Журнал «Если», 1995 № 07 - Волков Павел (мир бесплатных книг TXT) 📗
— Господин Корженовский.
Он открыл глаза и сквозь редеющий туман тальзита увидел неподалеку мужчину. Сфера была непроницаема, за подступами к ней наблюдал монитор, — спрашивается, как сюда попал гость?
Корженовский выпрямился и отогнал ладонями последние струйки пыли.
Опять Ольми. Но как странно он выглядит: заросший, нечесаный, глаза враскос. А пахнет от него, точно от запущенного гоморфа. И еще — ощущение страха… Корженовский брезгливо наморщил нос.
— Я бы тебя пропустил, — сказал он. — Крадешься, как вор…
— Никто не знает, что я здесь.
— Зачем прятаться?
Ольми пожал плечами. Корженовский заметил, что у него нет пиктора.
— Мы с тобою старые друзья. Даже больше, чем друзья.
Корженовский поднял руку и взялся за слабый луч. Прежде они с Ольми общались непринужденно. Откуда вдруг эта натянутость?
— Ты всегда прислушивался к моему мнению, и я тебе всегда верил.
Разговор Инженеру нравился все меньше. Ольми казался выбитым из колеи, издерганным.
— Да.
— Теперь у меня к тебе необычная просьба. К тебе, а не к властям Гекзамона. Они бы вряд ли согласились. Я пока не могу все объяснить, но боюсь, что при открытии пробного канала у тебя возникнут большие проблемы.
— Дружище, я к ним готов.
— Но не к таким. Видишь ли, я собираю все сведения о яртах и нашел способ предотвратить еще более серьезные проблемы, а они появятся, когда мы откроем Путь. Даже раньше, на испытании. Я прошу отправить по пробному каналу послание.
— Яртам?
Ольми кивнул.
— Какого содержания?
— Этого я сказать не могу.
Корженовский снова поморщился.
— Как ты считаешь, Ольми, у доверия должны быть границы?
— Это необходимо. Может спасти нас всех от чудовищной бойни.
— Спасти? Что ты разузнал?
Ольми упрямо покачал головой.
— Слишком уж это подозрительно… — проворчал Инженер. — Я не смогу помочь, если ты не объяснишь толком.
— Я тебя хоть раз просил о чем-нибудь таком?
— Нет.
— Конрад, наверное, тебе это покажется примитивным и бестактным, но я прошу об услуге.
— Очень примитивно, — согласился Корженовский, подавляя желание вызвать охрану. Желание исчезло, но Инженеру стало еще больше не по себе.
— Ты должен поверить. Все это очень важно, но сейчас я ничего не могу объяснить.
Корженовский пристально смотрел на человека, которому был обязан воскрешением.
— У тебя в этом обществе исключительные привилегии, — сказал он. — И ты не кривишь душой, утверждая, что никогда ими не пользовался. Как не пользовался и мной. Где твое послание?
Ольми вручил ему информационный кубик.
— Вот. Шифр знают только ярты.
— Прямое обращение? — Мысль о предательстве Ольми казалась Инженеру абсурдной, и все-таки он был глубоко потрясен. — Предупреждение?
— Считай это мирной инициативой.
— Затеял дипломатическую игру с нашими злейшими врагами? А президент в курсе? Или хотя бы командующий Силами Обороны?
Ольми покачал головой, исполненный решимости не поддаваться на расспросы.
— Ладно, тогда у меня только один вопрос: это не сорвет открытие?
— Сейчас не в моде торжественные клятвы, но я торжественно клянусь: Путь будет открыт. Послание способно только помочь.
Корженовский принял кубик и подумал, нельзя ли как-нибудь по-быстрому расшифровать содержимое. Но зная Ольми, решил: скорее всего, нельзя.
— Отправлю при одном условии: очень скоро после этого ты все объяснишь. И заодно расскажешь, что с тобой случилось.
Ольми кивнул.
— Где тебя можно найти? — спросил Корженовский.
— Я буду на открытии пробного канала, — пообещал Ольми. — Фаррен Сайлиом пригласил.
— Неогешельские наблюдатели хотят, чтобы каждый из нас был у них на виду, — проворчал Инженер. — Скоро спрятаться от них будет негде.
— Всем нам сейчас нелегко, — сказал Ольми.
Корженовский сунул кубик под плащ и пожал Ольми руку. В следующее мгновение гость покинул тесное обиталище Инженера.
«Он передаст депешу?» — спросил ярт, когда они с Ольми выбрались из скважины.
«Да, — ответил Ольми, — чтоб тебя черти взяли».
В «голосе» ярта появилось нечто похожее на грустинку:
«Мы с тобой как братья, но не доверяем друг другу».
«Ни капельки», — согласился Ольми.
«(Я) не могу убедить тебя в важности (моего) задания».
«А ты и не пытался».
«Не знаю, что обнаружат твои соплеменники, когда откупорят Путь. Но вряд ли что-нибудь приятное».
«Они готовы ко всему».
«Непонятна причина волнения. (Я) не имею права наносить ущерб твоему народу, поскольку вы с другом отправили командованию потомков депешу. Кстати, в ней сказано, что мы с вами — не враги. Не можем быть врагами. Не должны».
ЗЕМЛЯ
В последний день своего пребывания на Земле Ланье наслаждался физическим трудом — колол дрова для кухонной печи (скорее, украшения интерьера, нежели предмета необходимости). Ставил на чурбан железный клин, от души бил по нему кувалдой, укладывал дрова в поленницу. Солидный, освященный веками ритуал.
Время от времени он заглядывал в кухню, где Карен пекла хлеб, и к полудню получил свежую краюху.
— Нынче я уже обхожусь без малюток-помощничков. — Он показал на настенный календарь, где краснела метка. К этому дню должны были раствориться последние микроскопические дистанционные лекари.
— Надо бы поговорить с Крайстчерчем насчет осмотра. — Золотисто-зеленые глаза Карен проследили за его рукой.
— А что толку? Все равно имплант не уберут. Они упрямы, а я еще упрямей! Даешь бойкот врачебной тирании Рэса Мишини!
Карен улыбнулась. Видимо, она устала спорить.
— Вкусный хлеб. — Ланье поморщился, натягивая сапоги, — пока колол дрова, он обнаружил у себя обновленные мышцы. — От одного аромата можно снова возлюбить этот мир.
— Старый английский рецепт с хунаньскими добавками. — Карен достала из печи вторую буханку. — Мама его называла Хлебом Четырех Единств. — Она положила буханку на лоток печи. — Хочешь пройтись?
Ланье кивнул.
— После такой работенки невредно размять ноги и продышаться. Не хочешь присоединиться?
— Еще четыре каравая. — Карен взяла его за руку, чмокнула в щеку и нежно, заботливо провела ладонью по седой щетине. — Ступай. Когда вернешься, будем обедать.
По короткой тропке он обогнул дом и углубился в хвойный лес, в двадцатом веке чудом избежавший вырубки под корень. Повсюду изгибались папоротники; зеленый ковер был весь в брызгах золота, падавших сверху сквозь переплетение ветвей. В кустах и кронах деревьев хлопотали пичуги.
Пройдя километра два, он ощутил слабость. Еще через несколько шагов в правой половине тела возникли оцепенение и тупой зуд. Намокло под мышками, ноги задрожали, как у больной собаки. Пришлось остановиться и опереться на альпеншток. Вскоре ноги и вовсе подломились, и он сел — даже не сел, а упал — на старый замшелый пень.
Правая сторона тела. Левое полушарие мозга. В левом полушарии было сильное кровоизлияние…
— А где же помощнички? — произнес он тонким от боли, почти детским голосом. — Что ж вы меня так подвели?
На лицо упала тень. Ланье сидел скорчившись, не мог даже поднять голову. Кое-как повернув ее, он увидел Павла Мирского, стоявшего метрах в двух, не дальше.
— Гарри. Теперь ты можешь пойти со мной?
— Не возьму в толк, почему я скис. Помощнички…
— Наверное, они неэффективны.
Сознание быстро меркло.
— Не знаю.
— Не самый лучший тип. Не тальзит. Псевдотальзит.
— Врачам виднее.
— Ничто человеческое не совершенно. — Мирский говорил очень спокойно, однако не приближался к Ланье. Даже не спрашивал, нужна ли помощь.
А Ланье уходя, не прихватил коммуникатор.
Боль почти сгинула, остался только черный туннель, лязгающие в памяти двери.
— Пора, да? Ты здесь потому, что пора?
— Ты скоро запишешься в имплант. Но ты этого не хочешь.
