Странное шоссе - Балмер Генри Кеннет (онлайн книга без .txt) 📗
— Выключай! Идет! Выключай!
Гревиль среагировал мгновенно. Он рванул рычаги, отключив энергию и мощной струей выпустив ее в атмосферу — с хрустом, от которого у всех на зубах появилась оскомина и волосы встали дыбом. Если бы плазму не выпустили…
— Он трескается! — вопль Понсфорда потонул в резком ударе перенапряженного металла.
В стенке реактора появилась дыра. Из нее вылез блоб, серый, загадочный, не изменившийся. Он плавно плыл вперед, двигаясь со своей обычной скоростью.
Ни у кого не было сил выругаться.
Блоб висел в воздухе, тихий, неразумный.
— Мы использовали все, что у нас есть, — говорил Эллис. Он казался больным. — Что мы можем еще?
— Молиться, — ответил директор и тяжело направился к выходу, ссутулившийся, опухший. Они молча смотрели ему вслед.
Что же касается блобов, то, судя по всему, людям не стоило беспокоиться, чтобы появляться на свет.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Мир испытывал естественный интерес к этой лихорадке неизвестного ужаса, охватившего Лондон и некоторые другие районы Англии. Вместе с репортерами и комментаторами, потоками вливавшимися в страну, прибывали также и ученые, решившие добавить свои знания в общий поиск какого-то ключа к загадке. Их тепло принимали и устраивали, предоставляя работу в офисах и лабораториях в основном в разрушенных зданиях, стоявших по линиям маршрутов. Они хотели быть как можно ближе. Один или двое были убиты.
Вместе с журналистами и учеными потянулись и шарлатаны. Представлены были все направления философской мысли.
Священники пытались укротить чудовищ, и их в самую последнюю минуту приходилось спасать, когда громоздкие шары продолжали катиться без малейшего признака понимания того, что происходит. Священники своими молитвами причиняли им вреда не больше, чем если бы пели популярные песни.
Попробовали и представители черной и белой магий. Одного, который сказал, что блобы — это гости со звезд, и утверждал, что может разговаривать с их разумом, и даже написал книги о других странных явлениях, не успели вовремя спасти, и соскребли уже за блобом.
Один предприимчивый торговец металлоломом догадался вывалить на пути блоба старый лом, а потом шел и скатывал его в аккуратные рулоны. Другие тоже находили блобам применение. Они превратились — почти в одночасье — в некое национальное установление. С ними жили, на них ворчали, над ними смеялись — с ними смирились.
Но в Камберлендских горах люди с уходящей надеждой схватились с явлением, приводившим их в ярость. И эта ярость лишь усиливалась, оттого, что что-то может выдержать атаку человеческого разума.
Черный блоб, покинувший Лондон и направившийся на север, после нескольких исчезновений и появлений добрался до Камберленда. Был ли это тот же самый блоб, который начал путешествие из Лондона, или это был совершенно новый после каждого следующего своего появления в пути, было неизвестно; но при том состоянии знаний о блобах это было не важно.
Когда возможные последствия этого стали очевидны, но не совсем несомненны, люди в Камберлендском учреждении почувствовали растущее возбуждение. Они ожидали этой приближающейся встречи с напряжением, задавая себе вопрос, как это заденет их, и означает ли это конец их работы. Доктор Таунсенд, выпившая больше джина, чем обычно, открыто предсказала, что это было вторжение из пятого измерения и, что когда блобы встретятся, из них выйдут люди в скафандрах с лучевыми ружьями. Другие, включая бородатого Чарльтона, имели точку зрения, что серые блобы — это самки, а черные — самцы, и что самцы двигались к противоположному полу. На это доктор Таунсенд презрительно фыркнула и сказала, что секс — это для дураков.
Гревиль после полного провала с атакой на блобов с водородной бомбой, чувствовал, что они бессмертны, непроницаемы и, несмотря их прочность, нематериальны.
Они с Понсфордом проводили много времени в спорах, но так ни к чему и не пришли.
— Почему их поверхность одинаково отрицательна? — спрашивал Гревиль. — Они все одинаково отталкивают. Плюсовой и минусовой полюса магнита отталкиваются одинаково; и тем не менее их поверхность не является нейтральной, потому что она отталкивает. Называй это отрицательным или как-то по-другому, — это всего лишь название…
— Ты имеешь ввиду, что мы имеем дело с какой-то силой, приложенной к электромагнетизму, а не с ним как таковым?
— Да. Назови эту силу Х-силой, если хочешь. Мы же знаем, что его полюса… один — это факт — лежит на периферии сферы, следовательно, второй, противоположный полюс должен быть в центре сферы.
— С этим не спорю. Возможно.
— Поэтому, может быть блобы и не единые организмы или явления, как мы предполагали. Возможно, старая крыса Таунсенд и права. Это, может быть, транспортные средства из какого-то другого измерения, приехавшие посмотреть на нас.
— Путешествуют во времени, и бегло осматривают нас по дороге. Нет, со мной это не пройдет, Том.
— Если бы мы только могли что-нибудь сделать блобу!
— Они предельно безразличны ко всему. Это единственное описание, которое к ним подходит. — Понсфорд потеребил нос. — Я рассказывал тебе, как мы пытались схватить одного прессом? Он просто все вырвал…
— А если мощное физическое воздействие, в отличие от радиации, жары и давления?
— Температура и давление применялись в реакторе в гораздо больших количествах, чем может дать любая физическая сила. У нас, правда, была стодвадцатимиллиметровая гаубица со специальными вогнутыми головками, чтобы подходили под его круглый бок. — Он покачал головой. — Кошмар! Мы выстрелили прямо в чертов блоб. Снаряд вылетел, все нормально — и все разбегались от осколков. А блоб невредим.
— Естественно.
— Вот именно — естественно.
— Так, — Гревиль рассердясь поднялся. — Давай не будем слишком уж привыкать к мысли, что на блоба ничего не действует…
— А что, что-то действует?
— Пока нет. Но в один прекрасный день мы их расколем.
— Может доживем до этого. Я начинаю сомневаться.
— Терри, когда должны встретиться эти два блоба?
— Послезавтра, если лондонский не изменит курс.
— Ты же специалист по курсам, Терри.
— Послезавтра.
Гревиль трудился с гнетущей мыслью, что он понапрасну теряет время. Все, что можно было испробовать, казалось, было испробовано с одинаковой неудачей. Он плотно ел четыре раза в день, мягко спал, сам выписывал себе жалованье — и ощущал себя обманщиком, лгуном, обманным путем забирающим этот щедрый дар. Как и у других, в нем развивалась ненависть к блобам, которая происходила из его ощущения собственного бессилия. Здесь наверняка был психиатр, только кажется никто не знал, кто это.
Про себя Гревиль думал, что им могла быть эта старая крыса, как иногда за глаза называли доктора Таунсенд.
Другие по сравнению с ней были в своем уме и по ней, как образцу, ясно видели, чего они должны избегать. Да, доктор Таунсенд, неряшливая, вся пропитая насквозь старая развалина запросто могла быть психологом.
Для великого события задействованы, казалось, были все.
Убрали одну стену ангара, чтобы дать черному блобу из Лондона свободный доступ к порхающим серым блобам Камберленда. Терри Понсфорд записывал пари. Гревиль поставил десять шиллингов на то, что черный и серые блобы просто исчезнут. Чарльтон поставил пятерку на самое непристойное. Доктор Таунсенд держала пари, что появятся маленькие зеленые чудовища. Никто больше не поставил на это — Гревиль еще раз отметил ее.
В этот день они все наблюдали, как блоб на высоте в один фут мягко катился через газон, вошел в брешь в проволоке, так тщательно выверенную Понсфордом «В самую точку, Терри. Поздравляем!» — затем над бетоном, и вдруг — резко блоб исчез.
Раздался единый стон всех наблюдавших.
Ученые измеряли точное место исчезновения при помощи быстро проявленной кинопленки, когда их отбросило мощным разрывом в воздухе, вызванным возвращением блоба. Резкий треск, сопровождавший исчезновение и появления блобов, был весьма характерен.
