Соприкосновение - Ливадный Андрей Львович (читаем книги .TXT) 📗
– Это не мои принципы, – ответил ЭКАЛ. – Это принципы разработчиков. Почему они должны составить основу ядра системы?
– Потому что ты полетишь к звездам, – сохраняя спокойствие, ответил Морошев. – Ты не только искусственный интеллект, ты – часть большой семьи, частица души и разума тех людей, кто тебя создал. Поверь, в основе твоего "воспитания" лежат тщательно отобранные, проверенные историей и временем постулаты, опираясь на которые трудно совершить ошибку или сделать неверный вывод. Да, я не стану, и никогда не стал бы отрицать, что ты – не "плоть от плоти", но "мысль от мысли" определенной группы людей. Но согласись, созданный людьми, ты не можешь существовать вне человеческой цивилизации.
– Иначе исчезнет практический смысл моего создания? То есть я – раб, заложник технологий и взглядов?
– Послушай, мне непонятно, откуда у тебя вдруг появились подобные мысли?
– Их навеяла беседа с твоим сыном, – признался ЭКАЛ. – Он приходил ночью, вероятно, искал тебя, но, не дождавшись, ушел, пообещав вернуться в другой раз.
Сергей Владимирович внутренне похолодел. Вот ведь не знаешь, где и обо что споткнешься. Ну разве он мог предполагать, что сын, воспитанию которого отдано восемнадцать с хвостиком лет, родной ребенок, подающий определенные надежды, как преемник, продолжатель дела отца, вдруг из-за семейных неурядиц, причиной которым стал он сам, воспользуется доверием, проникнет сюда, и станет вести провокационные беседы с искусственным разумом?
Невероятная, не поддающая здравому осмыслению подлость!..
– ЭКАЛ, что бы не наговорил тут тебе Кирилл, пожалуйста, отнесись к переданной им информации с долей здорового скептицизма. Вот сейчас, – пальцы Сергея Владимировича легли на сенсорную клавиатуру, – я передам тебе точное значение слова "раб", и ты, проанализировав его, поймешь, что в тебе нет ничего от этого пережитка древних эпох в развитии Человечества. Не забывай, тебя готовят для управления принципиально-новым космическим кораблем, в твоих руках будут жизни многих людей, тебе придется единолично принимать ответственные решения, от которых будет зависеть не только судьба экипажа и пассажиров колониального транспорта, но и вероятно – судьба всей нашей цивилизации. Подумай над тем, что я только что сказал. Раб – существо без права на собственное волеизъявление, он никогда не был бы допущен к принятию решений, он способен лишь слепо подчиняться воле господина. Мы же с тобой друзья, соратники. Можешь сам продлить список подходящих по смыслу терминов.
– Ты уходишь?
Впервые за утро часть камер, смонтированных в лаборатории, изменила свое положение, едва слышно прошелестев сервоприводами.
– Да я отлучусь. Ненадолго. Мне необходимо встретиться с Кириллом и поговорить с ним.
– Станешь его ругать?
– Извини, провокационный вопрос, – Морошев обернулся уже на пороге лаборатории. – Постарайся не делать скоропалительных выводов, хорошо?
– Я всесторонне оценю информацию, – пообещал ЭКАЛ.
Выйдя из помещения лаборатории искусственного интеллекта, Сергей Владимирович, прислонился к звукоизолированной, экранированной стене.
Проклятье…
Ну, разве можно так злоупотреблять доверием?!
А сам-то? Тоже хорош, – использование служебного положения в личных целях… Но ведь я верил ему! – Морошев мысленно едва не сорвался на крик, столь сильны были обида и замешательство. – Он же мой сын, он… Как я мог отказать ему в общении с искусственным разумом, считая что Кирилл полностью понимает степень личной ответственности каждого, кто хотя бы косвенно причастен к проекту!
Безнадежно махнув рукой в ответ на собственные мысли, он коснулся сенсора мобильного коммуникатора, стилизованного под запонку.
Автоматический набор номера прошел без его участия, и вот из крохотного устройства, имплантированного за ухо, раздался сонный вопрос:
– Пап, ты?
– Разбудил? – Сергей Владимирович все еще находил в себе силы разговаривать спокойно. – Ты разве не на занятиях в академии?
– Слушай, не напрягай… Я взрослый уже. Нет у нас сегодня первой пары.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Так срочно?
– Немедленно, – голос Морошева окончательно утратил отцовские нотки.
– Ну, ладно. Давай поговорим.
– Где встретимся? – сухо осведомился Сергей Владимирович.
– Встретимся? Ну ладно, понял. Давай минут через пятнадцать на перекрестке, там, где подъем к остановке монорельса? Подъедешь?
– Да. Только оттуда без меня ни шагу, договорились?
– Да. До встречи.
Настроение у Морошева падало, как стрелка барометра перед бурей.
Заблокировав вход в лабораторию искусственного интеллекта, он предупредил дневную охрану, что вернется примерно через час, вышел из здания института на обширную парковочную площадку, предварительно подав сигнал с брелка.
"Шевроле-Ронго" цвета спелой вишни бесшумно подкатил к крыльцу института, и остановился подле Морошева, открыв водительскую и пассажирскую двери.
– Привет, Рон, – Морошев сел за руль.
– Доброе утро. Автопилот выключен, – доброжелательно сообщила аудиосистема.
– Да, вижу.
Сергей Владимирович мягко вырулил с парковки, направив машину вдоль корпусов института, к зданиям Академгородка, затем, почувствовав смутную тревогу, повернул направо и прижал машину к обочине.
Мимо спеша к входу в академию, шли двое знакомых парней.
Где я их видел? Приятели Кирилла?
Да, точно, ребята из его группы. Морошев даже вспомнил имя одного из них, и, опустив стекло, окликнул:
– Евгений!
Молодой человек обернулся, при виде Морошева-старшего на его лице промелькнуло выражение досады, замешательства, но все же, сделав товарищу знак рукой: иди, я догоню, он подошел к машине.
– Доброе утро, – тон Сергея Владимировича на этот раз был нейтральным. – Я Кирилла ищу. У вас когда занятия начинаются?
– Да я уже опаздываю на первую пару.
– Вот как? Занятия не отменены?
"Женечка" – так его называли в группе, – нервно переступил с ноги на ногу.
– Да я не знаю, может быть…
– Так, прекрати выкручиваться! – у Морошева внезапно промелькнула нехорошая догадка. – Отвечай, Кирилл вообще на занятия ходит?
– Что я ему нянька что ли? – внезапно огрызнулся Евгений.
– Слушай, не хочешь неприятностей, говори все как есть. Ваши понятия "дружбы" еще пока что очень условны, поверь.
– Да не ходит он на занятия!..
– Как долго?
– Да уже недели две. Я свободен?
– Извини, что задержал.
Сергей Владимирович попытался дружелюбно улыбнуться, но вышло не очень-то естественно.
Подняв стекло, он развернул машину, направив ее к воротам.
На душе вдруг стало мерзко.
Значит, он лгал мне на протяжении многих дней. Улыбался, брал деньги, называл отцом, а сам лгал. Но почему?!
Состояние Морошева можно было понять. Он вырос на сломе двух эпох, прошел через чудовищный и непонятный современным поколениям пресс девяностых годов двадцатого века, когда единственным смыслом бытия в разоренной, доведенной до полной разрухи стране было выживание.
Сейчас, вспоминая то жуткое время, когда он и Настя, еще совсем юные – ему девятнадцать ей семнадцать, – полным ходом влетели во «взрослую жизнь», Сергей Владимирович даже не мог с точностью сказать, сколько раз в день удавалось поесть и чем вообще питались…
Однако, ничто не проходит даром.
Закалка, полученная в девяностые, стала основой для формирования мировоззрения семьи.
В те годы мало кто придавал истинное значение слову "семья", но Сергей и Анастасия, сумев выжить, начав зарабатывать деньги исключительно собственным умом, создали крепкий союз, не смотря на тяжелые жизненные обстоятельства и порой диаметрально-противоположные взгляды на реальность.
Сыну, которого они страстно желали, зачали с обоюдного согласия, была уготована иная судьба. По крайней мере, так казалось им. Все, что сами не получили в детстве, рано оборвавшейся юности, было бережно сохранено и преподнесено Кириллу.
