Быстрые сны - Лиман Владимир (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
- Вы знаете, девочки, что меня больше всего раздражает в "Мире"?
- Что?
- То, что мы честно после занятий идем посмотреть фильм, а тут все время толпится столько бездельников. Хотел бы я знать, что они делают здесь в рабочее время, да еще в таком количестве?
- Да здесь ведь рядом политехнический и медицинский, и по крайней мере половина из этой толпы такие же студенты, как и мы, так что не раздражайся, а иди занимай очередь.
- Иду, - пробормотал я, чувствуя, как мое раздражение от присутствия Вали усиливается. Половина - такие же студенты, как и мы, ну а вторая половина? Никогда не поверю, что вот этот тип в джинсовом костюме, блещущий золотыми зубами - студент. Но мне все-таки пришлось присоединиться к скучающим претендентам на соискание билетика на дневной сеанс и, как назло, как раз за этим джинсово-золотым типом.
За мои получасовые мучения в безликой толпе меня наградили порцией мороженого и сообщением, что фильм двухсерийный, о чем я догадался еще тогда, когда пришлось расплачиваться за билеты, но там-то хоть мне улыбнулась фортуна - золотозубый взял билеты после меня - ему все никак не могли отсчитать сдачу с его сторублевки.
До начала сеанса оставалось еще полчаса. Валя нас покинула на "несколько минут" - встретила подружку. И тут-то Нина и задала мне вопрос, от которого я убегал все утро:
- Что все-таки означает это твое "Эскар филте окомо"?
Для меня это было неожиданным ударом и не сдержавшись я спросил ее:
- Откуда ты знаешь геннскрит?
- Не знаю я никакого геннскрита, это ты сам сказал, когда мы сидели в аудитории.
Майский день как-то вдруг посерел, небо приобрело фиолетовый оттенок, перед глазами забегали серые тени, и я сразу вспомнил о красной тропе, которая должна пролечь по коричневой поверхности разрушенной улицы. Это длилось несколько секунд, но и за это время я почувствовал, как в мои легкие врывается отравленный ядовитыми испарениями воздух и нестерпимо жгучие ультрафиолетовые лучи стремятся превратить мое тело в пепел.
- Красная тропа на коричневом, - прошептал я вслух и, уже окончательно придя в себя, виновато посмотрел Нине в глаза.
- У тебя только что было такое же лицо, как тогда...
Как тогда... Да, такое же лицо у меня было, наверное, тогда, когда я понял, глядя вслед Длинному, что тропа должна открыться именно сейчас. Но как объяснить это Нине? Я ей все объясню, но только не сейчас, не сейчас, позже, потом, как нибудь потом...
- Нина, не обижайся, я сам еще ничего не могу понять, когда разберусь - расскажу тебе обо всем.
Неужели я верю в то, что сам когда-либо смогу разобраться в этом бреде? Верю. Ну тогда легче.
А вот и Валя возвратилась. И мы все втроем вошли в кинотеатр и через десять минут уже сидели в зале и смотрели на экран, на котором три актера упражнялись в мастерстве управления эмоциями зрителей. И, несмотря на то, что количество действующих лиц не намного превышало количество серий, фильм мне все больше и больше нравился, возможно потому, что рядом сидела Нина, а может быть... Может быть и потому, что фильм каким-то странным образом перекликался с тем, что творилось со мной за последнюю неделю...
По мере развития событий на экране я отмечал все новые и новые знакомые моменты, и с середины второй серии я уже мог предсказывать неожиданные переходы в развитии событий на экране. Это не могло быть простым совпадением или результатом моей феноменальной прозорливости. Я точно знал, что не смотрел этого фильма, но все события, происходящие в нем, были мне знакомы...
Окончание фильма произвело на меня, в отличие от всех остальных зрителей, потрясающее впечатление. Я наконец вспомнил, откуда мне все это известно... На экране все еще мелькала коричнево-розовая пустыня, а я уже вскочил со своего места и, схватив Нину за руку, без лишних слов потянул ее вон из зала. У выхода меня уже ждали, я даже успел узнать одного из них, а потом в мозгу замелькали системы дифференциальных уравнений, целевые функции с ограничениями по криволинейному ускорению в четырехмерном замкнутом пространстве, затем промелькнул ряд операторов, и я перестал уже что-либо воспринимать. А уравнения шли лавиной, вспыхивали решения, сравнивались с предыдущими, отбрасывались, и вновь стройными рядами с неописуемой скоростью проносились новые и новые сотни уравнений. И вся эта масса информации проскочила через мой мозг за какие-то доли секунды, пронеслась, обжигая своей парадоксальностью, ушла и оставила после себя одно чрезвычайно короткое, но верное решение. И вот уже ступеньки лестницы ушли у меня из-под ног, и я ощутил, как на дикой скорости падаю к противоположной стене, у которой замерли три зловещие фигуры, мое тело двигалось, а я как бы со стороны наблюдал за всем происходящим. Ноги наткнулись на что-то мягкое и я, резко перевернувшись в воздухе, рассек мгновенно отяжелевшими руками пространство слева и справа от себя, по силе удара отметив, что эти двое уже не подымутся. Третьего при перевороте я задел ногой, и он был еще жив и даже сжимал в раздробленной руке реактивный диверсионный пистолет. Да, подготовились они неплохо, вооружились, как против тяжелого танка - успел отметить я с каким-то странным удовлетворением, и, услыхав топот толпы, понял, что настало время покинуть помещение. Левой рукой схватив в охапку ничего не понимающую Нину, я лишь на миг задержался, чтобы изъять тяжелый десятикилограммовый пистолет у третьего из нападавших, и услыхал, как он прохрипел мне в лицо два страшных слова. Рванувшись к выходной двери и преодолев на максимальной скорости опасное пространство, я наконец-то мог врубить теллинг. А за секунду до теллинга меня посетила совсем уже абсурдная мысль о том, что мы не попрощались с Валей и она наверняка обидится...
Во рту был противный металлический привкус, безумно болела голова, судорогой свело левую руку, в которой я все еще держал Нину, а в мозгу пульсировала одна лишь мысль: "Теперь они от меня не отцепятся!". Слабо застонала Нина и я, сцепив от боли зубы, разжал руку и опустил ее на землю. Потом отбросив в сторону невыносимо тяжелый пистолет и услыхав, как с глухим стуком его платиновая рукоятка зарылась в землю, подумал, что с ним хорошо охотиться на таркусов, совсем не обратив внимания на то, что даже думаю я на геннскрите...
Мы были в парке в противоположном конце города, здесь было, по-видимому, самое безопасное место, хотя теперь для меня безопасных мест не было нигде. Нина тихонько плакала, обняв ствол березки, но это у нее нервное - это быстро пройдет, а вот то, что по моему телу разлилась приторная слабость, это уже плохо - это надолго. Голова болела еще сильнее, перед глазами поплыли красные пульсирующие круги и, чтобы окончательно не отключиться, я лег на траву у ног Нины. Какие-то неясные образы выплывали из глубин памяти, но я даже не пытался как-то их проанализировать. Всепоглощающее безразличие охватило меня и я вдруг отчетливо понял, что обречен. Я обречен и в этом чужом мире - они и здесь нашли меня. Нашли, и теперь уже не потеряют, и не отстанут до тех пор, пока не уничтожат. Время, казалось, остановилось, проверяя возможность бесконечности боли в человеческом теле. Лишь боль и слабость, и только где-то на дне затуманенного сознания пульсирует мысль, в такт сердцу, разгоняющему кровь в истощенные мышцы рук и ног, сведенных судорогами: "Обречен... Обречен... Обречен...". Это продолжается бесконечно долго, все остается на своих местах - и боль во всем теле, и тошнота, и Нина, застывшая у березы, и куда-то спешащий нервный пульс: "Обречен, обречен, обречен...".
Наконец все пришло в движение. Облака понеслись по ядовито-синему небу, березы, качающиеся в такт порывам ветра, приближающееся лицо Нины, и еще перед тем, как потерять сознание, я успел ощутить ее влажные губы...
- Профессор, почему вы все время говорите о восьми точках входа в Мертвый город? Сейчас же их известно только пять.
- О, дорогой мой Дили, вы, я вижу, плохо изучили работы вашего деда, он выдвинул эту гипотезу еще до первой экспедиции, когда была известна лишь одна точка входа. А после своей самовольной вылазки в Мертвый город, он обосновал наличие восьми точек входа и даже вычислил координаты четырех из них.
