Педант - Овчинников Олег Вячеславович (бесплатные версии книг .TXT) 📗
– Шесть лепестков и четыре семечки? – Я почесал в затылке. – А вы пробовали…
– Мы все пробовали. – Герка бросил взгляд на часы и затараторил. – Если ни к чему не прикасаться, цветок закрывается через три секунды. Если положить семечко на лепесток – любой лепесток – ждет три секунды и закрывается. Кладешь второе семечко на соседний лепесток – закрывается сразу. Кладешь через один – ждет три секунды и закрывается. Через два – сразу закрывается. Кладешь третье семечко по соседству с любым из первых двух – закрывается. Кладешь снова через один – ждет три секунды. Все. При попытке пристроить четвертое семечко цветок закрывается, закрывается и закрывается, хоть ты тресни!
– Но ведь, – отчаянно соображал я, – получается не так уж много комбинаций. Если первые три семечка уложены правильно, то для последнего остается всего три свободных лепестка.
– Угу. Это если все семечки и все лепестки равноценны. А если важен выбор первого лепестка? Направления обхода? Порядок наложения семечек? Бог знает что еще? 864 комбинации, минимум. И проверка каждой занимает сутки. Все, включили экран. Мне пора.
Огорошив меня, Герасим юркнул в кресло по правую руку от Аркадия Петровича, голова которого уже обросла наушниками с микрофоном. На экране, занимающем всю стену зала, как в старинной кинохронике, замигали цифры обратного отсчета.
Я чувствовал себя, как ребенок, которому не хватило стульев, когда стихла музыка. Ни стула, ни персонального монитора, ни наушников. И вообще, почему меня подключили к проекту так поздно?
Но обижаться было не время, и я довольно нагло пристроился между бывшим сокурсником и бывшим преподавателем, на подлокотнике Геркиного кресла.
– Ну что, Вадим? У вас возникли какие-нибудь идеи? – спросил Аркадий Петрович, не отрывая взгляда от экрана.
– Как сказать… – Я тоже зачарованно смотрел на квадрат из стали, медленно скользящий над землей, на стоящего на нем человека, неподвижного, будто манекен, несмотря на направленный в лицо луч света, на восьмигранную гайку потрясающих воображение размеров. – Нет, но я… готов попробовать.
– Хорошо, – согласился профессор. – Гера, вы не могли бы…
Герасим, не дожидаясь продолжения, поднялся и, хмыкнув, передал мне наушники.
Чужое кресло ревниво скрипнуло подо мной, и я немедленно пожалел о своем порыве. «Ну и зачем ты это сделал? – спросил я себя. – Куда полез со своей мечтательной улыбкой, когда кругом только серьезные, сосредоточенные лица. То, что ты воспринимаешь как приключение, для них давно превратилось в рутину. Что нового ты можешь придумать? Какой неожиданный шаг? – и закончил совсем тоскливо: – Тимку бы сюда. Вот кто мастер делить неделимое! Это – Тиме…»
– Что вы сказали? – голос Аркадия Петровича в наушниках прозвучал неожиданно резко.
– Разве я что-то сказал? Извините, наверное, мысли вслух.
– Аккуратней, пожалуйста. Сейчас ваши мысли слушают сто человек. Приготовьтесь, цветок распускается.
Действительно, кувшинка на экране один за другим расправляла лепестки, и когда расправила последний, остатки бравады покинули меня. Три секунды! – мелькнула паническая мысль. Всего три секунды, чтобы сделать что-нибудь и опозориться. Или ничего не сделать и тем более опозориться.
– Он слышит меня? – шепотом спросил я, подбородком указывая на экран.
– Да, да! – простонал профессор. – Командуйте же!
– Первое семечко – на ближайший к себе лепесток! – выпалил я и мысленно добавил: «Это – Тиме».
Недоделанная серебристая горошина уютно нырнула в углубление. Получив три секунды отсрочки, я перевел дух и продолжил спокойнее:
– Второе – через один лепесток от первого.
– По часовой стрелке или против? – уточнил Аркадий Петрович.
– По, – сказал я и вдруг, вспомнив, как мы обычно сидим за ужином, вскрикнул: – То есть против, против!
Бедняга контактер вздрогнул от истерического визга, но семечко не выронил и в три секунды уложился. «Это – маме», – подумал я и, заметив, как профессор неодобрительно покачал головой, добавил бесцветным голосом:
– Теперь третье. Понятно куда.
Все верно, это папе. Заслужил.
– Так. А дальше? – нетерпеливо рявкнули наушники.
– Дальше? Снова Тиме.
– Что?!
– На первый лепесток! – Я неожиданно обнаружил, что стою в полный рост и размахиваю руками. – Поверх первого семечка! Гладким к гладкому! Вот так: «бзденьк!»
«Бзденькнуло» на славу, как, собственно, и предупреждал меня Герка. Потом на некоторое время и в наушниках, и в зале стало очень тихо. Все собравшиеся смотрели на кувшинку, на лепестке которой божьей коровкой приютилось последнее семечко. Так прошла секунда, другая… Потом какая-то женщина ахнула: «Не закрывается!» Сразу двое закашляли. «Ну, Вадька!..» – пробормотал Герка и отчетливо скрипнул зубами. Кто-то в дальнем конце зала дважды хлопнул в ладоши. «Как вы догадались?» – Аркадий Петрович смотрел с восторгом. Как, как? Просто вспомнил, как один формалист трех с половиной лет от роду каждый вечер делит на троих четыре кусочка хлеба. Я пожал плечами и попробовал сесть, но не смог, оттого что кресло почему-то валялось колесиками кверху. Тогда я наклонился, чтобы поднять его, и по-видимому, пропустил что-то важное, потому что по залу пронесся громкий вздох.
Я медленно выпрямился, взглянул на экран и увидел, что у кувшинки осталось пять лепестков, а шестой, то есть первый, перегруженный семечками, куда-то подевался. Спустя секунду облетели третий и пятый лепестки. Потом отвалились остальные три. Теперь это был не цветок, а обычная металлическая труба с заостренным концом.
– Ну, Вадим, что? Что теперь? – одними губами прошелестел профессор.
– Пусть потянет, – хрипло ответил я.
– Что?
Я прокашлялся и повторил:
– Пусть потянет на себя. Разве вы не видите, это же рычаг!
– Как лучше, а? – Герасим выпятил грудь, простер вперед левую руку и продекламировал: – Наземь спустясь, воспоследуй за мною немедля. Или… – Сменил руку и продолжил: – Наземь спустившись, немедля последуй за мною.
– По любому плохо, – резюмировал я. – Лучше уж так. Оземь ударившись, оборотись человеком и прекрати изводить нас стихами своими.
– Перестаньте заниматься ерундой, – вмешался профессор. – У нас хватает профессиональных лингвистов из числа неудавшихся поэтов. Формулируйте пожелания прозой. И пожалуйста, побольше формальных требований, раз уж наш гость к ним так неравнодушен.
– Ну, первым делом пусть все-таки выберется из своей гайки, – сказал Герка. – А то что за манера – чуть что люком хлопать. Отведем его подальше. Метров на двадцать пять минимум, чтобы силовое поле не дотянулось, или что там у него. Оборудуем какую-нибудь беседочку здесь же, под куполом. Потом…
Тут я отвлекся, чтобы в очередной раз прокрутить утреннюю запись. В седьмой, если быть точным.
Вот горе-контактер нерешительно берется за рычаг и тянет его на себя. Мгновение спустя в стене «гайки», в полуметре от земли, распахивается люк. В открывшемся проеме стоит пришелец, похожий на полутораметровую сороконожку. Точнее, сорокавосьминожку: теперь-то видно, что на широкой гладкой спине нет дополнительной пары конечностей. Трапециевидная голова, а вернее сказать, верхний подвижный сегмент туловища, обращена к контактеру. Выпуклые, как у рака, лампочки-глазки приветливо шевелятся. Пришелец открывает похожий на воронку рот, слышится речь:
– Э-э… Что? – спросил переговорщик. Голос его оказался под стать внешности: тонкий и неуверенный.
