Вангол-3 По следу «Аненербе» - Прасолов Владимир Георгиевич (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
На второй день обратного пути, уже на подходе к ручью, где они накрыли беглых зэков-старателей, Сырохватов почувствовал себя плохо. Жар в груди и пелена в глазах. Лошадь, на которой он ехал, встала, почувствовав, что всадник не в состоянии ею управлять. Подошедшие конвоиры, увидев командира, заваливающегося на шею лошади, сняли его и положили на землю. Он потерял сознание, и до ручья его несли на наскоро сделанных носилках.
Сержант, остававшийся в засаде на ручье, встречал группу, готовясь получить выволочку от Хвата, – засада оказалась безрезультатной: никто за золотом не пришел, поиски тоже ничего не дали. Увидев командира на носилках, бросился к нему:
– Что случилось?
– Не ведаем, товарищ сержант, все нормально было, часа два назад плохо ему стало, с коня стал валиться, ну, мы его подхватить успели и вот принесли. Жар у него, горит весь и без памяти.
– Что могло случиться-то? Отравиться не мог, все из одного котла жрали. Простыть тоже, у него закалка железная, да и негде было…
– Да, беда, ни врача, ни лекарств, токо чеснок есть да спирту фляжка. Что делать будем? До Енисея три дня ходу, выдюжит ли?
Сырохватов лежал, тяжело дыша. Глаза его были закрыты, синими губами он что-то шептал в забытьи.
Сержант, расстегнув на нем китель и задрав нательную рубаху, прижался ухом к груди.
– Хрипит в груди у него, и сердце молотит, прям без остановки… Горячий весь, как огонь. Спирт тащи протереть ему грудь, это жар должно снять. Чеснок принесите тоже, раздавить его надо, перетереть – и за щеку ему немного. Воды, воды дайте.
Губы лейтенанта еле слышно шептали:
– Пить… пить…
Никто и не подумал осмотреть Сырохватова полностью. Никому и в голову не пришло штаны с него снять, а если бы пришло, увидели бы посиневшую и вздувшуюся ягодицу командира, принявшую в себя с острой иглы таежного шиповника грибной яд смертельно ядовитой поганки. Пловец знал свое дело; в отличие от Кольши он считал, что за смерть товарищей нужно мстить всеми возможными способами. И он начал, как мог, это делать; если бы не ранение, отряд Сырохватова из тайги, скорее всего, не вышел бы. Но Пловец был ранен, и поэтому судьба пощадила энкавэдэшников. Случайностей не бывает, именно начальник угодил задницей на оставленную Пловцом отравленную веточку. Пловец рассчитывал, что это задержит их в тайге, но просчитался. Сержант принял решение выходить из тайги к реке и выносить командира на руках. Он был уверен, что железное здоровье Хвата выдержит переход, а там все-таки река, люди, баржа ждет. До ближайшей больницы на барже быстро дойдут. Шли с минимальными привалами и ночевками. Сырохватов бредил, метался в жару, иногда приходил в себя и много пил воды. Когда к обеду на третьи сутки вышли к Енисею, было не по-осеннему холодно. Баржа в заводи покачивалась на легких волнах, кое-где забереги прихватило ледком. Сержант, командовавший отрядом, крикнул:
– Эй, там, на барже, спите, что ли, встречай команду!
Ответа не последовало. Только выстрел из пистолета разбудил и на самом деле спавшего в кубрике моториста. Он подал сходню на берег и молча наблюдал, как вышедший из тайги отряд грузится. Капитан баржи рыбачил на удочку ниже по ручью, впадавшему в Енисей, и подошел чуть позже с десятком хайрюзов на кукане. От него не утаилось, что народу стало поменьше и овчарок не было вовсе. Когда на борт заносили лейтенанта, он, глянув на его лицо, подумал – не жилец. Но ошибся. Сырохватов выжил. Через два дня в Енисейском госпитале он уже был в сознании и первый раз за несколько суток ел мясной бульон, которым с ложки его кормила медсестра. Молоденькая практикантка из Красноярского медучилища по имени Валя с неподдельным трепетом и заботой ухаживала за лейтенантом, вернувшимся больным из боевого задания. Вероятно, чистое и светлое чувство, вдруг родившееся в ее сердце, помогло Сырохватову вернуться на этот свет. Он видел перед собой курносое симпатичное лицо Вали и думал, что, наверное, это ангел, который вдруг что-то перепутал и прилетел к нему, давно отвергшему и Бога, и Святость, и вообще человеческие чувства. Сырохватову вдруг захотелось жить. Жить, чтобы видеть это создание, чтобы держать ее за руку, чтобы видеть ее глаза и чуть припухшие нежные губы. И он выжил, выжил вопреки законам природы, которая уже распорядилась в его отношении, но, вероятно, отменила свое решение, предоставив Хвату еще один шанс в этой жизни стать человеком. Через месяц абсолютно здоровый лейтенант НКВД Сырохватов с молодой женой отбыл к новому месту службы в Забайкалье. Там он сформировал и принял под командование особую группу по поиску и захвату беглых зэков и дезертиров всех мастей и оттенков, которыми, как выразился замполит управления НКВД, «кишит» забайкальская тайга. Учитывая опыт работы, Сырохватов сам отбирал в свою группу людей из числа сотрудников лагерей и милиции. Естественно, в ней оказались и участники рейда по Енисею, уцелевшие от мести Пловца и избежавшие отправки на фронт. Сержант НКВД Шемякин стал правой рукой Сырохватова. Лейтенант навсегда запомнил, кто спас его жизнь в тайге на Енисее.
Осень сорок второго года в забайкальской тайге была дождливой. Березы желтели снизу, это обещало затяжную долгую осень. Кормов для оленьего стада было много, и Ошана со своей семьей кочевала по старым местам, куда не ходила уже много лет. Почти год не видели они новых людей. Тайга, раскинувшаяся на север до самой тундры, была их домом и миром. В этом мире правили свои законы, суровые и справедливые. Здесь всегда нужно было полагаться только на самого себя. Брать на себя ответственность за все. Тогда этот мир одаривал красотой и умиротворением. Он кормил, раскрывая тебе свои кладовые, и поил целебными водами своих рек. Тогда создавалась гармония жизни: все, что брал у тайги, ты возвращал ей своей любовью и бережливостью. Ошана знала: весь мир вокруг живой. Он чувствует, как ты к нему относишься. Он огромный, сильный, но в то же время беззащитный. Ошана никогда не делала ему больно.
Ее зять Игорь с Гулей, дочерью Ошаны, все лето были с ней; Ошана нянчилась с их дочкой Тингой, полностью отдав бразды правления в семье Игорю. Он хорошо освоил орочонские дела, и стойбище было в полном порядке. Более того, надежно защищено от волков и чужих людей. Щенки, принесенные волчицей, выросли в трех крупных матерых зверей, прирученных только Игорем. Они слушались его беспрекословно и ни разу не подводили, ни на охоте, ни при встрече со своими сородичами. Они не бросались с ними в драку, они, злобно рыча, стояли вокруг Игоря, и дикие волки уходили, не смея на них напасть. Оленей не трогали, хотя, как и все в семье, питались олениной. Они просто не знали как и не умели убивать. Когда было нужно, убивал Игорь, он был вожак их стаи и глава семьи. Ошана и Гуля с дочкой для волков были тоже членами их стаи, их не трогали, но и к себе не подпускали. Только сын Ошаны, трехлетний кудрявый мальчишка, смело мог вмешиваться в их жизнь, играть с ними, трепать их за уши, забираться на них верхом и даже спать с ними. Они его любили, он был их другом и младшим братом. При всей их внешней одинаковости, они отличались и силой, и характером. Широколобый и мощный, Игорь назвал его Кедр, был самым сильным и уравновешенным. Второй – Пират, оправдывал кличку своим характером, быстрый и ловкий, горячий и напористый в охоте. Третий – по кличке Ворон, был спокойным и хитрым, никогда не лез вперед, но никогда и не оставался в стороне. Игорь никогда раньше не занимался дрессировкой, у него в той прошлой жизни и собаки-то не было. А тут он смог приручить и обрести поистине непререкаемую власть над тремя молодыми и сильными волками. Наверное, это потому, что он пощадил их мать, дал им появиться на свет. Мать, волчица, пойманная Игорем в западню, потом перегрызла веревку и ушла, оставив уже подросших щенков. Иногда он видел вдалеке тень волчицы, а может быть, это ему только казалось. Но близко к стойбищу она не выходила никогда.
