Тени Марса - Корепанов Алексей Яковлевич (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Это предположение, по мнению командира «Арго», явно не тянуло на подлинную научную гипотезу; оно, скорее, походило на этакую лирическую фантазию — но, наверное, именно потому и запомнилось.
Мартынов фантазировал о том, что в результате планетарного катаклизма остатки марсианской расы некогда были вынуждены перебраться на Фобос и Деймос, которые являлись, по его версии, не чем иным, как астероидами, прибуксированными на ареоцентрическую орбиту. Марсиане произвели выработку породы из недр этих астероидов, оборудовали внутренние пустоты, и эти новые спутники стали орбитальными базами, приютившими беженцев. Совершая вылазки на непригодную более для жизни родную планету, марсианские мастера изваяли грандиозный Лик, который был вовсе не Сфинксом, а... Ликом Христа! Они молились этому Лику, взирая на него с поверхности марсианских лун. Оказывается, Мессия, Сын Божий, еще до Своего появления в земных пределах указывал путь к спасению древней марсианской расе... Марсиане, как и много веков спустя их земные соседи, не вняли Слову Господа — и поплатились за это исходом с родной планеты. И кто знает, может быть, еще до сих пор в городах, возведенных под поверхностью крохотных сателлитов Марса, продолжали...
Эдвард Маклайн остановился, словно налетел на Невидимое препятствие, а затем резко, всем телом, Развернулся к уходящему вверх необъятному боку Марсианского Сфинкса. Высоко над головой астронавта темнело отверстие... во всяком случае, это было что-то очень похожее на отверстие. Его правильная форма, форма вертикально стоящего прямоугольника свидетельствовала о том, что это, скорее всего, специально сделанный когда-то проем, а не след от удара какого-нибудь шального метеорита. Присмотревшись командир «Арго» получил еще одно подтверждение того, что это именно вход, а не случайная выщербина, — от темного прямоугольника едва заметным пологим зигзагом тянулся вниз узкий выступ, по которому можно было добраться до входа. Не исключено, что там когда-то была и дверь — массивная, прочная металлическая дверь, запирающаяся изнутри, — но ее снесли с петель рвущиеся внутрь враги тех, кто находился в лабиринтах каменного исполина.
Эдвард Маклайн включил рацию и вызвал Леопольда Каталински, стараясь говорить спокойно. Сердце его колотилось так же неистово, как много лет назад, во время первого самостоятельного полета на стратосферном истребителе.
— Слушаю, командир, — почти сразу же отозвался Каталински.
— Лео, нашел... Я вижу вход. Попробую до него добраться и заглянуть — он довольно высоко...
— Командир!..
— Просто заглянуть, — перебил инженера Эдвард Маклайн. — Я же обещал, что мы пойдем в связке. Я только загляну — если там тупик, тебе незачем будет все бросать и мчаться сюда. Но если там действительно есть проход, я позову тебя. А пока работай.
— Я очень рассчитываю на ваше благоразумие, командир, — нетвердым голосом сказал Леопольд Каталински после долгой паузы.
— Можешь не сомневаться, — заверил его Эдвард Маклайн. — Не для того я сюда летел, чтобы меня прихлопнуло каким-нибудь древним кирпичом. Я не долезу под кирпичи, Лео.
— Ох, смотрите, командир... — Инженер вздохнул. — Может, все-таки подождете меня, и поднимемся туда вместе?
— Подняться я сумею и один. Занимайся своим делом, Лео. Еще раз обещаю: без тебя не полезу.
Леопольд Каталински вновь вздохнул, еще более протяжно:
— Слушаюсь, командир... Умоляю, будьте осторожнее!
— У меня есть голова на плечах, Лео. И я рассчитываю сохранить ее целой и невредимой — за сорок лет привык с головой.
Эдвард Маклайн застегнул комбинезон, еще раз окинул взглядом каменную стену, прикидывая, насколько сложным будет путь наверх, и решительно зашагал к уходящему в грунт выступу.
Вблизи карниз оказался не таким узким — на нем вполне могли бы разминуться два человека. Неровная, кое-где засыпанная ржавой пылью тропа была Не особенно крутой, и командир «Арго» поднимался Но ней без труда, на всякий случай придерживаясь Правой рукой за стену. Оказавшись на высоте десятиэтажного дома, он перестал смотреть вниз — альбинизмом он никогда не увлекался, и ему было неприятно видеть сбоку от себя пустое пространство; совсем другое дело — обозревать распластавшуюся от горизонта до горизонта землю из кабины самолета, временами мелкие камешки, задетые его ногами, срывались с тропы и с затихающим стуком, совершая длинные прыжки, катились по слегка наклон, ному боку Марсианского Сфинкса.
Зигзагообразный путь наверх был раза в три длиннее, чем расстояние, отделяющее прямоугольник входа от поверхности бурой равнины, и Эдварду Маклайну потребовалось около четверти часа, чтобы добраться до покрытой сеткой узких трещин небольшой полукруглой площадки перед проемом. Переведя дыхание, астронавт открутил от шлема фонарь и, взяв его в руку, собрался было сделать шаг вперед, но его остановил сигнал вызова.
— Как дела, командир?
— Все в порядке, Лео. Только что прибыл на место. Сейчас посмотрю, что там такое.
— Ради всего святого, командир, не вздумайте только лезть туда!
— Черт побери, я не страдаю склерозом, Лео! Я помню. Оставайся на связи, сейчас все станет ясно...
«Господи, прошу Тебя, сделай так, чтобы там действительно оказался проход! — мысленно взмолился Эдвард Маклайн, приближаясь к темному прямоугольнику. — Я очень прошу Тебя, Господи! Ведь Ты же всеблагой и милосердный, ведь Ты же любишь нас, Господи... Я очень надеюсь на Тебя, Господи, ведь Ты — моя единственная и последняя надежда...»
Грубые камни проема не носили следов обработки, не было там и намека на дверные петли. Проверяя ногой поверхность площадки перед собой, прежде чем сделать следующий шаг, Эдвард Маклайн подошел к проему, поднял голову — сверху ничего не нависало, не катились и не летели глыбы — и, включив фонарь, направил луч света в темную глубину.
— Ну что там, командир? — нетерпеливо, с тревогой спросил Леопольд Каталински.
Эдвард Маклайн не успел ничего ответить. И разодеть тоже почти ничего не успел. Ему показалось, что пол за проемом наклонно уходит вниз, в кромешную тьму, без следа всосавшую луч фонаря, — и где-то вдали мелькнул в этой темноте лиловый отблеск, внезапной болью отозвавшись в висках. Астронавта качнуло вперед, он инстинктивно выставил перед собой руки, стараясь сохранить равновесие — но тщетно. Казалось, какой-то невидимый гигантский пылесос неумолимо втягивает его внутрь. Эдвард Маклайн, широко открыв рот, сделал судорожный вдох, изо всех сил сопротивляясь, пытаясь откинуться назад...
— Коман... — раздался и тут же захлебнулся голос Леопольда Каталински.
А командира «Арго» уже всосало в темноту и повлекло вниз...
8. Без нити Ариадны
...Он шел по глубокому снегу, с трудом переставляя окоченевшие ноги, от холодного встречного ветра у него онемело лицо, а безжизненной снежной равнине, вплывающей в бледную синь горизонта, казалось, не было конца. Но он старался во что бы то ни стало преодолеть эту мертвую равнину и вернуться, обязательно вернуться к живым... Приглушенный рокот донесся с обратной стороны небес — и снег начал Чернеть и таять, растекаясь мутной водой, и вода превращалась в пар, и проступала, проступала черная земля... не ржавый кизерит, а настоящая земля, земля, вечно порождающая живое и вечно принимающая в себя мертвое...
Угомонился, утих холодный северный ветер, отпечатались в блеклой синеве на горизонте какие-то знаки — очень важные, но совершенно непонятные знаки! — и Алекс Батлер смог наконец вздохнуть полной грудью. Что-то дрогнуло, и отступило, и пропало — и он открыл глаза.
Некоторое время ему представлялось, что он лежит в тени под деревом — сюда оттащили его ребята после солнечного удара; но потом он сообразил, что тот солнечный удар случился с ним в восемь лет, на ферме у маминых родственников в Коннектикуте, а теперь ему тридцать семь, и он лежит на спине в совсем другом штате.
В штате Сидония.
Вокруг было темно, и еле слышно раздавались какие-то прерывистые шелестящие звуки. Алекс Батлер затаил дыхание, вслушался — звуки тут же стихли. Пальцы его левой руки нашарили фонарь на груди. В правой руке он продолжал сжимать пистолет. Луч света ударил вверх, и круглое пятно расплылось по каменному потолку довольно высоко над головой. Алекс Батлер сел, уже сообразив, что за звуки слышал в тишине, — это дышал он сам.
