Тарзанариум Архимеда - Кацай Алексей Афанасьевич (электронная книга TXT) 📗
— Ну, не совсем спокойно, но и волноваться раньше времени я совершенно не намерен. Давайте сделаем так, Клод… Пусть пока ваша тройка рассыплется. Вы тоже где-нибудь притаитесь. Мы же возьмем тайник и посмотрим, какая будет реакция. Если все спокойно, то значит, что у меня довольно буйная фантазия. Если нет… Придется вам своих людей, ох, как перепроверить! Фантазии, ставшие реальностью, страшная сила, мой дорогой друг, для реальности, не проникшейся последствиями фантастики.
— Дуче и фюрера с его СД да гестапо даже в страшном сне не нафантазируешь, — угрюмо бросил Клод. — А тайник могли и кагуляры [8] соорудить… — Он помолчал. — Однако я начинаю переживать за вашу группу.
— Ничего с нами не случиться, — беспечно ответил Ардальон. — Есть у нас в Марселе некоторые способы противодействия, которые и не снились ни германским, ни итальянским воякам.
— Хорошо бы ознакомиться.
— Всему свое время, Клод. А пока давайте прощаться. Ситуация мне ясна и мы попробуем оставить бошей и макаронников с носом. С очень большим и длинным носом.
Рука авиньонского маки была крепка и мозолиста. Надежна. Настоящая рабочая рука.
По дороге на вокзал Шарль попытался набросать план последующих действий. В том, что он сможет забрать оружие, сомнений у него не было. Такотан, надежно законсервированный в окрестностях Марселя, не подведет. Конечно, в условиях войны и всеобщей подозрительности, использовать аппарат, настроенный на нервную систему Ардальона — полная авантюра. Эммануил никогда бы не согласился на это.
Но дружище Эм далеко, в Карлсбадских пещерах Нью-Мексико, спокойно сооружает новую модель тантора. А он, Шарль Ардальон, больше не может спокойно наблюдать за тем, что творится в Европе. В сентябре тридцать девятого он вообще хотел поднять старый тантор и разнести в щепки если не весь Берлин, то резиденцию психически ненормального фюрера обязательно. Пьер вспомнил скандал, который закатил ему тогда Эм, и поежился.
Ведь он согласился с правотой Эма («А Москву ты не хочешь с грязью смешать?»..) только уже здесь, во Франции, после взятия немцами Парижа и после того, как советские войска в свою очередь ринулись на прибалтийские страны. До этого он верил в СССР если не полностью, то… А тогда, во время их спора, Эммануила поддержала и мать («Даже в самой справедливой войне машина государства работает только на себя!»). Еще через несколько дней ее не стало. Раны, полученные во время памятного нападения на центр в Аламогордо, таки доконали самого близкого Шарлю человека. Близкого, конечно, за исключением Мэри.
Как она плакала на похоронах! А сам Ардальон поклялся, что их будущий ребенок родится только во Франции. Эм отговаривать их не стал. Но и не дал согласия на использование тантора. Впрочем, Шарль и не просил. Ардальоны отбыли в Европу обычным путем, на пароходе. А под его днищем за ними незримо следовал такотан Шарля. Связь с роботом с помощью биополя осуществлялась всего на расстоянии до тридцати километров, но этого хватало, чтобы, до поры до времени, надежно прятать его невдалеке от себя на французской территории.
Все это было еще до нападения бошей, до взятия линии Мажино и Компьенского перемирия. А когда англичане уничтожили в алжирском порту Оран почти весь французский флот, Шарля понесло. Неожиданно даже для себя самого связавшись с парижским Сопротивлением, он хотел сразу же отправить Мэри с Джоном в Штаты, но жена наотрез отказалась делать это.
Пришлось перевести их с сыном на другой конец города и стать для окружающих холостяком. Ничего… Закончит вот это, впервые серьезное, дело и все-таки отправит их в Америку. Если нужно будет, свяжется с Эммануилом, вызовет тантор, насильно засунет в него свое небольшое семейство и… Тут становится опасно. Очень опасно. И Шарль Ардальон, он же Пьер Арданьян, незаметно огляделся по сторонам.
Старинный Авиньон готовился к Рождеству, был по предпраздничному хлопотливо-расслабленным и никакой войны в нем не ощущалось. Что ж, война — это мятежное состояние души. Большинство французских душ было пока безмятежно. По крайней мере, внешне. Хотя, вон в том шатене, с беретом, натянутым на самые уши, явно ощущается какое-то смятение. Ишь, как напряженно замер у витрины небольшого магазинчика!
Пьер прошел через старинные городские ворота, мимо многовековых оборонительных стен старого Авиньона, и оказался на станционной площади. Шатен шел за ним.
Сделав пару небольших кругов и купив свежую газету, Арданьян снова оглянулся, сбивая с плеча невидимую пылинку. Синий берет маячил невдалеке. Та-а-ак… Кажется, началось. Нет, недаром он насторожился, ознакомившись с тайником, найденным людьми Клода в предгорьях Альп. Такое количество оружия, да без охраны! Явный перебор. На немцев непохоже. Они умнее. Скорее, итальянцы.
Однако теперь у него самого охрана, судя по всему, есть. И очень, наверное, надежная. Что ж, проверим-ка мы ее на эту самую надежность.
Подойдя к окошку кассы, Арданьян внезапно закашлялся. Поэтому ему пришлось несколько раз и довольно громко повторить название станции, до которой ему нужен был билет. Да, мадмуазель, совершенно верно. Монпелье. Конечно, конечно… Очень приятно встречать Рождество в винной столице Франции.
Про то, что Монпелье находится в направлении несколько противоположном Марселю, Пьер благоразумно умолчал. И поскольку до отправления поезда оставалось еще несколько часов, то по аллее старых платанов, помнящих, наверное, еще Людовика XVI, повернул назад в Авиньон. Прогуляться, так сказать. Марсельский состав, кстати, отправлялся на пятнадцать минут раньше и билет на него уже давно лежал в куртке Арданьяна.
Прогуливались они основательно. Не спеша побродили по старому городу, полюбовались прекрасным пейзажем с видом на Рону из небольшого садика у замковой церкви, постояли возле фонтана на территории Папских Палат, бросили в него монетку и снова пошли наматывать круги по пространству, напоминающему окаменевшую историю. Синий берет то исчезал, то снова появлялся, но всегда был невдалеке. Завидное постоянство.
Свернув на улицу Красильщиков Тканей, Пьер нырнул в маленькое кафе и, заказав рюмочку смородинового ликера с чашечкой кофе, уставился на узкий, всего метра полтора в ширину, канальчик, видимый из окна. Начинало смеркаться, но на лавочке возле него замер берет, развернувший огромную простынь газеты. Грамотный, чтоб тебя!..
Около дома без окон вращалось большое, во всю ширину канальчика, железное колесо. Сначала Пьер подумал, что это — нечто вроде водяной мельницы. Но потом понял, что колесо просто перемешивает воду, чтобы она не застаивалась в каменных, времен если не древних греков, то древних римлян — точно, берегах. А само инженерное сооружение, наверное, сохранилось еще с тех пор, когда работники, давшие название этой тенистой улочке, полоскали в канальчике свои свежевыкрашенные ткани.
Оно, конечно, не мешало бы и самому перекраситься. Поменять, так сказать, масть. Но условия явно не соответствовали этому длительному процессу. Арданьян еще раз задумчиво взглянул в окно и отодвинул наполовину выпитую чашку.
— Мсье, — обратился он к гарсону, протирающему стаканы за стойкой бара, — не подскажете, где находится туалетная комната в этом богоугодном заведении?
Материализованная древность Авиньона явно благоприятствовала изысканным оборотам речи. Но такое влияние, как выяснилось, она оказывала только на заезжих владельцев лодочных причалов, одним из которых значился по документам мсье Ардальон. На туземных работников ресторанного бизнеса она никакого влияния не оказывала, поскольку гарсон задумчиво приподнял чистейший стакан, еще раз проверяя его на свет, и не очень благожелательно ответил:
— Вон в том коридорчике, налево.
И кивнул головой на узенькие двери в левой части здания. Счет за пользование сантехникой, как понял Пьер, будет им включен в общий. Синий берет за окном был углублен в чтение газеты. В туалете никакого окна вообще не было, если не считать небольшой форточки, расположенной под самым потолком. В нее не пролез бы и ребенок.
