Глубинный путь - Трублаини Николай Петрович (онлайн книга без txt) 📗
— Через полчаса разбудите меня, и тогда вы будете спать.
— Хорошо, — отвечаю я, обнимаю ее левой рукой, чтобы она не упала, а правой изо всех сил щиплю себя за ухо, потому что чувствую, что вот-вот засну сам.
Она спит, и это наполняет меня радостью. Пусть выспится! Я не стану будить ее ни через полчаса, ни через час. Буду сидеть так, пока хватит сил, оборву себе уши, выдеру все волосы на голове, но не засну. Наши соседи смотрят на нас и готовятся последовать нашему примеру. До меня доносится их спор, кому раньше спать. Каждый уступает свою очередь. Побеждает машинист. Он садится на верхнюю перекладинку, техник спускает ноги в воду и кладет голову на колени машинисту. Смотрю на часы и убеждаюсь, что эти люди находятся в шахте почти тридцать часов. Да и я здесь уже около двадцати часов. А сколько еще придется пробыть на этих куриных насестах?
Я смотрю на Лиду. Усталая, измученная, как она все-таки прекрасна! Светлые локоны выбились из-под шерстяной шапочки и падают на чистый, без единой морщинки лоб. Глаза прикрыты длинными ресницами, маленькое, словно выточенное ушко чуть измазано грязью. Я чувствую прилив отеческой нежности к девушке, и в то же время завидую… трудно сказать, кому — Макаренко или Барабашу. Я так и не знаю, кого из них любит эта девушка.
Мне вспомнилась первая встреча у моря, голос девушки, вспомнились темнота на приморском бульваре и шум прибоя.
Но что такое? В туннеле начинает темнеть. Последние лампочки тускнеют, в них еще некоторое время блестят искорки и вдруг угасают совсем. Теперь нас окружают могильный мрак и тишина. Я сижу как окаменелый. Машинист тоже не говорит ни единого слова. Я его понимаю: он боится разбудить техника, как и я — Лиду. Кажется, если бы не спящая девушка рядом, я закричал бы от страха. Осторожно поднимаю ее и, как маленькую, беру на руки. Не знаю, откуда взялись у меня силы, но я крепко держу свою ношу, охваченный заботой только о ней.
Охватив ногами перекладинки лестницы, чтобы не упасть, я напряженно вглядываюсь в темноту, ожидая, не появятся ли там спасительные огоньки. Но ничего нет… Только от напряжения иногда что-то сверкнет в глазах и сразу же исчезнет.
Слышу, как машинист разбудил Гмырю, и тот едва не упал в воду. Потом Гмыря кричит мне, что придумал, как всем уснуть. Он советует привязаться к лесенке. Я негромко отвечаю ему и благодарю за совет.
Кажется, они привязали себя поясами к лесенке и уснули.
Я думаю о том, что если нам суждено погибнуть, то лучше всего встретить смерть во сне. Но сон, так одолевавший меня, исчез. Верно, мне суждено бодрствовать за всех в этой глубокой, страшной могиле.
Фосфорический циферблат часов показывает, что время тянется невероятно медленно. Чтобы чем-нибудь отвлечься, я пробую считать секунды. Пытаюсь досчитать до пятисот или до тысячи, сбиваюсь и начинаю снова, снова сбиваюсь… Потом начинаю вспоминать стихи любимых поэтов. Но ничего не могу вспомнить до конца.
Мысли скакали и все время возвращались к тому, что делается на поверхности. Где Макаренко, Кротов, Догадов, Аркадий Михайлович, Тарас? Вспомнился Томазян. Может быть, он сегодня или завтра прилетит сюда и уже не застанет своего Ватсона?..
И неожиданно мне пришла в голову одна мысль, которая объяснила, почему нас не спасли и… вероятно, не спасут. Чтобы попасть с подземного вокзала в Северную штольню, нужно пройти туннель. Высота туннеля сравнительно с высотой других подземелий значительно меньше. Там литостат этой лесенкой, на которой мы сидим, будет касаться потолка. Очевидно, туннель почти доверху заполнила вода, в нем не могут плыть ни лодки, ни плоты. Если даже допустить, что вода из подземного озера вся вышла и уровень ее в штольне больше не поднимется, то сюда никто не сумеет пробраться, пока воду не выкачают или не выпустят в море, пробив те перегородки, что еще разделяют Забайкальский и Дальневосточный секторы Глубинного пути. Значит, мы обречены на длительное пребывание в этом склепе, без еды, даже без возможности поспать. Перспектива не из приятных. И еще этот мрак…
Проснулась Лида. Она повернула голову, попробовала подняться и испуганно спросила:
— Что это?
— Выспались? — ответил я вопросом на вопрос.
— Где мы?
— До сих пор в Северной штольне.
— А почему темно?
— Что-то с электричеством… погасли лампочки.
Наконец она пришла в себя и вспомнила то, что ей, верно, казалось ужасным сном. Как хотелось, чтобы это в самом деле был только сон! Но это была жуткая действительность.
— А где машинист и техник?
— Они привязали себя поясами к лестнице и спят.
— Вы говорите правду?
В голосе ее звенела тревога.
— Правду.
— Их можно позвать?
— Можно. Вы хотите, чтобы я их разбудил?
— Нет, нет…
Она сказала это так нерешительно, что я понял: ее сомнения не исчезли.
— Уверяю вас… Можно позвать…
— Не нужно. Не будите их, — спокойнее сказала она. — Теперь поменяемся местами. Вы должны поспать. Я буду вас держать.
— Мы можем сделать так, как они: привяжем себя к лестнице. Будет спокойнее, и мы сумеем спать. Хотя сон у меня пропал.
— А вы хотели спать? Почему же вы меня не разбудили?
— Вы спали недолго. И так сладко спали. Жалко было будить.
Лида замолчала. Я хотел рассеять ее печальные мысли, но не знал, как это сделать. Мы поудобнее устроились на своих местах, и я привязал ее, а потом себя к лесенке.
— Ярослав сказал, что спускается к нам на помощь?
— Да. Он, вероятно, уже где-нибудь поблизости и делает все возможное, чтобы пробраться сюда на лодке.
— Почему же его так долго нет?
— Теперь сюда трудно пробраться. Может быть, нам придется провести здесь больше суток, пока подоспеет помощь.
Я объяснил ей, что, по-видимому, штольне больше не угрожает затопление: вода прибывать перестала. Должно быть, все верхнее озеро вытекло в туннель.
— Послушайте, — вдруг изменившимся голосом проговорила Лида, — они не придут за нами.
— Почему?
Случилось то, чего я так боялся: девушка вспомнила высоту туннеля и постигла безнадежность нашего положения. Мои выдумки не могли обмануть ее.
— Они быстро выпустят воду из туннеля, — сказал я и снова напомнил Лиде о плане прорыва перегородок между секторами.
— На это нужно много дней. Столько мы здесь не выдержим.
Она долго молчала и только минут через двадцать спросила:
— Есть ли у вас спички, бумага и карандаш?
— Есть блокнот и авторучка, но спичек нет. Зачем вам?
— Я хотела бы написать письмо. Его найдут когда-нибудь.
— Не говорите так! Этого не будет.
Должно быть, голос мой звучал не очень твердо, потому что она сказала шепотом:
— Вы сами не верите в возможность спасения. Конечно, мы будем цепляться за жизнь до последней минуты… но…
Я начал обстоятельно рассказывать ей о самых невероятных приключениях, в которых спасение человека было подобно чуду. Лида молчала, и я не мог угадать, как действуют на нее мои слова.
Немного спустя она заговорила голосом, полным грусти и нерешительности:
— Вы сильный. Может быть, вам посчастливится выжить…
— Лидия Дмитриевна!
— Не перебивайте. Вы можете называть меня просто Лидой. Так будет короче. Теперь, слушайте. То, что вы сейчас услышите, вы должны помнить только в том случае, если я погибну. Если я останусь в живых, вы забудете наш разговор. Хорошо?
Я молчал. Она поняла молчание как знак согласия и продолжала:
— Когда вы увидите Ярослава, скажите ему, что я его очень любила. Пусть он не ревнует меня к Юрке. Юрий — очень хороший и, вероятно, редко кто способен любить сильнее, чем он. Он посвятил мне всю жизнь. Иногда я верила в то, что люблю его, чаще старалась уверить себя в этом. Но никогда я не могла избавиться от мыслей о Ярославе и не переставала мечтать о нем. Он сам отказался от меня. Он говорил, что делает это ради меня, потому что верит — Юрий спасет, Юрий все сделает, чтобы вылечить меня. Может быть, он говорил это искренне… Но я чувствовала другое: больше, чем меня, он любил свои причудливые проекты, фантастические замыслы. Вот чему он подчинял свою жизнь, вот перед чем должно было отступить личное счастье. Что ж… он добился своего… — горько прошептала она.
