Прелюдия к Академии (Прелюдия к Основанию) - Азимов Айзек (лучшие книги txt) 📗

Селдон привык рассматривать противоположные точки зрения, а потому решил: привычка – вторая натура. Стоит привыкнуть к тому, что все вокруг лысые, такие же, как ты сам, и пышная растительность на голове будет вызывать отвращение. В конце концов, он ведь и сам брился каждое утро и терпеть не мог, когда у него отрастала щетина, однако даже с щетиной его лицо не казалось ему таким уж отвратительным. Он мог в любое время, если бы захотел, отрастить бороду.

Он знал: на некоторых планетах все мужчины поголовно носят бороды. Кое-где их даже не подстригают, не подравнивают. Что бы сказали про него обитатели таких планет, взгляни они на его гладко выбритые щеки и подбородок?

А они все шли и шли вперед, и время от времени Капелька Сорок Третья легонько касалась его локтя, когда нужно было повернуть в ту или иную сторону. Судя по всему, она уже. немного, осмелела, по крайней мере руку не отдергивала, как от огня, о порой держала его за локоть целую минуту.

– Сюда! Иди сюда!

– Что такое? – спросил Селдон.

Они остановились перед небольшой тележкой, доверху наполненной маленькими шариками – сантиметра два в диаметре. Рядом с тележкой, по-видимому, только что водруженной на подобающее место, стоял Брат и вопросительно смотрел на них.

Капелька Сорок Третья вполголоса подсказала Селдону:

– Попроси немного.

«Ага, – понял Селдон. – Она не имеет права заговорить с Братом, пока он сам к ней не обратится», – и неуверенно обратился к Брату:

– Можно попробовать, Б-брат?

– Бери хоть пригоршню, Брат, – добродушно предложил работник.

Селдон осторожно взял один шарик и хотел было угостить Капельку Сорок Третью, но, обернувшись, с удивлением заметил, что предложение угощаться она приняла на свой счет и зачерпнула с подноса две пригоршни шариков.

Шарик оказался гладким, приятным на ощупь, Когда они отошли подальше от Брата, Селдон шепотом поинтересовался:

– Это можно есть? – и недоверчиво принюхался к шарику.

– Они не пахнут.

– А что это такое?

– Лакомство. Драже. Для экспорта к ним делаются различные добавки, но в Микогене мы едим их просто так, без всяких добавок.

Отправив одно драже в рот, она призналась:

– Я их ужасно люблю.

Селдон последовал ее примеру. Драже быстро растаяло во рту, он и охнуть не успел. Рот наполнился капелькой жидкости, которая мгновенно стекла по пищеводу.

Какой-то миг Селдон не мог пошевелиться – настолько он был поражен. Драже оказалось чуть сладковатым. После него во рту остался непонятный пряный привкус.

– Можно, я еще попробую? – спросил он.

– Бери сразу полдюжины, – посоветовала Капелька Сорок Третья и протянула Селдону пригоршню драже, – Вкус всегда разный, а калорий совсем нет. Попробуй.

Она была права, Селдон пробовал так и сяк: брал драже в рот и давал рассосаться, лизал потихоньку, пытался откусить кусочек, Но как бы легко он ни прикасался к драже, стоило чуть-чуть лизнуть, и оно моментально исчезало. И действительно, у каждого шарика вкус был чуть-чуть да иной.

– Вот беда, – вздохнула Капелька Сорок Третья, – каждый раз попадается что-нибудь необычное, вкус невозможно забыть, но больше такое может никогда не попасться. Помню, было мне лет девять, и мне попалось такое…

Мечтательное выражение тут же покинуло ее лицо. Она сказала строгим голосом:

– Прекрасная вещь – это драже. Учит тому, как все зыбко в этом мире.

«А ведь это сигнал, – подумал Селдон, – Хватит, нагулялись. Она уже вполне свыклась с моим присутствием, свободно разговаривает. Пора переходить к делу, и немедленно!»

Селдон сказал:

– Сестра, я родом из мира, который раскинулся под открытым небом, как и другие миры кроме Трентора. Там иногда идет дождь, а иногда сухо, реки порой текут спокойно и лениво, а иногда выходят из берегов, там то жарко, то холодно. А это значит, что урожаи там бывают то плохие, то хорошие. А здесь все так стабильно, продуманно. И урожаю ничего другого не остается, как только быть всегда хорошим. Как счастлив Микоген!

Селдон замолчал и стал ждать ответа. Ответов могло быть несколько, и дальнейшие действия зависели от того, как именно ответит Капелька.

Она и впрямь достаточно осмелела и теперь почти не стеснялась того, что рядом мужчина. Вот что она ответила:

– Стабильности добиться не так уж легко, Состояние среды контролировать приходится постоянно. Порой нападает какая-нибудь вирусная инфекция, а бывают еще неожиданные и нежелательные мутации. Иногда приходится браковать огромные партии продуктов.

– Правда? И что же потом?

– Другого выхода, как только уничтожать забракованные партии, нет. Даже тогда, когда есть хоть малейшее подозрение, что партия недоброкачественная. Тележки, ванны – все подвергается самой тщательной стерилизации, а порой и все оборудование уничтожают.

– Стало быть, на манер хирургии, – кивнул Селдон. – Отсекаете пораженную болезнью ткань.

– Да.

– А что же вы предпринимаете, чтобы предотвратить подобные неполадки?

– Что можно поделать? Проводим непрерывные анализы на мутацию и вирусы, следим за чистотой и составом питательных сред. Изменения мы наблюдаем крайне редко, однако стоит нам заметить что-нибудь, мы предпринимаем немедленные и радикальные шаги. В итоге неурожайных лет у нас почти не бывает, да если и бывают, то страдает всегда лишь небольшая часть урожая. Помню, самый неудачный год у нас был, когда мы потеряли двенадцать процентов урожая. Беда в том, что самые старательные прогнозы, самые продуманные компьютерные программы не всегда способны предсказать то, что на самом деле непредсказуемо.

Селдон от неожиданности вздрогнул. Капелька говорила так, словно рассуждала о психоистории, а на самом деле речь шла всего-навсего о продукции микрофермы в небольшом тренторианском секторе. А ведь он сам все время мыслил грандиозными масштабами – никак не меньше Галактической Империи.

Неизвестно почему немного обидевшись, словно речь и впрямь шла о его работе, Селдон проговорил:

– Наверняка не все непредсказуемо. Есть силы, которые правят всеми нами и обо всех нас заботится.

Капелька резко остановилась, обернулась и удивленно, не мигая, взглянула ему в глаза.

– Что? – спросила она.

Селдон принялся неловко объяснять.

– Понимаешь… вот мы говорим о вирусах, мутациях… Это ведь все явления природные и подчиняются, следовательно, законам природы. Нечего сверхъестественного тут нет, верно? Все, что не повинуется законам природы, тут не учитывается. А ведь именно оно может; управлять самими законами.

Капелька, не отрываясь, смотрела на Селдона – так, словно он вдруг заговорил на чужом языке, каком-нибудь древнем, забытом диалекте.

– Что? – еще раз спросила она.

Селдон, запинаясь, продолжил свою мысль, путаясь в незнакомых, непривычных словах:

– Нужно обращаться к чему-то великому, какому-то высшему духу, какому-то – просто и не знаю, как назвать.

Она вполголоса проговорила:

– Я так и думала. Только не сразу поверила, что ты об этом говоришь. Ты судишь нас за то, что у нас есть религия. Почему же ты не сказал прямо? Почему избегал этого слова?

Она ждала ответа, а Селдон, несколько обескураженный тем, что его слова так задели ее, пробормотал:

– Потому что я не привык пользоваться этим словом. Мне более знакомо слово «сверхъестественное».

– Называй, как хочешь. Это религия, и ее у нас нет. Религия – это для варваров, для стада ско…

Она умолкла, чтобы перевести дух, но Селдон не сомневался, что она хотела сказать: «для стада скотов».

Однако Капелька довольно быстро взяла себя в руки.

– Мы – не религиозный народ. Наше царство – от мира сего, от этой Галактики, и так было всегда. Если у тебя есть своя религия…

Селдон почувствовал, что влип. Вот уж чего он никак не ожидал!

– Не сказал бы, что это так… – промямлил он. – Видишь ли, я математик, и мое царство – тоже от мира сего и от этой Галактики. Просто, понимаешь, у вас такие странные обычаи, вот я и подумал, что ваше царство…