Великий Гусляр - Булычев Кир (книга жизни TXT) 📗
Очень противным был ее смех.
— Я сам знаю! — сердито сказал Савич. — Но каждый имеет право на ошибку!
Выслушав это, Савич буркнул:
— Не стоит идти на преувеличения ради рифмы. — И сунул записку в карман. Он не думал как-то раньше, что эта дурочка могла заподозрить его в корысти.
— Иди, Никитушка, жаль мне, что я тебя не вижу даже.
— Помолчи! — прошептал Савич, потому что за спиной послышался голос санитарки:
— Так! У нас посетителей быть не должно… Ох, это вы?..
Савич обернулся и по глазам этой толстухи понял, что он уже не невидимка, а бывший директор аптеки.
— Вы что у нас делаете, Никита Николаевич? — узнала его санитарка.
Савич нелепо принялся охлопывать себя ладонями, проверяя, видим он или невидим. Но тут вполне разглядел собственную руку. Все! И стал проталкиваться к двери. А Шурочка вслед ему продекламировала:
Савич бежал по коридору, и ему казалось, что из всех дверей этой юдоли скорби несутся слова: «Он вернулся, он пришел, он письмо унес!»
Совсем иной целью задался Миша Стендаль. Ничего он не намеревался красть, а наоборот — хотел дать.
Давно хотел дать, но не хватало смелости.
И если не удастся использовать такой уникальный момент, то грош ему, Стендалю, цена.
Бывает, в прошлом у человека случилась некая мелочь, будто бы и не стоящая внимания, однако врезавшаяся в память, как топор в мокрое полено — не вытащишь и трактором.
Стендаль старался не думать о Сеньке Косом и месяцами о нем не вспоминал. Но вдруг увидит его краем глаза на улице, услышит где-то его пронзительный голос — и все возвращается. В памяти.
Стендаль почти бегом пересек площадь Землепроходцев, ныне снова ставшую Базарной, и остановился перед входом в Гуслярпромстройбанк.
Редкие посетители поднимались по широкой, подвергшейся евроремонту лестнице и, миновав охранников в синих мундирах, проходили в дверь за темным стеклом.
Стендаль замер. А если его спросят, кто он и куда?.. И рассмеялся: я же невидимый!
Он смело поднялся по лестнице, в дверях столкнулся с незнакомым толстяком в блестящем плаще, какие носили разведчики в фильмах про войну, и проскользнул внутрь. И ощутил спокойствие, потому что уверился в своей невидимости.
Чтобы пройти за длинную стойку, надо было поднять доску на краю этой стойки, рядом с девицей в роговых очках, дядя которой раньше работал в Сельхозуправлении. А вот как его, того дядю, звали и как эту девицу зовут? Странно: ведь за тридцать лет работы в городской газете Стендаль худо-бедно познакомился с половиной жителей города.
Впрочем, узнал в конце концов, вспомнил! Кажется, ее Викторией зовут. Да, Виктория Королькова!.. Эта Виктория оторвала взгляд от компьютера и поглядела на Стендаля. Вернее, сквозь него. Но что-то ее смутило. Почудилось, будто кто-то замер рядом. Колыхание воздуха, запах…
— Господин! Э?.. — окликнула Виктория невидимку и растерянно улыбнулась.
«Не надо было на ланч копченую колбасу есть!» — обругал себя Стендаль, когда уже за спиной Виктории миновал стойку с дощечкой и оказался во внутренних помещениях банка.
Вот и дверь с табличкой: «Вице-президент Косых Семен Аркадьевич». Он самый.
Стендаль прижался спиной к стене, пропуская молодого человека с бритым затылком, который толкнул эту дверь картонной коробкой, прижатой к животу. Стендаль последовал за ним.
Они прошли мимо секретарши, не обратившей на них никакого внимания, и оказались в обширном кабинете Сеньки Косого.
Молодой человек бухнул картонный ящик на длинный полированный стол.
Сенька Косой, когда-то курчавый и поджарый, а теперь лысый и грузный, громко заявил:
— Вываливай!
Кроме него в комнате были еще трое — чем-то на него похожие, при галстуках и одеколонном запахе.
Бритый вывалил из ящика на стол кучу пачек. Пачки были зелеными. Доллары. Как в кино.
— Начнем считать! — приказал Сеня. — У нас двадцать минут. Чтобы найти недостачу. Пока не приехал инкассатор, иначе нам всем хана!
И началось. Пальцы шевелились так быстро и согласно, что, конечно же, Миша Стендаль не мог уследить за их движениями. Только громкое шуршание.
«Что же я? Чего смотрю! — подумал Миша. — Сейчас — вот еще несколько минут, и я стану видимым! Охрана меня пристрелит. Нужно все сделать немедленно! Одна минута! Пятьдесят девять, пятьдесят восемь, пятьдесят семь… Я его ненавижу?»
Пожилой, лысый Сеня был занят пересчетом денег.
«Нет! — решил Стендаль. — Этого я так ему не оставлю!»
Решительным движением он рванулся к вице-президенту, но по пути сшиб бритоголового сотрудника. Тот матюгнулся, сочтя виноватым своего соседа справа. А Стендаль не счел возможным ударить в лицо ничего не подозревавшего человека и крикнул:
— Иду на вы!
Все замерли. Так и застыли с долларами в лапках.
Стендаль ударил кулаком Сеньку по носу.
— Ты что! — заорал Сенька. — Больно же!
Он прижал к носу обе ладони, и на них показалась кровь. Далее она заструилась на подбородок, на манишку и к тому же запачкала сверкающую поверхность стола.
Никогда еще Стендаль не бил человека по лицу. Впрочем, еще никогда ему не приходилось быть невидимым. Но торжества он не испытывал, хотя и знал, что поступил правильно. Поэтому сказал:
— С дороги!
Звуку его голоса безропотно подчинились все.
Стендаль пошел прочь из кабинета, и затем ему повезло: он вновь обрел свой облик, когда уже проходил мимо Виктории.
Девица ахнула, потому что человек возник совсем рядом — внезапно, из воздуха. Спокойно вышел из-за стойки, пересек полупустой зал и скрылся за входной дверью.
Тут же к Виктории подбежал начальник охраны и завопил:
— Он тут проходил?
А Стендаль уже шагал через площадь…
…Сорок лет назад Сенька Косой бил кулаками Верочку из второго подъезда, а два его помощника стояли рядом и хохотали. И тогда Миша Стендаль, сжимаясь от страха, подбежал к ним и сказал:
— Сеня, не надо, а?
Верочка плакала. Сенька оттолкнул ее, оттолкнул специально так, чтобы она упала на битый кирпич. Потом повернулся к Стендалю:
— Тебе больше всех нужно? — И как следует врезал ему по лицу.
Он расквасил Мише нос, а помощнички довершили дело. Стендаль не ходил в школу два дня, а маме сказал, что сам упал. Ну а Верочка? Верочка убежала, но с тех пор обходила Стендаля стороной. Через несколько лет она сказала ему: «Я так боялась, что ты снова будешь за меня заступаться! Мне тогда не жить, и тебе не жить!»
Вот с тех самых пор Стендаль лелеял месть…
Теперь он уселся на скамейку на противоположной стороне площади и с удовольствием наблюдал, как к банку подкатила «Скорая». Через несколько минут вывели Сеньку с забинтованным лицом.
И Мише Стендалю вдруг стало грустно. Потому что да, справедливость восторжествовала, но восторжествовала лишь наполовину. Ведь никто не видел, как он, Миша Стендаль, через сорок лет отомстил гаду. Никто не видел!
Гаврилов, мужчина в расцвете лет, выскользнул из здания гуслярской Академии и, миновав бандитов и кордоны прессы, невидимо остановился под облетевшим ясенем, посаженным еще последним городским головой, который возжелал было превратить Великий Гусляр в цветущий рай заморских деревьев. Теперь Гаврилов размышлял, как ему использовать этот временный дар, и мысли его были об одном — вернее, об одной: невесте Татьяне, девушке вдвое его моложе, однако серьезной, завершившей образование в речном техникуме и желавшей, по ее словам, создать семейную ячейку. Гаврилов же, ранее претерпевший узы неудачного брака, теперь к жизни относился с опаской. Вот и не торопился с оформлением отношений, в ответ на что Татьяна не соглашалась на интимную связь.
