Путь в пантеон - Еловенко Вадим Сергеевич (книги без регистрации полные версии txt) 📗
К ночи в Левобережных Воротах начался ад.
Не буду его подробно описывать… То, что творилось в подвергшихся бомбардировке корабельной артиллерией кварталах трудно, как описать, так и перенести. Я, наверное, слишком цивилизовался, чтобы спокойно стерпеть такое. На мою беду я входил в состав кордона, что в условленное время был выставлен поперек одной из главных улиц с единственным приказом расстреливать все, что покидает бунтующие районы города после конца срока ультиматума. Если вы думаете, что мое неприятие той бойни, хоть как-то отразилось на моих приказаниях своим жандармам, то вы, наверное, слишком хорошего обо мне мнения. Нет, я лично отдавал команды целиться и стрелять. И по живому щиту из детей и женщин и по укрывшимся за ними бунтовщикам. Я давал Присягу. Мой отец давал Слово. Мой дед сражался за ту страну, в которой я обрел достойное себя место. Те же, кто стремился разрушить этот строй и этот порядок стали моими личными врагами. Они, одурманенные кровью и жаждой мести, стремились только все разрушить и переделать под себя. И я не жертва пропаганды. Я один из тех дознавателей кто потом принимал участие в допросах арестованных. Бунтари желали одного, стать равными богам и получить неограниченную власть наказывать правящий класс. Они считали многие наши устоявшиеся законы не просто противными для себя, но и невозможными… не дающими ни им самим, ни их детям занять подобающие на их взгляд место в жизни.
Самое смешное, что я был согласен с ними в душе. Многие из них оказались детьми нарушивших Слово, отвечающие за проступки отцов, и они не имели шансов практически вырваться в богатое сословие. Но я в то же время не считал закон об ответственности детей за грехи родителей неверным. Их отцы знали, на что обрекают своих потомков и, если они их не пожалели, то не мне их жалеть. Пусть Богиня Ролл всех жалеет. А Прот и верные ему люди обязаны соблюдать закон. Каким бы он не был. Вот сменят законы тогда другое дело. Но пока не сменили, мы будем жить по ним и будем карать любого, кто покусится на них. Ибо только ЗАКОН отделяет нас от варваров дикого запада. И мы следственный и карательный орган, а не комиссия по помилованию.
Так я хвалился тогда. Так я утешал себя потом. Но даже до сих пор ко мне во снах приходит молодая женщина с ребенком на руках пронзенная десятком пуль. Невинная жертва гражданской войны.
Кстати о гражданской войне. Она так и не началась в полном смысле этого слова. Изучая историю Земли, я понял, чего так опасался Прот и почему действовал так безжалостно. Но это мои разумения и я оставлю их при себе.
Восстания были подавлены самым жесточайшим образом. Потоплены в крови невиновных и виноватых. Все участники в последствии были лишены каких-либо прав. Их дети насколько я знаю, не имели права селиться на территории левого берега Иса. Судьба их, зато была совершенно в их руках. В протекторате Апрата им было дозволено заниматься любой их интересующей деятельностью кроме госслужбы.
Я же получивший во время уличных боев два легких пулевых ранения, как насмешка в одну и ту же руку, был представлен к древнему знаку отличия "боевого зверя". Ну, как-то медали и ордена было бы пошло за уничтожение бунтовщиков давать. Но даже знаки отличия не всем выдавали, а только раненым в схватках с мятежниками. Считалось, что жандармерия и армия защищали сами себя и свое общество, чтобы за это давать награды.
Скажу одну удивительную вещь. Ну, кому как, а мне именно удивительную. Мятежники требовали ухода богов… и это требование не поддержал Орден. А если бы они решились и повели войска на Тиское королевство, то нам бы всем точно хана была. Они, да еще мятежники, представляли бы для нас серьезную угрозу. Но буквально только был объявлен ультиматум, как Орден передал в столицу. "Мы скорбим о бездумно пролитой крови и считаем виновных в наступивших беспорядках, тех, кто пытается насильственным методами сменить власть, предателями собственного народа и изгоями цивилизованного общества"
Вам кажется слишком пафосно? Напротив. Я просто представил себе глубокие раздумья Орденцев и пришел к выводу, что они приняли единственно верное решение. Если против своих граждан Боги не выставили излучателей, то восставший Орден с небрежной улыбкой пустили бы в расход. Так что я их прекрасно понимаю, как бы не близки были им требования мятежников, но поддержать их было бы последним решением Ордена.
Сразу, после того, как восстания подавили, начали восстанавливать разрушенное. Арестованные под усиленными конвоями работали по расчистки улиц и слому опасных строений. А так как их не особо жалели и при малейшей попытке отлынивания от работы достаточно жестко наказывали, город уже спустя неделю был более-менее в приемлемом состоянии. Здания, разрушенные бомбардировкой и снесенные под фундамент, Прот велел не восстанавливать. Он лично прилетел и, осматривая руины, сказал, что в этих кварталах будут разбиты сады и установлен монумент безумцам, что в гордыне своей погибли сами и обесчестили свои семьи. На нерешительный ропот в знак протеста со стороны свиты Принца он пояснил. Деревья, олицетворяющие жизнь и суровая правда, выбитая на монументе, заставят многих подумать о способах решения своих выдуманных идей. И не долго раздумывая, на одной из разрушенных стен дома, Боевой зверь установил достаточно приличных размеров медную бляху. И если я, стоя вечером в карауле, не имел возможности прочитать, что на ней было им выгравировано, то утром я с непонятной мне самому дрожью прочитал. "Эта стена все, что осталось от дома разрушенного бомбардировкой флотскими орудиями. Эти слова все, что осталось от того страшного и странного мятежа, что подняли безумцы против власти Богов. Наша память все что осталось о тех людях, кто не пожалел ни потомков своих, ни женщин своих отдавая их на законное наказание Богам. Они предали даже не Слово, данное их Отцами. Они предали людей в самих себе. Ибо нет для человека, как и для зверя любого, ничего дороже продолжения своего, потомков своих. Казненные здесь, уничтоженные, как звери в ловушке, людьми считаться не могут. Да простят их близкие, обреченные теперь нести клеймо".
Первое, что мне было непонятно в это надписи это ее тон. Этакий флегматично грустный тон. Он и осуждал их и в то же время относился, как к больным. И выражал скорбь, что из-за проступка сотен безумцев теперь будут расплачиваться тысячи их родственников. Ну да не мне осуждать деяния Богов.
Я находился все так же в Левобережных Воротах и о моей отправке на "архипелаг" пока больше не заикались. Более того, мне приказали возглавить, временно конечно, отдел уличных постовых, чей начальник был тяжело ранен в боях на юге города. Я, быстро вникнув в дела, теперь активно работал и честно признаюсь, даже ввел несколько новшеств в частности сооружение на перекрестках всех значимых улиц своеобразных небольших постов, в которых укрытые от непогоды жандармы могли продолжать наблюдение. Еще я подал рапорт на имя Принца-наследника с ходатайством рассмотреть на совете Правительства вопрос о разделении Жандармерии на два совершенно разных учреждения. На Жандармерию, занимающуюся общественным порядком и Жандармерию, занимающуюся исключительно уголовными преступлениями. Через неделю я к своему немалому изумлению получил ответ от кронпринца присланный со спецкурьером, в котором он выказывал мне благодарность за труды по организации работы отделов города и обещал мне, что мое предложение будет рассмотрено в ближайшее время. Тем более что положение было такое, что данная мера была далеко не излишней. Я не поверите, покраснел от теплых слов кронпринца и спрятал его письмо в надежное место у отца в кабинете. Отец искренне мне признался, что давно гордится мной, и эта похвала была мне еще больше приятна после всего пережитого. Испытывая сомнения в самом себе после того, как я командовал расстрелами мятежников я, все-таки немного приободрился от столь значимых для меня похвал. Не скрою, что совесть моя была успокоена еще и тем что на допросах, которые так же входили в мою компетенцию я в отличии от многих рядовых дознавателей вел себя с арестованными предельно корректно даже зная кто передо мной. Так в случае с известным нам подстрекателем Росраном даже зная, что он уголовник я не опустился при его запирательствах до рукоприкладства. Может из брезгливости, а может просто оттого, что уже знал его дальнейшую судьбу. Материалов на него было собрано немало и суд, состоявшийся через три недели, вывел самый суровый из допустимых приговоров: работы на архипелаге Вернова. Двадцать пять лет каторги. Изоляция социально опасного элемента. Но мы все прекрасно понимали, что это смертная казнь. На архипелаге с неумолимой точностью раз в год пропадали люди. Но слишком огромные запасы ценных металлов делали эту жемчужину слишком дорогой, чтобы ее выбрасывать. Вот и посылали туда заключенных. Адвокат Росрана верещал по поводу негуманности суда, на что ему судья весомо заявил, что только волей богов смертная казнь заменена ему на работы. То есть ему оставлен шанс выжить. А вот своим погибшим товарищам, которых он поднимал на восстания, он шансов не оставил. Сам Росран надо отдать ему должное с хмурой решительностью принял приговор и на своем последнем слове заявил: что для революции еще не наступило время. И он не раскаивается.