Бегство охотника - Мартин Джордж Р.Р. (прочитать книгу .txt) 📗

Разговор как-то скис. Патрисио улыбнулся, кивнул и захромал вниз по склону.

— Это ведь не ты, правда? — наполовину прошептала, наполовину прошипела Елена. — Не ты убил этого гребаного посла?

— Никого я не убивал, тем более европейца. Что я, дурак, по-твоему? — отозвался Рамон. — Почему бы тебе не посмотреть этот твой гребаный парад, а?

Когда веселье начало выдыхаться, уже сгустилась ночь. У подножия холма, на поле у дворца подожгли огромную кучу дров, которыми была обложена фигура Горе-Старца — мистера Хардинга, как называли его колонисты с Барбадоса — наспех сколоченное изваяние, гротескная карикатура на европейца или norteamericano, [4] с выкрашенными зеленым щеками и длиннющим как у Пиноккио носом. Костер разгорелся, и исполинская кукла начала размахивать руками, крича, будто от боли, и Рамона вдруг пробрал озноб, словно ему предоставили сомнительную возможность созерцать мучения души, обреченной на геенну огненную.

Подразумевалось, что Горе-Старца испепеляли все людские невзгоды минувшего года, но, глядя на то, как извивается в огне кукла, слушая ее усиленные электроникой стоны, Рамон не мог отделаться от мысли, что это сгорает его удача и что с этой минуты его не ждет ничего, кроме невзгод и лишений.

И одного взгляда на Елену — продолжавшую молча сидеть с накрепко сжатыми, побелевшими губами с того самого момента, когда он нарычал на нее — хватило, чтобы подсказать: пророчество это начнет сбываться очень и очень скоро.

Глава 2

Он не имел намерений возвращаться раньше, чем через месяц. Даже при том, что они натрахались накануне ночью после одной из обычных своих ожесточенных ссор, терзая друг друга, как два обезумевших от желания зверя, он решил уйти прежде, чем она проснется. Задержись он — и они поссорились бы снова, и она, возможно, все равно выставила бы его взашей; помнится, он засветил ей вчера бутылкой, и она наверняка припомнила бы ему это, протрезвев. Правда, не будь того убийства в «Эль рей», он мог бы и задержаться еще в городе. Елена скорее всего остыла бы через денек-другой — по крайней мере настолько, чтобы они могли разговаривать, не срываясь на крик, вот только новости о смерти европейца и губернаторском гневе заставляли его испытывать в Диеготауне острую клаустрофобию. На портовом складе, куда он зашел за припасами и фильтрами для воды, ему все время казалось, будто за ним следят. Сколько народу было в той толпе? Сколько из них знали его в лицо… или по имени? Всего, что он хотел, на складе не оказалось, но он купил то, что имелось в наличии, а потом перегнал фургон на свалку техники у Гриэго в Нуэво-Жанейро. Для серьезной работы фургон нуждался в кое-какой починке, и Рамон хотел, чтобы это сделали безотлагательно.

Свалка Гриэго располагалась на городской окраине. Громоздкие остовы старых фургонов, прогулочных флаеров и небольших частных челноков усеивали площадь в несколько акров. Половину ангара занимали бэушные запчасти, половина оставалась свободной. С антигравитационных подвесов свисали элементы питания, от которых — как, похоже, от всей турианской техники — исходило причудливое сияние. У одной из стен примостился негромко гудящий ядерный генератор размером с небольшую квартирку. Стеллажи с разным барахлом громоздились до потолка; баллоны с редкими видами топлива и канистры нанокрасок соседствовали на них с лысыми покрышками и замасленными приводами. Половина из хранившихся здесь деталей потребовали бы полугодового заработка только для того, чтобы заставить их работать; вторая половина не стоила даже усилий на то, чтобы их выбросить. Старик Гриэго колотил молотком древнюю подъемную тубу, паря на платформе, когда Рамон опустил свой фургон на стоянке.

— Эй, парень, — окликнул его Гриэго, стоило Рамону хлопнуть дверцей. — Давненько не показывался. И где тебя носило?

Рамон пожал плечами.

— У меня утечка где-то в задних тубах, — сообщил он.

Гриэго нахмурился, отложил кувалду и вытер замасленные руки о штанины.

— Загоняй на пост диагностики, — сказал он. — Посмотрим, что там у тебя.

Из всех жителей Диеготауна и Нуэво-Жанейро, а может, и всей этой планеты старый Гриэго нравился Рамону больше других… точнее говоря, его он ненавидел совсем немного. Гриэго был отменным специалистом во всем, что касалось самодвижущихся механизмов, марксистом постконтактной эпохи, а еще — насколько мог судить Рамон — человеком, совершенно свободным от каких-либо моральных суждений. У них ушло чуть больше часа на то, чтобы найти причину неразумного поведения тубы, заменить карту и запустить программу проверки. Пока фургон, вибрируя, бурчал что-то сам себе, Гриэго прохромал к одному из серых складских контейнеров, набрал на панели код и, открыв створку охлаждаемого отсека, извлек оттуда упаковку местного темного пива. Выудив из коробки пару бутылок, он заскорузлым пальцем сорвал с них крышки и протянул одну Рамону. Рамон прислонился спиной к пустой бочке из-под машинного масла и сделал глоток. Пиво было густым, сильно отдавало дрожжами, и на дне бутылки остался толстый слой осадка.

— Ничего, а? — спросил Гриэго, осушив одним глотком полбутылки.

— Неплохо, — кивнул Рамон.

— Значит, опять в глушь намылился?

— На этот раз серьезно, — ответил Рамон. — Вернусь богачом. Погоди. Сам увидишь.

— На твоем месте я бы об этом не мечтал, — заметил Гриэго. — Лишние деньги губят таких, как ты и я. Господу угодно, чтобы мы оставались бедняками, иначе он не создал бы нас такими поганцами.

Рамон ухмыльнулся в ответ.

— Тебя, Мануэль, может, и поганцем. Он просто не хочет, чтобы я отнимал всякое дерьмо у других. — На мгновение перед глазами его мелькнул образ европейца, из раскрытого рта которого стекала струйка крови, и он нахмурился.

Гриэго покачал головой.

— Снова за старое, а? «На этот раз»… Сколько раз ты мне это говорил? — Он ухмыльнулся. — В точности, как перед каждым твоим отъездом.

— Угу, — кивнул Рамон. — На этот раз все по-другому. Как всегда.

— Ну, тогда ступай с Богом, — вздохнул Гриэго, и улыбка его померкла. — Все суетятся. Пытаются доделать все начатое. Со своим ранним прилетом эти чужие нас со спущенными штанами застанут. Хотя забавно: мало кто сейчас из города улетает. Скорее наоборот: почти все собираются со всех сторон, ждут корабли. Все, кроме тебя.

Я кажусь подозрительным, подумал Рамон. Словно бегу от чего-то. Он настучит в полицию, и мне кранты. Он сжал бутылку с такой силой, что заболели пальцы.

— Это все Елена, — объяснил Рамон, надеясь, что его полуложь покажется достаточно убедительной.

— А-а, — рассудительно кивнул Гриэго. — Так я и думал, что дело в чем-нибудь таком.

— Она снова меня выставила, — добавил Рамон, стараясь казаться несчастным беспризорником, несмотря на переполнившее его облегчение. — Поругались из-за этого парада. Ну, горячились чуть больше обычного, вот и все.

— Она знает, что ты уматываешь?

— Думаю, ей наплевать, — сказал Рамон.

— Ну, пока, может, и наплевать. Но ты улетишь, а она недели через три решит, что все прощено и явится с расспросами ко мне.

Рамон хихикнул, припомнив случай, на который намекал Гриэго. Впрочем, тот ошибался. О примирении тогда речи не шло. Елена уверовала в то, что Рамон, улетая в поле, захватил с собой женщину. Она продолжала беситься до тех пор, пока не обнаружила, что девица, в которой она заподозрила соперницу, никуда не делась из города и, более того, спуталась с одним из магистратов — впрочем, даже после этого она продолжала дуться. Рамону пришлось ухлопать почти половину заработанных в той вылазке денег, покупая пиво и каф всем своим деловым партнерам, которых она достала за время его отсутствия.

Гриэго даже не улыбнулся в ответ.

— Ты хоть понимаешь, что она психопатка? — спросил старик.

— Бывает, бесится, — отозвался Рамон с легкой улыбкой, пробуя ее на лице, как примеряют новую рубашку.