Забытые имена (сборник) - Джайлс Гордон (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
— Так где же, где же вы, люди? — закричал он. — Где вы пропадаете? Где вы все живете? Только в этой паршивой книге?
Снова он перелистал ее страницы. Демисен. Фарверы. Грэннигэны. И так далее — до человека по фамилии Зателли, который жил на Северной Передней улице и чье имя начиналось с буквы А…
Молодой человек выронил книгу. Она закачалась на своей цепи. Медленно-медленно он поднял голову и уставился на пустую улицу.
— Послушайте-ка, парни, — мягко сказал он. — А кто же присматривает за магазинами? — Стеклянные витрины молча глядели на него. — Кто присматривает за всеми этими магазинами?..
Он медленно повернулся, положил ладонь на ручку и толкнул дверь. Дверь не подалась. Он снова толкнул. Дверь даже не дрогнула. У него возникло чувство, что все, что происходит с ним, — это какой-то розыгрыш. Очень большой, сложный и ужасно несмешной розыгрыш. Он толкнул дверь еще сильнее, навалился на нее плечом, но она по-прежнему не сдвинулась ни на миллиметр.
— Ну ладно! — закричал он. — Ладно! Это очень смешная шутка. Очень смешная! Я обожаю ваш городишко. Я обожаю чувство юмора! Но теперь это уже больше не смешно! Понимаете? Теперь это грязно! Какой это умник запер меня здесь?!
Он принялся пинать, толкать, выдавливать дверь, пока ручейки пота не побежали по его лицу. Он закрыл глаза и на минутку прислонился к стеклу передохнуть и вдруг, взглянув вниз, увидел, что дверные петли торчат в его сторону. Он тихонько потянул ручку, и дверь тотчас распахнулась — немного погнутая, но она распахнулась! Он толкал ее, вместо того чтобы потянуть на себя! Потянуть — и все. Он почувствовал, что ему следует либо засмеяться, либо извиниться перед чем-то или кем-то, но, само собой, извиняться здесь было не перед кем…
Он ступил в ослепительный солнечный свет и пошел через парк к зданию, перед которым висел большой стеклянный шар с надписью: «Полиция». Он шел к зданию и улыбался. Держи курс на закон и порядок, подумал он. Больше даже, чем просто закон и порядок — здравомыслие! Может быть, здесь-то как раз он его и найдет. Если ребенку случится потеряться, мать всегда объяснит ему потом, что нужно подойти к доброму полисмену и назвать свое имя. Что ж, теперь он и есть ребенок, потерявшийся ребенок, и в мире не осталось больше никого, к кому он может обратиться. А что касается имени, то… кому-то придется сообщить это имя ему самому.
В участке было сумрачно и прохладно, большая комната делилась пополам барьером, за которым стоял стол сержанта, стул, а у дальней стены — место радиста с микрофоном и ультракоротковолновым приемопередатчиком. Решетчатая дверь направо вела в блок камер. Через калиточку в середине барьера он прошел на другую половину к микрофону, взял его в руки, осмотрел, затем ни с того ни с сего, словно это требовалось от него — тоже принять участие во всем этом розыгрыше, сказал официальным «полицейским» голосом:
— Вызываю все патрульные автомобили! Вызываю все патрульные автомобили! Неизвестный шатается вокруг участка! Чрезвычайно подозрительный парень. Возможно, хочет…
Голос его дрогнул: над столом сержанта к потолку лениво подымалась струйка дыма. Он медленно положил микрофон и подошел к столу. Большая, на четверть уже выкуренная сигара лежала в пепельнице и дымила. Он поднял ее, затем положил на место, испытывая напряжение, страх, ощущение, что кто-то постоянно подглядывает и подслушивает. Он даже резко обернулся, точно хотел застать кого-то за этим занятием. Комната была пуста.
Он отворил решетчатую дверь — она громко заскрипела и вошел в блок камер. Камер было восемь, по четыре с каждой стороны, и все они были пусты. Через решетку последней камеры с правой стороны виднелся умывальник. Из крана бежала вода. Горячая вода — он видел пар. На полочке над раковиной лежала бритва, вся в каплях воды, и кисточка для бритья, полная пены. Он на секунду прикрыл глаза, потому что это уже было слишком. Это уже было такое…
Покажите мне домовых, подумал он, или привидения, или каких-нибудь чудовищ. Покажите мне мертвецов, вышагивающих, как на параде. Пусть резкие и дикие звуки похоронного рожка раздвинут эту мертвенную тишину утра, я не боюсь ничего, только перестаньте пугать меня преувеличенной естественностью вещей! Не подсовывайте мне сигарных окурков в пепельницах и воду, льющуюся из крана, и покрытые пеной кисточки для бритья! Они-то как раз способны потрясти человека больше, чем появление призрака…
Он медленно вошел в камеру, приблизился к раковине умывальника, протянул дрожащую руку и дотронулся до пены на кисточке. Пена была настоящая. Теплая на ощупь. Она пахла мылом. Вода потихоньку лилась в раковину. На бритве была надпись: «Жиллет», и ему вспомнилась почему-то серия передач «Вокруг света» по телевидению и футболисты нью-йоркской команды «Гиганты», выигрывающие четыре — ноль у «Кливлендских Индейцев». Но боже мой, это было, должно быть, лет десять назад! А может быть, в прошлом году? Или, возможно, этого вообще еще не было? Потому что теперь у него не стало никакой базы для отсчета, никакой отправной точки, ни даты, ни времени, ни места, на которые он мог бы опереться…
Он не услышал скрипа двери в камеру, которая медленно закрывалась за ним, до тех пор, пока не увидел на стене ее черную тень, приближающуюся сантиметр за сантиметром, медленно и неотвратимо. У него вырвалось рыдание, и он стремглав бросился к двери, успев протиснуться в остававшуюся щель, прежде чем дверь затворилась. Какую-то секунду он постоял, прислонившись к ней, переводя дыхание, затем, пятясь, отошел и оперся о решетку противоположной камеры, пристально глядя через неширокий коридор на закрытую и запертую на замок дверь, словно это было какое-то смертоносное животное.
Что-то толкнуло его, что надо бежать. Бежать. Бежать, не жалея ног! Наружу! Быстро! Подальше отсюда! Словно кто-то нашептывал ему команду. Это слабеющий в неравной схватке мозг отдавал свой приказ сражаться сражаться до последнего патрона! Мозг изнемогал от кошмара, от гнетущего его страха. Инстинкты молили о безопасности и спасении. Быстро, быстро отсюда! Беги! Беги! Беги!
Он уже был снаружи, на солнце, мчался через улицу, споткнулся о кромку тротуара, исцарапался о живую изгородь, когда врезался в нее. Перебравшись через кусты, он кинулся дальше, в парк, и все бежал, бежал, бежал… Перед ним выросло школьное здание со скульптурой перед фронтоном. Инерция движения вынесла его на ступени постамента, и только здесь он пришел в себя, обнимая металлическую ногу какого-то застывшего в героической позе мужа науки, погибшего в 1911 году: бронзовый, он возвышался темным силуэтом на фоне яркого синего неба…
Молодой человек заплакал. Он одним взглядом вобрал в себя все эти магазины, кинотеатр, наконец, статую и всю эту неимоверную тишину и закричал сквозь слезы:
— Люди, где же вы? Пожалуйста, богом вас молю, скажите мне… люди, где вы?..
Было уже за полдень. Он сидел на кромке тротуара и смотрел на свою тень и на другие тени вокруг. Маркиза над витриной лавки, стойка с надписью: «Остановка автобуса», фонарный столб — все превращалось под солнцем в плоские бесформенные пятна, перечеркивающие тротуар. Он тяжело поднялся на ноги, бегло взглянул на стойку автобусной остановки и стал смотреть вдоль улицы, словно надеясь в глубине сердца и не веря самому себе, что вот сейчас подойдет огромный красный автобус, откроются его двери и толпа людей сразу заполнит пустынные тротуары. Люди. Вот кого ему хотелось увидеть. Людей, таких же, как он сам…
Тишина росла и росла весь день. Она превратилась в сущность, в бытие, давила на него, стала настойчивой, горячей, похожей на душный комок шерсти, вызывающей зуд субстанцией, окружающей его со всех сторон, укрывшей его, и он потел, задыхался и корчился под этим пологом, мечтая только об одном — как бы сбросить его с себя и выбраться наружу.
Он медленно двинулся вдоль главной улицы — в четырнадцатый или даже в пятнадцатый раз с утра. Он шагал мимо знакомых уже лавочек, заглядывая в знакомые двери, но все оставалось по-прежнему. Прилавки, товары — все пустынное, мертвое. В четвертый раз после полудня он завернул в банк и, тоже в четвертый раз, прошел в клетушки кассиров, пригоршнями расшвыривая деньги. В одно из таких посещений он прикурил сигарету от стодолларовой бумажки и хохотал, как сумасшедший, глядя на огонек, съедающий банкноту, пока, внезапно бросив ее, полусгоревшую, на пол, не почувствовал, что у него больше нет сил смеяться. Ну хорошо, такие времена настали, что парень может себе позволить спалить сто долларов на прикурку, — и что из этого?..
