Первые шаги по Тропе: Злой Котел - Чадович Николай Трофимович (читать книги онлайн без txt) 📗
Потом туннель стал петлять, раздваиваться, пересекаться с другими подземными коридорами. Неизменным оставалось лишь одно – постепенный и неуклонный спуск.
– Истинное устройство лабиринта известно очень немногим. Здесь легко заблудится даже стражник, – когда принцесса говорила, она поворачивалась ко мне и старалась держать факел так, чтобы я видел ее лицо. – Водить по лабиринту гостей – наша святая обязанность. Нам якобы больше делать нечего. А кроме того, считается, что мы не успеем воспользоваться знанием тайн лабиринта в каких-то неблаговидных целях. Угадай, сколько мне осталось жить?
– Лучше скажи сама, – мне не хотелось обсуждать эту тему, но, уж если она сама затронула ее, надо было поддерживать разговор.
– Дождь, который разразился наверху, я еще переживу, но следующего вряд ли дождусь, – беспечно объявила принцесса.
– Неужели не существует средств, способных продлить твою жизнь?
– Единственное средство – зачатие. Но пока жива королева, это невозможно. Такова уж наша природа.
А королева будет жить вечно, – могу поклясться, что последняя фраза была адресована не мне, а кому-то совсем другому.
Иногда на стенах туннеля виднелись знаки, процарапанные чем-то острым, а то и просто намалеванные углем или мелом. Заметив, что я рассматриваю их, принцесса пояснила:
– Слухи о несметных сокровищах королевы не дают покоя искателям легкой наживы. Используя всяческие уловки, они проникают в лабиринт, а знаки оставляют для того, чтобы потом найти обратный путь. Мы стираем их и ставим другие. Это самое действенное средство борьбы с грабителями, к тому же бескровное.
– Я полагаю, что во всем мире нет такого лабиринта, который устоял бы перед изощренным умом, – заявил я, отыскав в памяти несколько примеров, подтверждающих эту мысль.
– Для изощренных умов у нас приготовлены изощренные ловушки. И сейчас ты в этом убедишься… Стой!
Принцесса тронула ногой широкую плиту, которую, казалось, никак нельзя было обойти, и сразу отшатнулась назад. Плита быстро и, надо полагать, бесшумно ушла вниз, а на ее месте остался провал, откуда пахнуло могильной затхлостью.
– Как же нам идти дальше? – спросил я, держась подальше от открывшейся бездны.
– Надо прыгать, – ответила принцесса. – Ширина здесь такая, что ее одолеет любой вещун, а уж ты и подавно.
Мой приятель, хорошо знакомый со здешними порядками, уже успел отойти назад и сейчас начинал энергичный разбег. В отличие от прочих сумчатых, прыгал он весьма неуклюже (сказывалось, наверное, отсутствие практики) и едва не загремел в бездну, что сразу сняло бы все наши проблемы с новым яйцом.
Сам я преодолел провал, как говорится, шутя, а принцесса перемахнула через него даже без разбега. На чемпионате Злого Котла по легкой атлетике, если бы таковой, конечно, состоялся, она бы, несомненно, сделалась лидером. Вот только среди кого – спортсменов или спортсменок? Назвать ее мужчиной язык не поворачивался, а женщиной она еще не стала и вряд ли уже когда-нибудь станет…
И опять – вниз, вниз, вниз. Повороты, повороты, повороты. Развилки, пересечения, развилки. Плиты, проваливающиеся вниз, плиты, падающие сверху, плиты, выдвигающиеся из стен. Острые шипы, самострелы, гильотины, проволочные удавки, капканы…
Зловещая пустота лабиринта самым разительным образом контрастировала с суетой, царившей во внутренних покоях королевской обители.
Повсюду бродили хмурые вещуны-одинцы, искавшие здесь то же самое, что и мы, гордо вышагивали вооруженные стражники, больше похожие на раскормленных домашних котов, чем на сторожевых псов, сновала самая разнообразная прислуга, порхали принцессы, счет которым я потерял уже за первые часы пребывания в подземелье.
От прочих вещунов, схожих между собой, как желуди, упавшие с одного и того же дуба, принцессы отличались не только ростом и статностью, но и еще одним качеством, весьма редким для этого народа, – индивидуальностью, проскальзывавшей в чертах лица.
Создавалось впечатление, что неведомый художник, взявшийся расписывать целую галерею одинаковых фарфоровых кукол, решил немного порезвиться и, дав волю своей кисти, кому-то удлинил глазки, кому-то подрисовал ротик, кому-то наметил ямочки на щеках, а кому-то, наоборот, на подбородке.
Про их наряды я даже не говорю – так богато и ярко не одевались ни в одной из стран, где мне доводилось побывать. На доходы от яиц роскошествовала не только королева, но и ее ближайшее окружение.
Что касается принцессы, сопровождавшей нас в лабиринте и прозванной мною Чука (это слово одновременно обозначало и сообразительность и пригожесть), то она первым делом направилась на кухню и велела накормить новых гостей.
Не став дожидаться, пока мы насытимся, принцесса удалилась, пообещав в самом ближайшем времени замолвить за нас словечко перед королевой.
– Похоже, ты произвел на нее впечатление, – буркнул чем-то недовольный вещун. – Но как бы это не подпортило нам все дело. Королева держит принцесс в черном теле и не позволяет заводить любимчиков, к чему те весьма склонны.
– Насчет любимчика ты, пожалуй, преувеличиваешь, но какие-то виды принцесса на меня имеет, – сказал я, расправляясь с очередной миской горячей похлебки. – По крайней мере, мне так показалось…
После обеда я отыскал для себя укромный уголок и завалился спать. Вещун, нуждавшийся в отдыхе куда меньше моего, отправился на разведку.
Новости, которые я выслушал от него сразу после пробуждения, нельзя было назвать обнадеживающими.
Как выяснилось, в последнее время королева не допускала к себе никого, кроме лекарей, принцесс и кормильцев (частенько возвращавшихся назад с нетронутой пищей), а период, в течение которого она не смогла разрешиться ни единым яйцом, превышал все мыслимые пределы.
И вообще, настроения, преобладавшие в обители нынче, весьма отличались от тех, которые вещун застал во время своего предыдущего посещения. Повсюду поселилась неуверенность, граничащая с тихой паникой.
Но, несмотря на явные признаки старческой хвори, королева продолжала держать свое громадное хозяйство под контролем, входя в каждую мелочь, будь то рецептура блюд, поспевающих в кухонных печах, или невинные шашни, которые истосковавшиеся по любви принцессы готовы были заводить с кем угодно.
И для этого ей вовсе не нужны были доносчики и соглядатаи. Абсолютно все, что имело хоть какое-то отношение к обители, включая души ее многочисленных жильцов, были для королевы не только открытой книгой, но и как бы естественным продолжением ее тела, ее чувств, ее сознания.
Здесь, как ни в каком другом месте, было справедливо знаменитое изречение Луи Четырнадцатого (правда, слегка перелицованное в соответствии с местными обстоятельствами) – «Королевская обитель – это я». Вот почему многие вещуны напрямую связывали смерть своей владычицы с крахом привычного для них мира.
Загостившиеся одинцы, и прежде чуравшиеся соплеменников, теперь поглядывали друг на друга волком. И неудивительно – на самое первое яйцо, ожидавшееся от королевы, имелось не менее дюжины претендентов, готовых с пеной у рта доказывать свой приоритет. А жесткая конкуренция, как известно, мало способствует дружеским отношениям, примером чему служат пауки в банке.
От нечего делать соискатели королевской милости развлекались какими-то недоступными моему пониманию азартными играми, пытались завести полезные знакомства с прислугой и баловались всякой дурью, которую за большие деньги доставали на стороне стражники. Не оставались без внимания и пиво с брагой, всегда имевшиеся на кухне. Наркотики, хранившиеся у меня еще со времен пребывания у ульников, разошлись в самый короткий срок.
Конечно, творившееся в обители свинство еще нельзя было назвать пиром во время чумы. Но это было нечто не менее нелепое и зловещее – пир в преддверии надвигающейся катастрофы.
