Галактическая одиссея - Снегов Сергей Александрович (читать книги регистрация .TXT) 📗
А полет продолжается, старится вторая генерация, вырастает третья, самая многочисленная, почти в сто особей, они стремятся вперёд, но, не достигнув цели, тоже занимают свои места в саркофагах. Тысячелетие идёт за тысячелетием, одна генерация по-прежнему сменяет другую, постепенно количество новых астронавтов уменьшается, их становится снова два десятка, как раз то число, что требуется для надёжного обслуживания корабля, а полет не прерывается, цель не достигнута, надо спешить. Но вот их уже меньше двадцати. Эти крайние справа полки — свидетели катастрофического падения рождаемости. Недалеко уже и до последних трех, умерших на своём посту, среди непонятных нам аппаратов, и уже не было живых товарищей, чтобы перенести их тела в некрополь. А полет все продолжается, ибо неведомая цель не достигнута, ибо таинственное задание не выполнено, — продолжается ещё полтора миллиона земных лет, все продолжается, все продолжается… Куда они стремились? В чем цель их бесконечного полёта?
После осмотра некрополя мы повернули к музею. Сегодня все восхищаются творениями на стенах мёртвого корабля и каждый школьник может сдать экзамен по технике стереооттисков. Но вообразить себе наше удивление, когда мы открыли, что ярчайшие краски картин к тому, что у нас называют красками, никакого отношения не имеют, что весь цветовой спектр создан лишь разной глубиной оттиска на непонятном материале стен, а разная глубина оттиска исчисляется миллимикронами — на ощупь картины идеально гладки, а меняя освещение, мы заставляем их вспыхивать разными цветами. Впрочем, удивление перед техникой рисунка пришло позднее, в те минуты нас больше интересовало содержание картин. Все эти сценки быта и работы на странной планете, источенной пещерами — жильём и заводами восьмируких. астронавтов, — видимо, были нанесены на стены, чтобы путешественники помнили далёкую родину: появление многих генераций, родившихся на корабле и назначенных там умереть, несомненно, заранее планировалось. С некоторых картин на нас глядели живые, те, кто миллионы лет уже покоился в саркофагах, они были странны и привлекательны, над восемью гибкими сочленениями — ноги и руки одновременно — вздымалась крутая, лобастая голова, в ней светились два удивительных глаза — два огня, два приёмника света, два факела, мощные, пронзительно-умные, безысходно-печальные…
— Нет, эти глаза не только для зрения! — вырвалось у Хаяси. — Они разговаривали глазами!
— Не удивлюсь, если глаза у них — и орудие нападения, а не только зрения и беседы, — заметил Гюнтер. — К тому же — электрической природы. Как по-твоему, Арн?
Я пожал плечами. Разве можно определять по рисунку, правда искусному, какова физиология существ, о которых мы ещё день назад и не подозревали? Одна из картин показала, что такая возможность есть: изображение тесной каморки, вроде той, где лежали три истлевших трупа. В ней стояли уже знакомые нам монолитные ящики, а перед ними распластались два восьмируких существа; глаза их, обращённые на ящики, буквально пылали. Вдалеке виднелся передовой корабль. Картина менялась, когда мы проходили мимо, создавалась иллюзия, что передовой корабль сошёл с центра, а второй меняет курс, чтобы постоянно держать его в центре.
— Прицеливаются, — оценил картину Гюнтер. — Когда происходило такое событие, Пётр?
— Вероятно, два миллиона лет назад, — сказал Кренстон.
В это время Фома передал, чтобы я возвращался на «Икар». Он послал на Латону по сверхсветовому ротонному каналу сообщение о двух неизвестных галактических кораблях, база вызывала меня. Пришлось на время прервать осмотр.
На Латоне начальство било нетерпение, оно требовало подробных сводок. Попутно меня хлестнули строгим «втыком» за непростительное упущение: я, видите ли, спокойно лицезрел, как уничтожают уникальнейшее, неповторимое, необычайное и прочее создание каких-то неизвестных, уникальных, необычайных и прочее разумных цивилизаций, — понимаю ли я, что так вести себя нехорошо? Я так огрызнулся, что ротонный канал в ошеломлении отключился. Обо мне тогда говорили, что подчинённым у меня хорошо, а для начальства я тяжкий крест на плечах. Но ведь космический разведчик ведёт свободный поиск, а не заносит рейсовые километры в распланированный график! Мой старый друг, всегда улыбающийся Кнут Марек, начальник Главной Галактической базы, коварно попросил повторить ответ в выражениях, более приемлемых для переадресовки Земле. Воображаю, как он злорадно ухмылялся при этом, ведь все его указания, предписания и просьбы полным текстом ротанируются на Землю, в отличие от наших докладов, которые он бессовестно редактирует. Конечно, там узнают, что я сам смягчил свой отчёт. Но я ничего не имел против того, чтобы и Земля по мелочам не вмешивалась в моё дело, и хладнокровно добавил, что раньше чем через неделю о подробных сводках речь не пойдёт.
Картина происшествия прояснилась достаточно для предварительного отчёта, но тысячи тонких вопросов ждут ответа — так начал я спустя неделю своё сообщение базе. Описав встречу с двумя кораблями, я попросил товарищей продолжать.
Первой говорила Елена Витковская. Оба они, Елена и Пётр, астробиологи, знатоки форм галактической жизни. Она как аналитик дотошней Кренстона — немаловажное преимущество при изучении загадочных явлений жизнетворчества, зато он шире в оценках и лучше экспериментирует — тоже доброе качество для поисковика. Но если надо докладывать совместные результаты их работ, он тушуется, она же расцветает. Елена отличный оратор, а начальство — не только на Латоне, но и на далёкой Земле — её прямо-таки обожает, это древнее выражение точно описывает настроение, с каким принимаются её доклады. Причина достаточно прозаическая: всех, и меня в своё время тоже, поражало, что такая очень хрупкая, очень красивая, очень женственная особа так по-мужски жёстко развивает неопровергаемые аргументы. То, что именуется мужской логикой, ей свойственно больше всех нас, вместе взятых. Ещё в студенческие годы я узнал в курсе древней истории, что некогда компанию осуждённых вели на эшафот и единственная в той компании женщина, с презрением поглядев на своих партнёров, громко сказала: «Палач, начни с меня, я одна мужчина среди этих баб». Уверен, что в аналогичной ситуации наша Елена Прекрасная звучно, чётко, ясно попросила бы гильотинировать её первой, ибо остальные недостойны такой чести. Нет, я не ругаю Елену, я ею восхищаюсь.
Она информировала Латону, что восьмирукие астронавты — существа живые (были, конечно), углеродно-кремниевой природы, практически безбелковые, жизненные реакции у них почти нацело исчерпываются созданием в организме биологического электричества — каждая особь могла бы функционировать в качестве аккумулятора и генератора. В физиологическом цикле отсутствует пищеварение, кровообращение, дыхание и тому подобное — вероятно, этим и объясняется долголетие, почти в сто раз превосходящее наше. Уникален их мозг — при весе взрослой особи в 150—170 килограммов мозг весит 15—16 килограммов, то есть 10 процентов всей массы тела; практически астронавты — только мозг, заключённый в жёсткую оболочку, питающийся электричеством и передвигающийся при помощи восьми руконог. Совершенство мозга порождает высокую интеллектуальность, чему доказательство технический уровень корабля и найденные в нем предметы искусства. Что же до излучений погибшего корабля, то они генерировались находившимся на нем и почти начисто распылённым грузом. Характер груза по сохранившемуся пеплу надо исследовать в стационарных условиях большой лаборатории, но нет сомнений, что он очень опасен для углеродно-кремниевых организмов и, безусловно, губителен для белковых, то есть для человека, земных животных и растений.
«Отлично, Витковская, прекрасный анализ!» — прислала база ротонограмму. Можно было заранее не сомневаться, что даже скептик и ироник Кнут Марек не поскупится на похвалы.
Наши астроинженеры Гюнтер Менотти и Алексей Кастор докладывали вторыми. В конструкции обоих кораблей существенно нового они не нашли ни в принципе, ни в оформлении. Лет двести назад одно земное конструкторское бюро разработало примерно такой же корабль, но в серию его не взяли: тихоходен, в обычном пространстве не выше одной десятой скорости света при длительном разгоне, а о выходе в сверхсветовую область тогда и не мечтали, хотя уже была установлена возможность аннигилирования пространства с превращением его в «пепел сгоревшей пустоты». Монолитные ящики оказались аппаратами — командными и исполнительными. Движение шло за счёт тяги на жёстких фотонах: каждый корабль — генератор гамма— и рентгеноизлучений. Электричество, создаваемое организмами самих астронавтов, служило им для управления аппаратами фотонной тяги. В этом месте голос Гюнтера сделался торжественным: он подходил к главному своему открытию. Астронавты вели управление не руками, хотя их у каждого хватало, а глазами: не так приёмники света, как излучатели накопленной в теле энергии, глаза передавали команды аппаратам. За два столетия знакомства людей с иными звёздными народами человечество ещё не встречалось со столь удивительным органом, как эти глаза. Биологам и физикам предстоит специально исследовать, как возможна такая оптико-электрическая структура. Нашу пассивную систему, именуемую зрением, пора бы уже улучшить — и хорошо бы воспользоваться для этого новыми открытиями «Икара».
