Хищные вещи века(сб.) - Стругацкий Аркадий Натанович (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Тут, к сожалению, дверь распахнулась, и появился врач в сопровождении двух сестер.
Врач оказался человеком решительным. Он жестом убрал меня с кушетки и отбросил портьеру, которой был накрыт Римайер. Римайер лежал совершенно голый.
— Ну конечно… — сказал врач. — Опять… — Он поднял Римайеру веки, оттянул ему нижнюю губу, пощупал пульс. — Сестра, кордеин… И вызовите горничных, пусть вылижут эту конюшню до блеска… — Он выпрямился и посмотрел на нас. — Родственники?
— Да, — сказал я. Оскар промолчал.
— Вы нашли его уже без сознания?
— Он лежал и бредил, — сказал Оскар.
— Это вы перенесли его сюда?
Оскар помедлил.
— Я только укрыл его портьерой, — сказал он. — Когда я пришел, он лежал, как сейчас. Я боялся, что он простудится.
Врач некоторое время смотрел на него, потом сказал:
— Впрочем, это безразлично. Вы можете идти. Оба. С ним останется сиделка. Вечером можете позвонить. Всего хорошего.
— А что с ним, доктор? — спросил я.
Врач пожал плечами.
— Ничего особенного. Переутомление, нервное истощение… Кроме того, он, по-видимому, слишком много курит. Завтра он станет транспортабельным, и тогда увезите его домой. У нас ему оставаться вредно. У нас слишком весело. До свидания.
Мы вышли в коридор.
— Пойдемте выпьем, — предложил я.
— Вы забыли, что я не пью, — заметил Оскар.
— Жаль. Вся эта история меня так расстроила, что хочется выпить. Римайер всегда был таким здоровяком…
— Ну, в последнее время он сильно сдал, — сказал Оскар осторожно.
— Да, я с трудом узнал его, когда вчера увидел…
— Я тоже, — сказал Оскар. Он не верил ни одному моему слову. Я ему тоже.
— Где вы остановились? — спросил я.
— Здесь же, — сказал Оскар. — Этажом ниже, восемьсот семнадцатый номер.
— Жаль, что вы не пьете. Мы бы могли посидеть у вас и хорошо поговорить.
— Да, это было бы неплохо. Но, к сожалению, я очень спешу. — Он помолчал. — Знаете что, дайте мне ваш адрес, завтра утром я вернусь и зайду к вам. Около десяти — вас устроит? Или вы позвоните мне…
— Отчего же… — сказал я и дал ему свой адрес. — Честно говоря, меня очень интересует «Девон».
— Я думаю, мы сумеем договориться, — сказал Оскар. — До завтра.
Он сбежал по лестнице. Он действительно, по-видимому, спешил. А я спустился на лифте в вестибюль и дал телеграмму Марии: «Брату очень плохо чувствую себя одиноким бодрюсь Иван». Я и в самом деле чувствовал себя одиноким. Римайер снова вышел из игры — по крайней мере на сутки. Единственный намек, который он мне дал, — это совет насчет рыбарей. Ничего определенного у меня не было. Были рыбари, которые обитают где-то в Старом Метро; был «Девон», который, возможно, каким-то боком касался моего дела, но с тем же успехом мог не иметь к нему никакого отношения; был Оскар, явно связанный с «Девоном» и с Римайером, фигура достаточно неприятная и зловещая, но, несомненно, лишь одна из множества неприятных и зловещих фигур на местных безоблачных горизонтах; был еще какой-то Буба, снабдивший «Девоном» пористый нос… В конце концов, я здесь всего сутки, подумал я. Время есть. И на Римайера, в конце концов, можно еще рассчитывать, и Пека, может быть, удастся найти… Я вдруг вспомнил вчерашнюю ночь и дал телеграмму Зигмунду: «Концерт самодеятельности двадцать восьмого подробности не знаю Иван». Потом я подозвал портье и спросил, как быстрее пройти к Старому Метро.
Глава девятая
— Приходили бы вечером, сейчас слишком рано.
— А мне хочется сейчас.
— Приспичило, значит… А вы, может, адресом ошиблись?
— Да нет, не ошибся.
— И вот именно сейчас вам и надо?
— Именно сейчас. И не позже.
Он поцокал языком и дернул себя за нижнюю губу. Он был коренастый, плотный, с круглой, гладко выбритой головой. Говорил он, едва шевеля языком, и утомленно заводил глаза под верхние веки. По-моему, он не выспался. Его приятель, сидевший за барьером в кресле, по-видимому, тоже не выспался. Но он вообще не говорил ни слова и даже не смотрел в мою сторону. Помещение было мрачное, затхлое, с отставшими от стен покоробленными панелями. С потолка свисала тусклая от пыли лампочка без абажура на грязном шнуре.
— Почему бы вам все-таки не прийти попозже? — промямлил круглоголовый. — Когда все приходят…
— Так уж мне захотелось, — скромно сказал я.
— Захотелось… — Он пошарил в столе. — У меня вот и бланка не осталось… Эль, у тебя есть бланки?
Эль молча нагнулся и вытянул откуда-то из-под барьера мятый лист бумаги. Круглоголовый сказал зевая:
— Прих одите ни свет ни заря… Народу никого нет, девчонок тоже… спят еще… Веселья никакого… — Он протянул мне бланк. — Заполните и подпишите, — сказал он. — Мы с Элем подпишемся за свидетелей. Деньги сдайте… Не беспокойтесь, у нас честно. Документы у вас есть какие-нибудь?
— Никаких.
— И то хорошо.
Я просмотрел бланк. «Настоящим я, нижеподписавшийся (пропуск), в присутствии свидетелей (большой пропуск) убедительно прошу подвергнуть меня приемным испытаниям на соискание звания члена общества ДОЦ. Подпись соискателя. Подписи свидетелей».
— Что такое ДОЦ? — спросил я.
— Это мы так зарегистрированы, — ответил круглоголовый.
Он пересчитывал деньги.
— Но ДОЦ как-то расшифровывается?
— А кто его знает… Это еще до меня было. ДОЦ и ДОЦ… Ты не знаешь, Эль? — Эль лениво помотал головой. — Ну, в самом деле, не все ли вам равно…
— Абсолютно все равно, — сказал я, вставил свое имя и подписался.
Круглоголовый посмотрел, тоже вписал свое имя и подписался, и передал бланк Элю.
— Похоже, вы иностранец, — сказал он.
— Да.
— Тогда припишите ваш домашний адрес. У вас родные есть?
— Нет.
— Тогда и не надо. Готово, Эль? Положи в папку… Ну, пойдемте?
Он поднял барьер и подвел меня к массивной квадратной двери, оставшейся, наверное, еще с тех времен, когда метро оборудовали под атомоубежище.
— Выбора-то никакого нет, — сказал он, словно оправдываясь. Он выдвинул засовы и с натугой повернул ржавую рукоять. — Пойдете прямо по коридору, — сказал он, — а там сами увидите.
Мне показалось, что Эль позади хихикнул. Я обернулся. В барьер перед Элем был встроен небольшой экран. На экране что-то двигалось, но я не разглядел что. Круглоголовый, налегая всей тяжестью на рукоять, откатил дверь. За дверью открылся пыльный проход. Несколько секунд круглоголовый прислушивался, затем повторил:
— Прямо по этому коридору.
— А что там будет? — спросил я.
— Чего хотели, то и получите… Или, может, вы раздумали?
Все это было явно не то, что надо, но, как известно, никто ничего не знает, пока сам не попробует. Я перешагнул через высокий порог, и дверь с чмоканьем закрылась за мной. Было слышно, как заскрежетали засовы.
Коридор освещали несколько уцелевших ламп. Было сыро, на бетонных стенах цвела плесень. Я постоял, прислушиваясь, но ничего не услышал, кроме редкого стука капель. Я осторожно двинулся вперед. Под ногами скрипела цементная крошка. Коридор скоро кончился, и я очутился в сводчатом бетонном тоннеле, освещенном совсем уже скверно. Когда глаза привыкли к сумраку, я разглядел рельсовый путь. Рельсы были ржавые, между ними темнели лужи неподвижной воды. Под сводом тянулись провисшие провода. Сырость прохватывала до костей, и отвратно пахло — не то падалью, не то испорченной канализацией. Нет, это было совсем не то, что нужно. Мне не хотелось терять времени даром, и я подумал, что, пожалуй, сейчас вернусь и скажу, что приду в другой раз. Но сначала я решил — просто из любопытства — пройти немного по тоннелю. Я пошел направо, на свет далеких ламп. Я перескакивал через лужи, спотыкался о прогнившие шпалы, путался в оборванных кабелях. Дойдя до первой лампы, я снова остановился.
Рельсовый путь был разобран. Шпалы валялись вдоль стен, а на пустом полотне зияли дыры, наполненные водой. Затем я увидел рельсы. Никогда мне не приходилось видеть рельсы в таком состоянии. Некоторые были скручены штопором. Одни были начищены до блеска и напоминали огромные сверла. Другие были с огромной силой вбиты в полотно и в стены тоннеля. А третьи были завязаны в узлы. У меня мороз пошел по коже, когда я увидел это. Простые узлы, узлы с бантом, узлы с двумя бантами, как шнурки на ботинках… Они были сизые от окалины.