Волшебник в мире - Сташеф (Сташефф) Кристофер Зухер (читать книги без регистрации .txt) 📗
Конечно, те церемонии, которые в подобных случаях возглавлял сам магистрат, были намного короче.
Наконец все вопросы отзвучали, и бейлиф провозгласил:
— Отныне объявляю вас мужем и женой!
Орогору приподнял фату Гильды и поцеловал ее. Толпа радостно взревела. Пусть среди горожан затесался какой-то нищий бродяга с лютней, заброшенной за спину, — что ж, одним радостным воплем стало больше, и тем счастливее должен был стать новоиспеченный брачный союз.
Оркестр грянул торжественный свадебный марш. Магистрат и его супруга повернулись к толпе горожан, помахали руками и пошли по дорожке к воротам, а оттуда — к расставленным под открытым небом столам, ломившимся от всевозможных угощений и кувшинов с вином и пивом. Всем гостям новобрачные пожимали руки, а стало быть, руки пожать им пришлось всем горожанам до единого, да еще и семействам зажиточных крестьян, обитавших в окрестностях Гринторпа.
Когда очередь дошла до бродяги, кто-то из горожан, наиболее зоркий и внимательный, наверное, заметил, что Гильда торопливо чмокнула его в щеку, а магистрат, пожимая ему руку, наклонился и прошептал ему на ухо:
— Спасибо, что пришел, Майлз! Как я рад тебя видеть!
— Я пришел, чтобы пожелать тебе счастья, Орогору, — отозвался тайный предводитель мятежников. — Что и делаю — от всего сердца!
Он крепче пожал руку Орогору и отошел в сторонку. Магистрат, глядя ему вслед, улыбнулся.
— Что случилось, муж мой? — негромко спросила Гильда и покраснела.
— Думаю, Килета теперь стала намного ближе нашему другу Майлзу, чем мы полагали, — прошептал в ответ Орогору и повернулся, чтобы пожать руку очередному гостю, а Гильда с нескрываемой теплотой проводила взглядом удаляющегося Майлза, Маленький оркестрик заиграл танцевальные мелодии. А когда музыканты выдохлись, за дело принялся волынщик. Пиршество продолжалось до заката, и никто не жалел для пришлого бродяги глотка вина или кусочка угощения, тем более что когда устал и волынщик, бродяга заиграл на лютне. А когда музыканты отдохнули и снова принялись играть, бродяга плясал с городскими девушками, а на то, что в круг вышла какая-то незнакомая женщина и тоже сплясала с бродягой, и вообще никто внимания не обратил. Похоже, это удивило только самого бродягу.
Вот так Орогору и Гильда поженились, а Майлз с Килетой танцевали на их свадьбе. Революции предстояло пройти еще долгий путь, но и той и другой парочке, похоже, предстояло приятное и радостное ожидание окончания этого пути.
Попрощавшись с последним из тех, кто жаждал пожелать молодым счастья, Орогору закрыл дверь спальни, обнял Гильду и поцеловал. А потом, отступив на шаг, он сказал:
— Помни, мы не обязаны предаваться плотским утехам, если ты не хочешь этого.
— Конечно, хочу, — сказала она. — Только потому, что ты — это ты. Но если тебе нужна и еще какая-то причина, не забудь о том, что, не имея от тебя детей, я не буду иметь права на протекцию Защитника после того, как тебя переведут на другое место службы. Хуже того — меня сочтут бесплодной и отправят на пограничные фермы. Хотя, правду говоря, я уже была готова к безбрачию — до того, как приехала в Гринторп.
Орогору смущенно проговорил:
— Но ведь мы намереваемся сломать всю эту систему и тогда сможем остаться неразлучными всю жизнь!
«Или погибнуть в борьбе за это», — подумал он, но вслух этого не сказал, Гильда радостно улыбнулась ему.
— Я знаю, — сказала она.
Орогору смотрел на нее, пока не понял, что она просто-напросто играет свою роль до конца, а когда понял, то снова улыбнулся.
А Гильда рассмеялась и проговорила:
— Ну вот, похоже, ты понял правила игры. А теперь поцелуй меня, прекрасный принц.
Орогору собирался потратить еще несколько недель на то, чтобы соблазнить ее, но у Гильды планы были гораздо более срочные.
Магистрат, с которым познакомилась Дилана, был старше, намного старше, — но и сама Дилана была далеко не девочкой. Из величественной герцогини иллюзорного мирка она превратилась в солидную, хотя и худощавую и угловатую вдову крестьянина, погибшего от рук разбойников вместе с двумя сыновьями — по крайней мере таковой историю Диланы знал магистрат.
Они сидели в его кабинете. За окнами пышно зеленел сад и радовал глаз цветами всевозможных оттенков. На фоне окна прекрасно смотрелся богатый письменный стол и деревянные панели. Казалось, бархатная обивка стульев и шторы были изготовлены из этих самых цветов. На миг Дилана задумалась о том, как это удивительно, что в каждой ратуше по всей стране комнаты обставлены одинаково до мелочей. Зачем так делалось, было понятно: это делалось для того, чтобы магистраты повсюду чувствовали себя как дома, переезжая из города в город. И все же знакомая обстановка только приглушала тоску по дому, никогда не позволяя избавиться от нее окончательно.
Магистрат просматривал ее бумаги, то кивая, то хмурясь. Дилану ожидала новая жизнь, далекая от перенесенных утрат и от воспоминаний о былых радостях. Он отложил бумаги и вздохнул.
— О да, почтенная Дилана. Добро пожаловать к нам. Уверен, тут найдется много людей, которые будут рады воспользоваться твоими познаниями в лечении травами.
Дилана прекрасно понимала, что негоже опускать ресницы и искоса поглядывать на магистрата — подобные проявления кокетства совершенно не шли женщине ее возраста. Она опустила голову и уставилась на свои руки, сложенные на коленях.
— Магистрат Проксум был очень добр, если написал такое про меня.
— Думаю, он воздал тебе по заслугам, — возразил магистрат Горлин. — Я с этим Проксумом лично не знаком, но любой магистрат знает, что хорошо, что дурно.
О ком это он, интересно, говорил? О мифическом Проксуме или о себе самом? Дилана понадеялась на лучшее и пролепетала:
— Магистрат Проксум еще совсем молодой, господин.
— А, так, значит, он еще не способен судить верно до конца? — усмехнулся Горлин. — И все же исцеленные люди — это исцеленные люди, досточтимая Дилана. Тут и двадцатилетний не ошибется.
— Мое искусство не помогло исцелить моего мужа, — грустно вздохнула Дилана. — И моих сыновей тоже.
— Но ты же не смогла поспеть к ним вовремя, — возразил магистрат, склонился и сочувственно коснулся ее руки. — Потери рано или поздно настигают всех нас, досточтимая. Мне, правда, не довелось пережить смерти супруги и детей, однако трое жен и шестеро детишек покинули мою жизнь, ушли из нее столь же неотвратимо, как если бы их забрала могила. Ты ведь знаешь, что нам, магистратам, не позволено даже писать писем бывшим женам?
— Знаю, господин, — тихонько пробормотала Дилана и сама удивилась тому, что на глаза набежали слезы.
— Быть может, есть слабое утешение в том, чтобы знать, что они живы и здоровы, но я вижу, что утешение это воистину слабое.
Говоря, она старалась вложить в слова все сострадание, на которое только была способна.
— И вправду, слабое. — Горлин вздохнул и откинулся на спинку стула. — Но мы обязаны жить, почтенная, мы должны трудиться. Слишком многие нуждаются в помощи, которую мы им можем оказать, слишком многим мы можем сделать жизнь лучше, и потому негоже нам страдать в одиночестве, предаваясь тоске по утраченному.
— Да, мы должны жить дальше. — Дилана осмелилась поднять глаза. У нее на самом деле сердце заныло от жалости к несчастному магистрату, так страдавшему из-за потери близких. Она дерзнула робко протянуть руку и коснуться его руки. — Вам ли не знать, что жизнь должна продолжаться, когда вы прошли через такое уже трижды?
— Я знаю и продолжаю жить, — сказал Горлин, мягко улыбнулся и сжал руку Диланы. — Когда я покинул мою первую супругу, я погрузился в такую тоску, что весь мир вокруг меня помрачнел. Но я предался трудам на новом месте, утешаясь одной лишь верой в то, что людям нужен магистрат.
— Конечно, нужен, — негромко проговорила Дилана, трепеща от его прикосновения, от нежности, звучавшей в его голосе. — Ведь есть люди, которых вы защитили от разбойников, есть слабые, которых вы не дали в обиду более сильным и жестоким.
