Великий Гусляр - Булычев Кир (книга жизни TXT) 📗
— Помню.
— Когда я настраивал мозг Гамлета на мозг донора, чтобы добыть оттуда жестокости или решительности, то, получая это качество от бандита, Гамлет тут же отдавал ему избыток своей доброты или щедрости. Он получал решительность, а отдавал Армену сомнения. Взял у Грицко жестокость, а подарил доброту. Взамен бережливости внедрил в Раису бескорыстие. Но не целиком, не полностью… В каждом осталось что-то от прежнего.
— А ты не боялся, Христофорыч, что Гамлет станет садистом или скрягой?
— Качества еще ничего не значат. Жестокость зависит от сути человека. А по сути своей Гамлет человек хороший. Ну, впитал он в себя чужую жестокость, а в его мозгу она стала разумностью, сдержанностью…
— А другие получили от Гамлета…
— Армен впервые в жизни усомнился в том, чем он занимается, а Грицко пригрел щенка. Раиса станет неплохой подругой гению. Я надеюсь…
— Погляди! — ахнул Удалов, на минуту забывший о Гамлете и его брате. — Смотри на «Мерседес»!
Они как раз проходили мимо «Мерса», принадлежавшего Ираиде Тихоновне и купленного на ее скромную зарплату. Умеет же человек экономить!
И увидели, как шустрые крысы повесили на ручку дверцы маленькую белую табличку.
На табличке был череп, скрещенные кости, портрет Ираиды, вполне узнаваемый — с паспортной фотографии — и было написано: «Вход воспрещен».
— Очень перспективное направление в борьбе с грызунами, — сказал Минц Удалову. — Гамлет показывал мне опытные образцы. Одного не понимаю: почему крысы сами занимаются развеской?
— Погоди, — остановил его рассуждения Удалов.
Из Гордома, завершив рабочий день, вышла дама с начесом на голове, в строгом деловом английском костюме.
— Ираида, — прошептал Удалов. — Страшная фигура. Скоро ее посадят или изберут в Думу.
Невзрачная на вид женщина подошла к машине.
За ней, чуть пригнувшись, семенил чиновник Поликарпыч, молодой да ранний предатель. Он на ходу наушничал.
Ираида Тихоновна отмахнулась от осведомителя и протянула руку к дверце машины, такого скромного «Мерседеса».
И тут увидела табличку.
Она очень рассердилась и попыталась табличку сорвать, но нечто невидимое остановило ее руку. Пальцы замерли в сантиметре от таблички.
Женщина стала быстро дышать и притоптывать правой ногой.
А табличка висела. Ничто ее не брало.
Поликарпыч изогнулся, принялся царапать дверцу машины, чтобы помочь начальнице. И хоть бы что!
Ираида достала из сумочки сотовый и принялась кричать в него:
— Милиция! Срочно наряд к Гордому! Нападение на мое лицо при исполнении спецзадания.
— Пошли отсюда, — сказал Минц. — А то наряд приедет, стрелять начнут, нас с тобой ранят.
Конечно же, Лев Христофорович, как всегда, шутил, но Удалов не стал спорить и поспешил домой.
10. У нас героем становится любой
У ворот стоял Ю. К. Зритель и смотрел на Минца затравленным взором.
— Лев Христофорович, — взмолился он. — Я чувствую, что она меня покинет. Спасите.
Настроение у Минца было боевое. Ему надо было обязательно удивить мир научным подвигом, чтобы забыть об истории с мальчиком, не подвластным законам науки.
— Заходите, — сказал Минц, — и вкратце рассказывайте.
Удалов последовал за пожилым Зрителем.
— Я был убежден, — произнес Зритель, что когда оплачу ей игуанодоновые туфли, она проникнется. А знаете, что она сказала?
— Что же?
— Чтобы я не надеялся на ее милости. Что такой больной старик, как я, который мечтает о том, чтобы залезть под юбку юной красавице, не имеет права приближаться к женщине своей мечты.
— А вы приблизились? — спросил Минц.
— Я попытался. Но она, простите, женщина крепкая, плаванием занималась, на лошади катается каждое воскресенье. Она врезала мне под дых мощным коленом.
— А вы?
— Я попросил прощения, — вздохнул Зритель.
Его лысина, через которую поперек были поштучно протянуты седые волосы, покраснела и покрылась каплями пота.
— Значит, она уверена в своей красоте? — спросил Минц. И в голосе профессора прозвучало нечто подозрительное. Для тех, кто его знал. А для тех, кто не знал, ничего не прозвучало.
Задача была невыполнимой. Удалов понимал, что она невыполнима. Не давать же опытной женщине приворотное зелье!
И, как бы угадав мысли Удалова, Лев Христофорович произнес:
— Приворотное зелье в вашем случае не поможет.
— Почему? — вскинулся в надежде Ю. К. Зритель.
— Потому что это пустое суеверие.
Минц выдержал паузу и добавил:
— К тому же в вашем случае никакое зелье не сработает. Физиономия вашего лица не вызовет женской симпатии.
— А если я материально компенсирую? — спросил Зритель.
— Даже если компенсируете.
— И ничего нельзя поделать?
Тут в разговор вмешался Удалов:
— Неужели ты не понимаешь, Юлиан, что это невыполнимая задача! Нет ей решения.
— Вот именно, — задумчиво произнес Минц. — Вот именно…
Мысли его витали где-то вдали.
Ну что стоило Удалову сказать другую фразу! Но он заявил в лицо Минцу, что проблема неразрешима… Это был вызов, не принять который Минц не мог!
Наступила зловещая пауза.
Зритель переминался с ноги на ногу. Давно уже неухоженный, голодный Удалов залез в холодильник Минца и искал там съестные припасы.
По истечении двадцати минут Зритель робко спросил:
— Мне уйти?
— Ничего подобного! — ответил Минц. — Средство я выдам вам сейчас. Я давно его разработал, но не было стимула закончить. Теперь же стимул есть!
Он схватил с полки неприглядную бутылку, оттолкнув Удалова, вытащил из холодильника вторую, смешал их содержимое в миске и сунул в микровейв.
В печке зашуршало, закипело.
Запахло миндалем.
— Нормально, — сказал Минц.
Обжигаясь, он вытащил миску и поставил на стол.
— Остынет — перельем в пузырек, — сказал он. — Это средство — условно назовем его пессимизатором — воздействует на зрительный ряд объекта.
— Чего-чего? — спросил Зритель.
— Шестьсот долларов, — ответил Минц.
— Чего-чего?
— Триста сейчас, триста за вторую порцию, когда вы убедитесь в том, что средство подействовало.
— У меня с собой денег нет, — отрезал Зритель.
Он был богат именно потому, что у него никогда не было с собой денег.
— Идите, — предложил ему Минц. — Вы свободны.
— А если пятьдесят? — спросил Зритель.
Минц его не слышал.
Минц — человек, по большому счету, бескорыстный. Но в случае со Зрителем он был беспощаден. Он отлично знал, что свое громадное подпольное состояние этот немолодой жулик нажил нечестным путем. Так что пощипать его — дело святое. У Минца центрифуга шалит, электронный микроскоп молекул не различает, да и ботинки пора новые покупать.
— Семьдесят пять, — сказал Зритель.
Минц уселся за стол и сказал Удалову:
— На второй полке целая банка лечо и безалкогольное пиво.
— Пиво ты выпил, — сказал Корнелий. — Ксении опять дома нет. Это хорошо не кончится. Моего смирения не хватает.
— Это у тебя смирение? Ты ведь человек беспощадный.
— Сто пятьдесят, — произнес Зритель. Не так уж уверенно, как раньше.
— Удалов, выведи буяна. Он мне надоел.
И тогда Зритель выдохнул фразу из американского фильма:
— Принимаю ваши условия, полковник.
Он находился в расстроенном состоянии чувств, потому что сам от себя не ожидал, что сможет так дорого оценить любовь.
— А гарантии? — спросил Зритель.
— Кто может гарантировать любовь? — вздохнул Минц. — Но я надеюсь, что эффект будет положительным.
Зритель расстался с тремястами долларами, получил склянку и объяснения, пошел на квартиру, которую снимал для Ани Бермудской, а там все сделал, как велели.
Аня Бермудская вернулась поздно, глаза у нее пьяно поблескивали, и она говорила о совещании с участием товарищей из Белоруссии. Голос ее сочился томлением.
— Завтра, — сказала она, любуясь новыми туфлями, — везем белорусских гостей в лесопарк. Все глубже в лес с прекрасной незнакомкой!
