Волчья натура. Зверь в каждом из нас - Васильев Владимир Николаевич (книга бесплатный формат TXT, FB2) 📗
Конец отчета.
— Константин Семенович, — сказал министр; Золотых показалось, что начальство в замешательстве, — что вы несете? Какая невидимость?
— Сами удостоверитесь. В видеозаписи. Причем в видеозаписи нападавших кое-как видно, еле-еле, но видно. В реальности — многие из моих подчиненных сошлись во мнении, что не видно вовсе, и я разделяю мнение моих подчиненных.
Алексей Владимирович, уверяю, я в своем уме. Просто нам в очередной раз продемонстрировали высочайшие технические возможности. Если говорить образно — в очередной раз щелкнули по носу.
— Что вы намерены предпринимать дальше? — спросил министр; он явно утратил большую часть первоначального пыла и тянул теперь время.
Золотых немного подумал, прежде чем ответить.
— Во-первых, допросить двоих арестованных, тех, что остались у нас. Во-вторых, подумать, что можно сделать против боевого камуфляжа волков. В тайге думать будет некогда.
Министру, вероятно, требовалось время, чтобы осмыслить ситуацию.
— Действуйте, полковник. О результатах незамедлительно докладывайте мне в оперативный штаб.
— Слушаюсь.
Трубка пискнула и извергла тихое шипение неактивного канала.
Пару секунд было тихо; потом Коршунович полюбопытствовал:
— Что, Семеныч? Очередная пилюля?
Золотых уныло кивнул.
— Это министр внутренних дел?
— Ага.
— Понятно… — вздохнул Коршунович.
— Эй, орлы! — громко сказал Золотых своим ребятам. В прихожей и соседних комнатах тотчас стало тише. — Кто-то министру постукивает, наверное, из местных. Узнаю кто — яйца оторву, — пообещал Золотых. — И успокоюсь на заслуженной пенсии с чувством выполненного долга.
Полковник встал с дивана и пошатнулся — парализатор все еще оказывал остаточное действие на организм. Немолодой уже и порядком побитый жизнью организм. Золотых схватился за стену.
— Тьфу ты, черт! Шатает.
— Помочь вам, Константин Семенович? — сочувственно спросил из прихожей Богдан По.
— Иди ты знаешь куда? — без злобы огрызнулся Золотых. — Что я вам, маленькая девочка?
Он выпрямился, нарочито твердым шагом добрался до прихожей и выглянул. В соседней комнате на кровати сидели сразу семеро, и в который уже раз прокручивалась видеозапись волчьей атаки. Дверь номера тоже была распахнута настежь, по коридору медленно прохаживались спецназовцы с длинноствольными иглометами.
— Степа! — позвал Золотых.
Чеботарев немедленно вышел из кухни. В руках он держал малюсенькую чашечку кофе.
— Да, Константин Семеныч?
— Командуй финиш. Оцепление снять, гостиницу покинуть. Не забудьте после всего выпустить охранников…
Золотых заметил, что Чеботарев хочет вмешаться, и решил: пусть говорит прямо сейчас.
— Что там?
— Прибыл шеф местного представительства «Стены». Кажется, он жаждет крови и сатисфакции.
— Ну и отбреешь его по всей программе, — пожал плечами Золотых. — Разрешаю даже мордой в пол ткнуть при необходимости. Но — вежливо, вежливо, мы же цивилизованная страна…
— Понял, Константин Семеныч! — обрадовался Чеботарев. — Разрешите выполнять?
— Давай!
Чеботарев тут же вогнал рацию в циркулярный режим.
— Внимание, всем группам: финиш. Повторяю: финиш. Покинуть все посты и начать эвакуацию по стандартной схеме. Первая группа — со мной, сбор у лифта второго этажа. Закругляемся, хлопцы!
Оперативники и спецназовцы враз утратили неприкаянность — у них снова появилась цель, и каждый из них снова знал, что ему делать, знал до мельчайших подробностей.
— Пошли, Палыч. Сейчас номер опечатывать будут…
Коршунович поднялся со своего кресла, тяжело вздохнул и пожаловался:
— Да, Костя… Не те уже наши годы. Парализатором шандарахнули — и все тело будто наизнанку вывернулось…
— А ты чего хотел? — с неожиданным спокойствием отозвался Золотых. — Чтоб, как раньше, только насморк проходил?
Золотых покачал головой.
— Ладно, Палыч. Может, мы и старые пеньки, но весь этот молодняк все равно без нас не обойдется. Тут мозгами шевелить надо. А вспомни — ты много шевелил мозгами в двадцать лет?
Коршунович уныло развел руками.
— То-то, Палыч. То-то.
03: Область приложения
Когда массивные часы отбили половину восьмого, Арчи переоделся в пограничное и в последний раз проверил снаряжение. Собственно, снаряжения у него было — в одном кармане уместится… Нож, игломет и жукопара. Ну, часы, подаренные Ником еще. Игломет Арчи поселил в специальном кармане — на левом боку, чуть выше пояса. Нож сунул в узкий карман на лодыжке. Нижняя часть кармана пряталась под голенищем высокого шнурованного ботинка. Контейнер с жуко-парой перекочевал во внутренний карман куртки.
В прихожей Арчи добыл из-за зеркала карандаш, покрытый темным от времени лаком, и клочок бумаги из тощенькой стопочки. Бумага когда-то была школьной тетрадью, рассеченной ныне на листики размером с пачку сигарет.
«Мама, я уехал, — написал Арчи, на всякий случай изменив почерк. — Экстренный вызов. Твой Ирч».
Нечасто Арчи исчезал из дома таким образом; последние лет десять он там бывал настолько редко, что дом даже сниться перестал. Но те несколько раз, когда все же приходилось исчезать, всегда оставлял лишь короткую записку и всегда подписывался детским прозвищем. И сейчас, покидая не родительский дом в Крыму, а оставшееся без хозяев дедово гнездо, почувствовал, что изменять этой привычке ни в коем случае нельзя. Не то нарушится что-то очень хрупкое и святое, нечто такое, что ни в коем случае нельзя нарушать.
В последний раз окинул взглядом комнату — бывший дедовский кабинет. Древнюю, как сам дом, мебель. Потемневший свод, потолка и старомодный светильник, приживленный к потолку. Подслеповатое маленькое оконце — когда-то такие были традиционными и здесь, в Сибири, и еще много где в Евразии. Прежде Арчи гостил здесь только однажды, лет двадцать назад, еще ребенком, жизнерадостным толстеньким щеном. В этом кресле тогда сидел дед, и сабля на ковре над кроватью не была тогда настолько тусклой…
Усилием воли отогнав внезапно нахлынувшие воспоминания, Арчи прошел вдоль книжных полок, машинально провел пальцами по шершавым корешкам и бесшумно отворил входную дверь.
Уходить он решил задами, чтоб меньше кто видел. Выскользнув во дворик, хоронящийся под сенью старых деревьев, оглянулся. Ни матери, ни соседей во дворике не оказалось. И хорошо.
Арчи быстро миновал опасно покосившуюся поленницу, неизменные сарайчики в самой глубине двора и перемахнул через добротный, сработанный еще молодым дедом забор. Узкая щель между забором и соседской оградой вела к переулку — здесь обильно росли крапива и гигантские лопухи и кое-где — зеленые суставчатые стебли дудника.
Выйдя из щели в переулок, Арчи снова огляделся. Невдалеке на лавочке заседала местная молодежь и, похоже, что-то праздновала: как раз бряцнули стаканами. Арчи отвернулся и побрел в противоположную сторону, чтоб выйти не к улице Шадченко, а к параллельной, через квартал. И вышел.
Мимо проскочил одинокий экипаж, и вновь повисла душная летняя тишина, которую и тишиной-то назвать нельзя. Какие-то звуки присутствуют, но все где-то вдали, и какие-то однообразно-глухие, отчего постоянно кажется, будто уши плотно забиты ватой.
Тихо вминая песочек на тротуаре тупоносыми ботинками, Арчи зашагал в направлении восточной окраины, к улице Зеленой. Одинокий невооруженный пограничник вызывал только мимолетное поверхностное любопытство. Арчи провожали ленивыми взглядами, а в следующую секунду уже забывали о нем. И это Арчи очень нравилось.
До Зеленой он шагал минут пятнадцать; дойдя — свернул направо, на юг. Зеленая пересекалась с улицей Ольшанского сразу за махонькой стоянкой для экипажей. Практически пустой в это время дня.
Арчибальд Рене де Шертарини, он же агент большой четверки Шериф, появился в условленном месте за пять минут до назначенного срока. Прислонился к разлапистой угловой сосне и словно растворился на фоне серо-коричневого ствола. За забором, во дворе, кто-то играл на гармони — здорово играл, просто виртуозно. Мелодия была Арчи незнакома. Торжественная и чуточку тоскливая, невольно наталкивающая на мысли о какой-то невосполнимой утрате. Арчи замер и вслушался. Ритмом и рисунком мелодия немного напоминала давно и прочно любимый «Funerales».
