Р26/5/пси и я (СИ) - Коуни Майкл Грейтрекс (книга регистрации txt) 📗
Бекки завораживал вид огромной зубастой пасти, беспрестанно жующей по мере продвижения машины вперед. Лишь изредка можно было заметить веер вращающихся ножей в пещерообразной глотке. В этих неуклонно приближающихся челюстях был какой-то очень реальный, ужасающий гипнотизм, и Бекки всегда оставалась по эту сторону забора, когда неподалеку проходил бронтомех. Хотя выйти ему навстречу было совершенно безопасно: при вероятности наехать на человека машина останавливалась, а пасть ее закрывалась плоским щитком.
— Агата?..
— Да, Бекки, — Агата вытирала ножи и вилки, держа в тонких высохших руках белое полотенце.
— Когда меднаблюдатель обследовал тебя наедине в твоей комнате, что он делал?
— Он спрашивал меня про разные вещи... Как ты думаешь, чайке дать мясо с жиром или без? — Она принялась ловкими движениями срезать пленку с мяса, и Бекки внезапно и беспричинно вздрогнула, когда лезвие сверкнуло в луче падающего из окна света.
— Про какие вещи?
— Ничего особенного. Как мы живем, что едим, нравится ли нам, каково состояние нашего счета в Государственном Банке...
— Ты сказала ему? — Бекки почему-то почувствовала тревогу. — Ты сказала ему, сколько у нас денег?
— Конечно. Я думаю, он и так имеет доступ к записям. Они все имеют. Он просто хотел удостовериться, что нам нет необходимости красть урожай с полей. А может, думал, что нам нужно Государственное Пособие.
— И больше он ничего не спрашивал?
— Ничего. Это заняло немного времени.
Какое-то смутное подозрение посетило Бекки...
— Агата, это заняло больше сорока пяти минут.
— Что-то ты долго, — сказала Агата с обидой. — Я думала, ты поможешь мне с овощами.
— Извини...
Было двенадцать, и картофель уже закипел на плите.
— Ты провела в своей комнате почти два часа.
— Неужели? Я прибиралась, и только.
— Ты, наверно, опять надевала то платье. — Пальцы Агаты дрожали, когда она резала хлеб, и Бекки внимательно наблюдала, как блестящий нож вспыхивает при каждом движении. — Ей-богу, мне надо его сжечь.
Молчание Бекки подтвердило ее вину. Она действительно надевала то самое платье...
В двадцать лет она вышла замуж за Тома, а Агата была ее подружкой на свадьбе, и гости постоянно шутили, что Том при определенных обстоятельствах может их перепутать. Они все время спрашивали его: «А как ты узнаешь, что это действительно Бекки, в такой-то ситуации?» Тому это нравилось, и он отвечал: «Разве вы не знаете, что Бекки моложе на двадцать шесть минут? А мне всегда нравились девушки помоложе». На свадьбу она надела модное короткое белое платье, а Агата сшила себе серо-голубое. С тех пор она никогда не видела платье Агаты, зато свое собственное она так и хранила в коробке, в которой оно было куплено. И изредка надевала его, как сегодня утром... Однажды Агата застала ее в этом наряде и очень сурово ей выговорила. Она сказала тогда, что Бекки выглядит смешно и неприлично, как баран, переодетый ягненком... Агата никогда не была замужем, а Том через десять лет после свадьбы погиб в аварии на монорельсовой дороге Бекенхем Гордж, и после этого сестры съехались и стали жить вместе.
Агата попробовала мясную подливку. Она хорошо готовила, и собственные кулинарные успехи всегда доставляли ей удовольствие.
Сев за стол друг напротив друга, они поставили коробку с Эсмеральдой на третье кресло. Бекки кормила ее маленькими кусочками мяса, которые чайка осторожно брала прямо из рук.
— Во вторник наш день рождения, — заметила Агата.
— Эсмеральда выглядит сегодня значительно лучше, ты заметила? Я думаю... — Бекки на мгновение задумалась. — Я думаю, скоро можно будет ее выпустить. Вынесем во двор и посмотрим, сможет ли она взлететь. Нехорошо держать ее взаперти теперь, когда ей стало лучше.
— Я испеку пирог с кремом, — продолжала Агата, занятая своими мыслями, — и мы поставим шестьдесят пять свечей. Или сто тридцать.
Эта фраза привлекла внимание Бекки.
— У нас нет столько маленьких свечей, а покупать их в вертолавке слишком дорого, — возразила она. — Может быть, мы обойдемся двумя, по одной на каждую? Я кажусь себе очень старой, когда думаю обо всех этих свечах.
— Нам вдвоем сто тридцать лет, — произнесла Агата поучающе. — Ты задумывалась об этом когда-нибудь, Бекки? Это очень много.
— Но это ничего не значит, — не согласилась Бекки.
— Ты что-то говорила про чайку?..
— Я хотела сказать, вдруг она улетит, когда мы ее выпустим? Я имею в виду — сразу.
— Ну и хорошо. Разве нет?
— Я не думаю, что мы когда-нибудь ее увидим. — Бекки взглянула на чайку. Та вела себя неспокойно, то и дело расправляла крылья, чистила перья.
— Ты уделяешь ей слишком много внимания, — сказала Агата. — Это всего лишь птица. Я думаю, ты напрасно дала ей имя. И вообще, почему Эсмеральда? Ты даже не знаешь, самка это или самец.
— Она просто... Просто похожа на Эсмеральду, — беспомощно произнесла Бекки. — И хоть какая-то компания нам, ты не согласна?
— Посмотрим, что будет, когда мы ее выпустим, — загадочно ответила Агата.
— Почему от птицы обязательно должна быть какая-то польза? — сказала Бекки. — От нас тоже никому никакой пользы.
— Ты опять думаешь об этом меднаблюдателе... Он просто приходит позаботиться о нас, так же как ты заботишься о чайке. Может быть, полезность здесь ни при чем...
— Бронтомех убивает все, что движется. Кроме людей, — огорченно произнесла Бекки.
— Потому что вредители не приносят пользы.
Бекки обвела взглядом маленькую комнату с древней мебелью. Из лопнувшего дивана вылезала набивка, ковер протерся настолько, что местами были видны нити основы. По всему потолку, словно мозаичное панно, разбегались трещины, а в воздухе стоял тяжелый нефтяной запах.
— Бронтомехи программируются людьми, — сказала она. — Что же, у людей монополия на полезность?
Двумя днями позже Бекки с Агатой вместе подошли к колодцу и заглянули вниз. Вода стояла высоко, и вся поверхность переливалась радужными цветами.
— Это нефть, — сказала Агата. — Нефть как-то просачивается. Впрочем, едва ли можно ожидать, что колодец будет хорошим так близко от моря. И берег здесь слишком пологий. Нам придется соорудить водосток с крыши и пить дождевую воду.
— Но на это потребуются деньги, — возразила Бекки. — И время тоже. Где мы будем брать воду до тех пор?
— Будем пить эту. Как и всегда. Просто нужно будет сливать верхний слой, где нефть.
— Мне всегда казалось, что у нас солоноватая вода. Наверно, из моря все время что-то просачивалось. — Бекки взглянула на сестру с тревогой. Говорят, от морской воды люди сходят с ума. И потом в ней еще разные вещи: растворители, яды и все остальное, что сливают в море из городов. — Она выпрямилась, в ее лице появилась целеустремленность, в голосе твердость. Надо вызвать меднаблюдателя. Я должна убедиться, что эту воду можно пить.
Она двинулась к дому, Агата последовала за ней.
— Мы можем попросить, чтобы нам отвели трубу с Государственного участка. Там под землей всюду ирригационные трубы, — произнесла Агата, махнув рукой в сторону изгороди, за которой шумно работал бронтомех. Помнишь, много лет назад мы видели, как их закладывали?
— Это дренажные трубы, — неожиданно резко ответила Бекки. — Рабочий говорил, что они дренажные.
— Ну хорошо, только давай не будем торопиться. — Идея позвонить меднаблюдателю почему-то встревожила Агату. — Давай все обдумаем.
Когда они вошли в дом, Эсмеральда закричала, приветствуя их.
— Давай попробуем выпустить Эсмеральду во двор. — В первый раз Агата назвала чайку по имени.
Бекки резко остановилась, увидев на столе рядом с коробкой нож, и в голове ее замелькали разрозненные непрошенные мысли. Почему-то ей казалось очень важным скорее унести Эсмеральду подальше от ножа, блестящего, острого кухонного ножа... Бесполезную птицу Эсмеральду...
Она схватила коробку, и Агата, решив, что ей удалось убедить Бекки, последовала за ней на улицу. Бекки поставила коробку на камни. Несколько кур, ожидая, что их будут сейчас кормить, подбежали ближе, но Бекки отогнала их и осторожно наклонила коробку, чтобы Эсмеральда могла выбраться.
