Эхопраксия - Уоттс Питер (чтение книг TXT) 📗
Вдоль линий ловушек, тут и там, маячили камеры. От них было мало толку, но их поставили в комплекте. Одна стояла на насосной станции и смотрела прямо на номер девятнадцать. Дэн вызвал картинку: камера ночного видения расписала ночную пустыню сине-белой краской, превратив в сюрреалистический лунный пейзаж, полный контрастов. Он дал панораму… и чуть не пропустил скользящее движение справа — увеличенное размытое пятно. Что-то двигаюсь быстрее, чем человек имеет право двигаться. Камера вырубилась еще до того, как девятнадцатая почувствовала жар.
Насосная отключилась. За секунду испустили дух еще с дюжину сигналов, но Брюкс этого не заметил. Он уставился на замерший кадр, ощущая, как все сжимается внутри, а кишки превращаются в лед.
Быстрее человека и столь менее его. И чуть холоднее внутри.
Разумеется, полевые сенсоры не обладали достаточной чувствительностью и разницу не фиксировали. Чтобы узреть истину в тепловых отпечатках, требовалось посмотреть мишени прямо в голову, прищуриться и лишь тогда заметить отличие, может, в десятую долю степени. Смотришь на гиппокамп и видишь, что он темный. Слушаешь префронтальные доли неокортекса, а там — тишина. Потом, возможно, замечаешь всю лишнюю пайку; насильственно выращенные нейронные сети, соединяющие средний мозг с зонами движения; высокоскоростные экспрессы, обходящие переднюю часть поясной извилины, и все дополнительные ганглии, которые опухолями прицепились к зрительным путям и постоянно вылавливали характерные нейросигнатуры «найти и уничтожить».
При дневном свете заметить эту начинку намного проще: достаточно посмотреть в глаза и ничего не получить в ответ. Разумеется, если подойти настолько близко, к моменту обмена взглядами будешь уже мертв. Тварь не даст времени на мольбы, она их просто не поймет. Убьет, если так приказали, и более эффективно, чем любое другое разумное существо, — у нее ничто не стоит на пути: ни сомнения, ни осторожность, ни базовое, высасывающее глюкозу осознание собственного существования. Тварь ободрали до состояния голой рептилии, и она преданно следует приказу.
Осталось меньше километра.
Что-то внутри Дэниэла раскололось прямо посередине. Одна половина закрыла уши руками и стала все отрицать — какого черта и с чего бы кто-то стал: наверное, ошибка, — но другая вспомнила об универсальной человеческой любви к козлам отпущения и о тысячах умерших из-за тупого старины Брюкса; о шансах на то, что хотя бы у одной жертвы окажется родственник, способный пустить по следу Дэна армейских зомби.
Как они могли?!
Как ты мог им позволить?..
Мотоцикл шипел, пока накачивались шины. Зарядный шнур чуть не сбил Дэна с сиденья, прежде чем оторвался. Брюкс бросился в просвет между деревьями, вниз по каменистой осыпи, буксуя влево; добрался до подошвы холма, и перед ним раскинулась пустыня, вязкая и гладкая. Поток чуть не выбил его из седла. Брюкс боролся с управлением, пока машину не развернуло на сто восемьдесят градусов; чудесные, похожие на зефир шины невероятным образом удержали квадроцикл прямо. А потом Дэн рванул на восток по испещренной трещинами долине.
Полынь цеплялась за ноги. Он проклинал собственную слепоту: сейчас ни один уважающий себя выпускник не попался бы в пустыне без рецепторов гремучей змеи, вживленных в глаза. Но Брюкс был старым исходником и в темноте ничего не видел. Даже фонарь на шлеме боялся включить и потому мчался сквозь ночь, проламывался через окаменевшие кустарники и подпрыгивал на невидимых выступах валунов, проступавших сквозь землю. Одной рукой он порылся в сумках, нащупал очки и нацепил их на глаза. Зеленая зернистая пустыня сразу бросилась на сетчатку.
«02:47», — гласила надпись в углу экрана. Три часа до рассвета. Дэн попытался отпинговать свою систему, но, даже если там уцелела хотя бы часть, она уже была вне доступа. Он подумал, добрались ли зомби до лагеря, и как близко они подошли, чтобы поймать его.
«Не имеет значения. Все, не сможете вы меня поймать, уроды! Не пешком. Даже нежить. Можете попрощаться и поцеловать меня в зад!»
А потом Брюкс проверил уровень заряда и почувствовал, как дико заныло в желудке.
Облачность. Старая батарея, год как отработавшая гарантийный срок. И зарядное покрывало, которое не чистили целый месяц.
Мотоциклу осталось километров десять. Максимум, пятнадцать.
Дэн ударил по тормозам и сделал полукруг, подняв пыльную завесу. За ним тянулся след, безошибочная линия прерывистой бойни, учиненной на поверхности пустыни: сломанные растения и смятые в труху пластинки древнего озерного дна, потрескавшиеся от солнца. Брюкс бежал, но не прятался. Пока он будет в долине, его найдут. «Интересно, кто?»
Он переключился с ночного видения на инфракрасное и дал увеличение.
«Вот оно!»
Горячая крохотная искорка мелькнула на отдаленном склоне, прямо там, где находился лагерь.
Хотя нет, ближе. Бегать эта тварь умела.
Брюкс развернул мотоцикл и рванул прочь, чуть не упустив вторую, когда та пронеслась по полю зрения, — настолько она была тусклой.
Третью он уже ясно разглядел. И четвертую. Форму на таком расстоянии в термовидении было не разглядеть, но, судя по жару, они походили на людей. И приближались.
Пятая, шестая, седьмая…
«Твою мать!»
Они охватили всю долину, насколько доставал взгляд.
«Что я наделал? Разве они не знают, что это был несчастный случай? И виноват не я, господи ты боже. Я никого не убивал! Просто… не закрыл дверь».
Десять километров. А потом они кинутся на него голодными волками.
Мотоцикл летел вперед. Брюкс набрал 911 — ничего. КонСенсус был жив, но глух к мольбам: серфить Дэн мог, а посылать сообщения нет. Преследователи по-прежнему не показывались на спутниковой термокарте. Судя по данным небоглазов, он был один на один с микроклиматом и монастырем.
Монастырем…
Они точно в сети и помогут! По крайней мере Двухпалатники жили за стеной. Все лучше, чем бежать без всякой зашиты по пустыне.
Брюкс нацелился на торнадо. В улучшенном зрении тот корчился словно далекий зеленый монстр, прибитый к земле. Его рев, как обычно, разносился по всей пустыни — слабый, но вездесущий. На секунду Брюкс услышал в нем что-то странное. Монастырь проступал все отчетливее, съежившись в тени огромного двигателя. Мириады крошечных, почти болезненно ярких звездочек горели на фоне низкой путаницы ступенчатых террас.
Три часа утра, а свет в каждом окне.
Звук был уже не такой слабый: вихрь ревел будто океан, и с каждым поворотом колеса его громкость неощутимо поднималась. Он больше не казался застывшим. Ночное видение превратило его в огненный столб, огромный настолько, что он мог поддержать небесный свод или обрушить вниз. Брюкс задрал голову: еще целый километр, а воронка, казалось, нависала прямо над ним. Смерч мог в любую секунду вырваться на волю, подпрыгнуть и рухнуть прямо тут, черт побери, словно палец разгневанного бога, и, где бы ни коснулся, разорвать мир на части.
Брюкс не изменил курс, хотя монстр впереди не мог состоять из воздуха и влаги, быть чем-то настолько… мягким. Эго было что-то другое — безумный ветхозаветный горизонт событий, жевавший законы физики, Оно ловило сияние, идущее от монастыря, сажало его в ловушку и рвало на куски; сплетало со всем, что попадало в поле действия. Крохотное бормочущее существо внутри Дэна умоляло его повернуть, знало, что преследователи не могли быть хуже этого. Ведь, чем бы они ни являлись, их размер не изменился, а смерч напоминал гнев Господень.
Но тут снова заговорил робкий, тихий голос и задал вполне обоснованный вопрос: «Почему торнадо работает на полную мощность?»
Так не должно быть! Смерчевые двигатели никогда не останавливались, но ночью слабели от остывающего воздуха: распылялись, работали на малых оборотах, пока восходящее солнце не возвращало им полную силу. Действующая воронка такого размера и на такой мощности, да к тому же ночью, тратила больше энергии, чем получала. Конденсат от охлаждающих камер уже должен был превратиться в горячий пар, а Брюкс подъехал достаточно близко и расслышал за ревом реактивного двигателя слабый контрапункт: скрип огромных металлических лопастей, вывернувшихся далеко за пределы нормативных показателей.
