Оголенный нерв - Уильямс Уолтер Йон (книга регистрации TXT) 📗

Сара краешком глаза наблюдала за Каннингхэмом. Тот выпрямился и с наигранным возмущением спросил:

— Вы разрешите мне хотя бы допить свой коктейль?

— Дома допьешь. Убирайся. — Морис выложил на прилавок счет.

Каннингхэм молча смотрел в немигающие металлические глаза бармена.

— Таунсенд, — негромко произнес Морис.

Это был пароль. Фамилия генерала, под командованием которого Морис воевал с орбиталами. И в тот же момент замаскированный компьютер, распознав кодовое слово, привел в действие защитную систему. Сара с удивлением наблюдала, как из-за зеркала выдвинулись стволы боевых лазеров. То ли Морис купил их на черном рынке, то ли снял с истребителя, на котором раньше летал. Девушка не знала, имеется ли в баре достаточно мощный источник питания или же бывший летчик попросту блефует.

Каннингхэм замер, потом повернулся и вышел. Даже не взглянув ему вслед, Сара поблагодарила бармена. Морис грустно улыбнулся:

— Черт возьми, леди, ты как никак моя постоянная клиентка. А этот — прихвостень у орбиталов.

— Он работает на орбиталов? — удивилась девушка. — Откуда ты знаешь?

— Иннес, — произнес Морис второй пароль. Лазеры исчезли. Бармен убрал оставленные Каннингхэмом деньги. — Сара, я не утверждаю, что он работает на них, но он у них был, и совсем недавно. Если бы ты внимательнее присмотрелась к его походке, то сама бы это заметила. На орбите сила тяжести создается центрифугами и, хотя и не намного, а все же отличается от однородного поля тяготения на Земле. Вестибулярный аппарат человека реагирует на эту слабую разницу. После приземления требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к земным условиям.

Сара нахмурилась и задумалась. Интересно: какую работу хотел предложить ей Каннингхэм? Неужели действительно столь важную, что он специально спустился из космоса, чтобы нанять какую-то «земную грязь» и ее «ласку»? Невероятно.

Ну что же, подождем встречи в «Пластиковой девушке». Но явится ли туда Каннингхэм? Ладно, посмотрим. Не стоит заранее переживать. Она перенесла тяжесть тела на другую ногу. Бедро, поврежденное в схватке с предыдущим клиентом, еще побаливало, несмотря на инъекцию эндорфина.

— Пожалуй, налей-ка мне еще. — Сара протянула бокал бармену.

Морис медленно снял с зеркальной полки бутылку рома. И даже в этом простом жесте сквозила неизбывная печаль.

Сара вышла из «Лазурного шелка» и жестом подозвала такси. Села в машину, назвала свой адрес, стараясь не обращать внимания на Каннингхэма, не сводившего с нее спокойного взгляда с противоположной стороны улицы. Не прогадала ли она, отказавшись от, быть может, очень выгодного предложения? Даже не полюбопытствовала, как прореагировал Каннингхэм на ее отказ. Она почему-то была уверена, что выражение этого лица нисколько не изменилось.

Сара с братом жили в небольшой двухкомнатной квартирке, напичканной дешевой электроникой и наполненной гулом холодильников, кондиционеров и маленького робота, который ползал по всем закоулкам, собирая пыль, всевозможных насекомых и паутину. В квартире имелись недорогой компьютер Сары, большая аудиосистема Дауда, подсоединенная к компьютеру, и почти двухметровый видеоэкран. Сейчас на нем беззвучно мерцал компьютерный фильм, отбрасывая отсветы на потолок. Когда на экране возникало ярко-красное изображение, комнату, казалось, охватывало зарево холодного пожара.

Девушка машинально выключила экран, вытряхнула из пепельницы оставленные Даудом окурки, не переставая думать о Каннингхэме. Действие эндорфина заканчивалось, каждый шаг отдавался болью в бедре. Пора принять очередную дозу.

Она достала с полки жестяную банку из-под сахара, в которой прятала ампулы с эндорфином. Там оказалось двенадцать штук, двух не хватало. Сара вздохнула. В маленькой квартирке невозможно найти место для надежного тайника. Она заправила ампулу в автоматический инъектор, набрала на крохотном пульте нужную дозу и прижала приборчик к руке. Инъектор тихо зажужжал, и в вену вонзилась прохладная игла. Вскоре боль утихла. Сара прерывисто вздохнула и встала. Оставив инъектор с почти полной ампулой на диване, она позвонила Михаилу Гетману. Его сиятельство оказался у себя в офисе. Девушка общалась с ним на смешанном англо-испанском языке, что очень забавляло Михаила. Он шутливо называл ее на испанский манер: «mi hermana» — сестрица.

— Я так и знал, — рассмеялся Гетман, — что обязательно услышу сегодня твой голос, mi hermana.

— Да? Так ты знаешь этого орбитала Каннингхэма?

— Немного. Вел с ним кое-какие дела. У него рекомендации от самых влиятельных особ.

— От кого именно? — поинтересовалась Сара.

— От самых-самых.

— Значит, ты считаешь, ему можно доверять?

— Этого я никогда ни о ком не говорю, mi hermana, — расхохотался Михаил.

— Тем не менее, ты рекомендовал меня. Видно, у вас водятся общие делишки.

— До свидания, — по-русски проговорил Гетман, — сестрица.

Последнее слово он произнес уже по-английски, слегка раздраженно. Сара хмуро уставилась на динамик компьютера, откуда слышались частые гудки.

За ее спиной с шумом открылась дверь, и, резко вскочив, Сара приняла боевую стойку. Но это был Дауд. Следом за ним с шестью банками пива в квартиру ввалился его менеджер Джекстро, низенький человечек с бегающими глазками.

— А кого ты ожидала увидеть? — спросил Дауд, зажав в зубах сигарету.

— Просто нервы, — ответила девушка. — День сегодня такой.

Дауд быстро оглядел комнату. Его некогда карие глаза теперь были светло-голубыми, волосы, брови и ресницы — белыми. Загорелое лицо обрамляла косматая шевелюра до плеч. Темная рубашка, белые облегающие штаны, узорчатые кожаные сандалии. Дауд давно уже принимал подавитель мужских гормонов, поэтому в свои двадцать лет выглядел пятнадцатилетним, на лице ни следа бороды и усов.

Сара дружески поцеловала брата.

— Ночью мне предстоит работа, — сообщил он. — Один человек хочет поужинать со мной, поэтому я скоро ухожу.

— Ты его знаешь? — настороженно спросила девушка.

— Да, — не очень весело улыбнулся Дауд, — мы уже встречались.

— Надеюсь, не садист?

— Нет, все нормально, — пробормотал юноша, высвобождаясь из объятий сестры. — Это пожилой человек, одинокий, хорошо платит. Ему больше нужны разговоры, чем все остальное.

Он взял с дивана коробочку с ампулами и зажал две штуки в кулаке.

— Дауд, — укоризненно сказала Сара, — ведь это все, что у нас осталось. Мне пришлось зарабатывать эндорфин на улице.

— Хотя бы одну, — умоляюще попросил Дауд, стряхивая пепел на пол.

— Ты же недавно взял две ампулы.

— Ладно, — уныло согласился он, но ампулу на место не положил.

Успокаивающий и обезболивающий препарат был необходим брату, и она кивнула:

— Ну хорошо, возьми.

Дауд повеселел, спрятал ампулу в карман, взял инъектор Сары, набрал на пульте дозу. Страшную дозу. Девушка подавила желание образумить брата, хотя понимала, что однажды это плохо кончится. Вмешиваться было бесполезно, и она обреченно смотрела, как под действием эндорфина у Дауда спадает нервное напряжение, рассасывается душевная боль. Он улегся на диван и прошептал:

— Спасибо, сестренка.

— Я люблю тебя, — нежно ответила она.

Дауд закрыл глаза и с легким стоном потянулся.

Сара унесла коробку с ампулами в свою комнату и бросила на кровать. На душе у нее было тяжело. Она знала, что брату недолго осталось жить, но помочь ему была не в силах.

Когда-то Сара могла защитить Дауда от житейских невзгод, теперь же он спасался от беспощадной реальности в призрачном эндорфинном мире. Отец оказался настоящим сумасшедшим, он нещадно избивал детей. И половина шрамов, полученных тогда Сарой, предназначалась Дауду: она защищала брата, как могла, заслоняя его своим телом. Побои папаши научили ее обороняться, сделали сильной и мужественной. Но настал день, когда она ушла, оставив Дауда на попечении сумасшедшего родителя. В четырнадцать лет Сара сбежала со своим первым мужчиной, пообещавшим приютить ее. Через два года она смогла наконец откупиться от первого в жизни контракта и вернулась за Даудом. Увы, к тому времени он уже был неизлечимо болен, прочно сидел на игле. Сара забрала брата в единственное убежище, которое тогда имела, — в публичный дом, где жила и работала. Дауд пошел по ее стопам, научился зарабатывать на жизнь тем же ремеслом.