закурил, наблюдая за пролетающими мимо однообразными серо-зелеными полями. Это сначала они показались мне сказочными, волшебными лужайками — но было это до того, как мы оприходовали несколько чекушек. Вернее, до того, как я проспался. Теперь все представлялось в сером цвете. Жизнь, эта поездка, вагон…
Все, кроме Саши.
Плач женщины в одном из соседних отсеков.
Я аккуратно затушил сигарету о чугунную урну возле окна, прошелся по коридорчику, с независимым видом насвистывая простенькую мелодию.
Темноволосая толстая женщина лет сорока, облаченная в дорогущий серо-зеленый костюм, сидела в позе лотоса на нижней полке и рыдала. Лицо она прикрыла огромными мозолистыми ладонями, сквозь толстые пальцы выглядывал толстый красный нос. С кончика носа то и дело скатывались слезы.
Рядом замерла девочка лет десяти. Скорее всего, японка. На ней был строгий темный костюм: сине-черная блузка и юбка ей в тон, плюс аккуратно выглаженный белый галстучек и стильные сандалики. Прическа модная, «под мальчика». Лицо симпатичное: тонкий нос, узкие, но выразительные голубые глаза, стройная фигурка. Девочка сидела не шелохнувшись, и мне пришло в голову, что это вовсе не живой человек, а манекен.
Еще я подумал, что по закону детям до четырнадцати лет запрещено ездить на обычных поездах.
— Привет, — сказал я.
У странной парочки, похоже, совсем не было вещей, и складывалось впечатление, что их запихнули в вагон перед самым его отбытием. Неожиданно для самой парочки.
— Что-то случилось? — ляпнул я.
— Мама грустит по папе, — не меняя положения, произнесла девочка. Получилось у нее это серьезно, почти как у взрослой.
Женщина заплакала еще горше, подтянула колени к лицу и уткнулась в них носом. Пухлое тело тряслось в рыданиях.
Она совсем не напоминала мать девочки. Ни по поведению, ни по внешности.
Я спросил:
— Вам помочь?
Девочка не шелохнулась, и мне показалось, что говорит вовсе не она, а кто-то другой. Захотелось заглянуть под полку и проверить, не прячется ли там чревовещатель.
— Нам надо добраться живыми до деревни Костры. Поезд прибудет туда завтра вечером.
Потом она все-таки посмотрела на меня, и в ее голубых глазах я не увидел жизни. Это было страшно. Я помотал головой — блин, никогда ведь не верил в предчувствия. Что произошло сейчас?
— Меня зовут Юки, — сказала девочка. — А маму — Тамара.
— Она действительно твоя мама? — ляпнул я. И поспешно исправился: — Извини… я не то хотел сказать… Меня зовут Юра.
Девочка вежливо улыбнулась:
— Да, она моя мама.
Потом она сказала:
— Будите ваших соседей. Совсем скоро наступит ночь.
В этот момент мама Юки запричитала, зашептала что-то непонятное, упала лицом в подушку — ее плечи тряслись, как у припадочной.
Я попятился к своему отсеку.
— Мама немножко расстроена, — сказала Юки, поглаживая левой рукой спину Тамары.
Красные лучи падали на ее лицо, и вдруг подумалось, что я ни разу в жизни не видел вампиров. Может быть, эта Юки — одна из них.
Потом вспомнил, что до заката вампиры безобиднее маленького пушистого котенка.
— Все будет хорошо, — неуверенно пообещал я и поспешно зашагал к своему отсеку.
Закатное солнце окрашивало поля в дьявольский красный цвет, и Ленка сказала сонно зевающему мне:
— Днем надо было высыпаться, мистер герой.
Она достала с полки свой калаш, зевнула, взъерошила волосы и пробасила:
— Ночью в поезде спать нельзя.
— Он так приятно стучит по рельсам, — ляпнул ни с того, ни с сего я. — Словно колыбельная. Невозможно не заснуть.
— А вот это мы еще посмотрим, — весело улыбнулась Лена.
А я сказал:
— К тому же я проснулся раньше вас. Гулял по вагону. Там через отсек маленькая девочка и ее мама.
Старичок— киборг открыл глаза, резво вскочил на ноги и сказал:
— Может, коньячку? У меня есть тут, в чемоданчике.
Ленка посмотрела в окно, прищурив левый глаз, и спросила:
— Ты уверен? Детям до четырнадцати запрещен проезд в поездах.
Ульман подмигнул мне и сказал, роясь в поисках коньяка:
— Удивлен, что я только-только проснулся и уже такой живчик?
Он достал бутылку «Дербента» и сказал:
— Мы, киборги, все такие.
Я вытащил из сумки свой ПМ, перезарядил его и пробормотал:
— Конечно, я уверен. Ей нет четырнадцати.
Ульману я сказал:
— Нет, спасибо.
А Ленка весело сказала:
— Чур, я дежурю в коридоре.
Сначала мне их поведение казалось странным — никакого страха перед смертью! Но потом я, к своему ужасу, сам стал заряжаться веселой, безбашенной энергией, что переполняла старичка и девушку. Хотелось выскочить из поезда на полном ходу и перестрелять всех вампиров, что кинутся навстречу. И чтоб черная кровь залила зеленые поля.
И чтоб мертвые мозги покрыли толстой пленкой дороги.
Старик— киборг отхлебнул коньяка и протянул бутылку мне:
— Может, все-таки тяпните, молодой человек?
— Ладно, — буркнул я. — Тяпну, так уж и быть.
И тяпнул.
Пули рвали тело нежити: первая отстрелила правую косичку девочки-вампира, вторая пронзила глазное яблоко, третья откусила указательный палец на вытянутой вперед руке, вгрызлась в грудь серокожей девчонки и вылупилась из спины вместе с гейзером вонючей темно-красной крови.
— Вирус что-то делает с телами вампиров, — закричал Ульман, стараясь перекричать автомат Ленки. — Их очень сложно убить! Даже просто остановить сложно!
Радио надрывалось:
«Непредвиденная остановка…» помехи «на путях поваленный ствол…» помехи «черт!» помехи «Через десять минут машинисты расчистят завал»
Девочка, опровергая слова киборга, упала на землю и задрыгала ножками в синих лосинах, купаясь в луже собственной крови. Из-за валуна в нашу сторону полетели пули, загрохотали по стенке вагона, завизжали, отскакивая от стальных листов.
Мы кинулись на пол, при этом у Ульмана вновь задымилось плечо. Старичок усмехнулся и пополз к своей полке.
Я лежал, уткнувшись носом в горячий, грязный пол и смотрел на ПМ в правой руке. Пистолет казался глупой и неуместной игрушкой, а голос машиниста по радио — тонким и изящным издевательством:
«Стоянка — еще пять минут».
— Вампиры не дадут нам уйти, — сказала Ленка.
Пули продолжали стучать по вагону, кто-то орал благим матом совсем недалеко. Стреляли возле головного вагона, там, где машинисты безуспешно пытались убрать поваленное дерево с рельсов. Лена подползла ко мне и прошептала на ухо:
— По счету три.
От нее пахло потом, водкой и дешевым одеколоном. Я спросил:
— Ленка, ты, правда, в «отделе зачистки» служила?
— Раз, — сказала Лена и подмигнула. Глаза у нее были красивыми, выразительными — пожалуй, самая женственная часть в Ленке. Остальное — как у мужика. Как у мужика, который никогда не следит за собой.
Она сказала:
— У этих дохляков? Да они только и умеют, что бегать по канализации и латать бреши, пробитые вампирами.
Я спросил, перезаряжая пистолет:
— Тогда где?
— Два, — сказала Лена и улыбнулась.
Прикрыла глаза, глубоко вздохнула и провела кончиком носа у меня по щеке. Я поспешно отодвинулся назад.
— Я тебя не возбуждаю? — спросила Лена, не открывая глаза.
— Не в этой ситуации… — промямлил я.
И тогда наша боевая подруга сказала:
— Три!
Мы вскочили одновременно. Очередь из АК откинула назад крепкого мужчину-вампира, который хотел оттащить дергающуюся в конвульсиях девчонку в укрытие. Упырь упал возле одинокого фонаря, прямо в круг света. Из дымящихся дыр, которые теперь заменяли ему глаза, валил густой дым.
