Академия. Вторая трилогия - Бир Грег (книги полностью .TXT) 📗
Вольтер сжал кулаки, вскинул руки над головой и заговорил на удивление мощным низким басом:
— Человек, как и сама природа, одновременно и свободен, и предопределен — о чем нам многие века твердили проповедники всевозможных религий, хотя, конечно же, они выражали эту истину гораздо менее точными и понятными словами, чем мы с вами. Именно в этих неточностях и кроется главная причина непонимания и разногласий между наукой и религией. Я очень долго находился в плену заблуждений, — заключил Вольтер. —
И потому решил воспользоваться этой возможностью, чтобы принести извинения за искажение истины — поскольку все, что я когда-либо ранее говорил или писал, было направлено против одного — ошибок Веры. Но не против интуитивного понимания истины! Однако я жил в такую эпоху, когда ошибки Веры были распространены повсеместно, а Разуму приходилось бороться за право быть услышанным. Теперь же оказалось, что истинным считается совершенно противоположное. Разум насмехается над Верой. Разум кричит во все горло, когда Вера лишь тихо шепчет. И на примере трагической судьбы величайшей и наиболее преданной Вере французской национальной героини мы видим, — Вольтер взмахнул рукой — великолепный, широкий жест в адрес Жанны. — Вера без Разума слепа! Однако, принимая во внимание, насколько поверхностной и суетной была вся моя жизнь и все, что я когда-либо написал, должен заявить: Разум без Веры ущербен, неполноценен!
Те, кто освистал его в начале выступления, теперь молчали, застыв с раскрытыми от удивления ртами. Но вот на их лицах появились улыбки, люди радостно загалдели, послышались одобрительные возгласы, аплодисменты… А та половина зала, которая аплодировала Вольтеру в начале выступления, теперь дружно принялась бранить его и освистывать. Вольтер украдкой посмотрел на Жанну.
Глава 20
Далеко внизу, посреди разбушевавшейся толпы слушателей, Ним повернулся к Марку и спросил:
— Что это он мелет?!
Марк был бледен, как полотно.
— Будь я проклят, если хоть что-то понимаю…
— Ты уже проклят, — подбодрил его Ним. — По крайней мере, на словах.
— Нельзя насмехаться над божественным! — выкрикнул Бокер. — Превыше всего — Вера!
Вольтер уступил место на подиуме своей сопернице — к вящей радости изумленных Хранителей. Их возбужденные вопли могли сравниться только с криками возмущения ужасно разочарованных Скептиков.
Марк вспомнил, что он говорил своим заказчикам во время встречи, и тихо пробормотал себе под нос:
— Вольтер, лишенный своей извечной озлобленности на власть имущих, — уже не настоящий Вольтер, — Марк повернулся к Бокеру и сказал:
— Бог мой! Вы, пожалуй, были правы…
— Нет уж, Бог — МОЙ! — фыркнул господин Бокер. — А Он никогда не ошибается!
С высоты своего нового роста Дева обозревала огромную массу народу, собравшуюся в этом преддверии ада. Какие странные маленькие вместилища для душ — эти люди, которые волнуются внизу, словно колосья пшеницы в поле под порывами яростного ветра.
— Мсье совершенно прав! — Голос Жанны прогремел на весь амфитеатр. — Нет ничего более очевидного в природе, чем то, что и природа, и человек действительно наделены душой!
Убежденные Скептики оглушительно завопили, заулюлюкали. Верные Хранители разразились одобрительными криками, дружно зааплодировали. Прочие — те, в ком вера в то, что природа наделена душой, соединялась с языческим неверием в Творца, — нахмурились, заподозрив какой-то подвох.
— Любой из тех, кто видел прекрасную природу вокруг моего родного села Домреми, или великолепный мраморный собор в Руане, может клятвенно засвидетельствовать, что Природа, сотворенная божественной силой, и человек, который способен создавать прекрасные творения — в том числе и такие, как это место, сотворенное колдовством, — оба наделены выраженным сознанием, то есть — душой!
Жанна протянула свою тонкую руку к Вольтеру, пока люди внизу старались успокоиться, и подумала: «Может быть, их нынешние размеры выдают истинную мелочность и легковесность их душ?»
— Однако мой великолепный друг, который доказал, что душа существует, обошел своим вниманием вот что: каким образом существование души соотносится с очень важным для всех нас вопросом — наделены ли душой создания с искусственным интеллектом, такие, как он или я?
Слушатели разошлись вовсю — они орали, вопили, свистели, хлопали в ладоши, топали ногами, улюлюкали, ревели. Некие предметы, назначения которых Жанна не знала, стали летать в воздухе над толпой. Показались полицейские и принялись утихомиривать толпу. Некоторым особо разбушевавшимся, вероятно, крепко досталось: от ударов полицейских дубинок у них начинались судороги, встречались и другие проявления божьей кары. Полицейские быстренько выводили таких из зала.
— Человеческая душа — божественна! — выкрикнула Жанна. В ответ — выкрики одобрения и не менее истовые возгласы отрицания.
— Душа бессмертна!
В зале стоял такой галдеж, что люди прикрывали уши руками, чтобы не оглохнуть от шума, который они же сами и производили своими беспорядочными криками.
— И — неповторима, — прошептал Вольтер. — По крайней мере, моя. И твоя.
— Душа — неповторима! — воскликнула Жанна. Глаза ее сияли. Вольтер подошел и стал рядом с ней.
— Я полностью с этим согласен!
Собрание кипело и бурлило, словно котел с водой на печи.
Жанна воспринимала все совершенно спокойно. Она, казалось, вообще не обращала внимания на неистовствующие массы народа там, внизу, у своих ног.
Жанна поклонилась и поздравила Вольтера, очень тепло и нежно, немного смущаясь. И уступила ему место на подиуме. Вольтер страстно желал произнести заключительную речь.
Он заговорил о Ньютоне, которого очень высоко ценил и уважал.
— Нет, нет! — прервала его Жанна. — Формулы — это вовсе не то, что ты говоришь!
— Неужто так необходимо было перебить меня перед самой обширной аудиторией, какую я только встречал? — прошептал Вольтер. — Давай не будем затевать пустые ссоры из-за алгебры, особенно при том, что нам предстоит… рассчитывать, — Вольтер многозначительно прищурился.
С обиженной гримасой он ушел с подиума, уступив место Жанне.
— Вычислять, а не рассчитывать, — поправила его Жанна, но так тихо, что услышать ее мог только он один. — Это далеко не одно и то же.
И, к своему собственному изумлению, под вопли все более разъярявшейся толпы, Жанна связно и доступно объяснила философию искусственно созданной компьютерной личности — с таким же воодушевлением и пылом, какого не испытывала со времени священного боя под Орлеаном. Перед этим многомиллионным морем устремленных на нее широко раскрытых глаз Жанна остро чувствовала, как необходимо ей это время и это место, чтобы вдохновить и убедить этих людей.
— Невероятно! — прищелкнул языком Вольтер. — Непостижимо! И как случилось, что у тебя открылся математический талант?
— Силы небесные вложили в меня этот дар, — ответила Жанна.
Толпа внизу ярилась, глотки хрипли от постоянного крика.
Дева не обращала внимания на крики толпы. Она приметила среди слушателей фигурку, поразительно напоминающую очертаниями Официанта. Но, несмотря на свой нынешний гигантский рост, Жанна вряд ли смогла бы как следует рассмотреть и узнать его на таком расстоянии. Однако Жанне показалось, что маленький механический слуга смотрит на нее с таким выражением, как она сама смотрела на епископа Кошона, самого жестокого и неумолимого из обвинителей-инквизиторов. В голове у Жанны промелькнула мысль, холодная и равнодушная: добрый епископ, верно, был осчастливлен божественным благословением и христианским милосердным состраданием — потому что Жанна не могла припомнить никакого зла, постигшего ее из-за того суда…
Она снова стала всматриваться в бушующее море лиц, взгляд ее наткнулся на стоявшего в отдалении… человека. Однако Жанна сразу почувствовала, что на самом деле это — не вполне человек. Он выглядел, как человек, но чувствительные программы Жанны отмечали различия.
