Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) - Тырин Михаил Юрьевич (бесплатные серии книг .TXT) 📗
– Маленький пространственный парадокс. – Агент сделал шаг в дверной проем, показывая, что тот вовсе не оптическая иллюзия. Махнул рукой: – Видите, там есть пустые места? Вы можете помочь их заполнить.
– С ума сойти, – прежде чем Герман успел договорить, дверь захлопнулась.
– Итак, в следующую среду, – подытожил агент. – И пригласите, если не трудно, господина Самоцветова!
Однажды Герман написал рассказ. Он еще не показывал его папе Диме и студийцам. Потому что рассказ вышел каким-то странным, не научная фантастика и не фэнтези. Просто страшноватая сказка.
В начале описывалась осенняя ночь. Трое подростков – два мальчика и девочка – созванивались друг с другом, а потом тайком удирали из дома. Один предварительно хорошенько смазывал дверной замок, второй жил с глухой бабушкой, а квартира девочки вообще была на первом этаже, и та просто сигала из окна. Все вместе шли в самую большую библиотеку в городе. Герман не смог придумать, как они проникали внутрь, поэтому сочинил, будто старший из тройки прекрасно разбирался в технике и смог открыть замок и даже справиться с сигнализацией.
Включив фонари, герои блуждали среди бесконечных фондов. Они были охотниками и охотились на книгу-вампира. Та порабощала волю и забирала душу всякого, кто в нее заглянул. Мало того, как настоящий вампир, заражала своими качествами другие книги. А передавала этот печатный вирус через читателей. Библиотека могла похитить души всех, кто в нее приходил.
Герои отыскали книгу-вампира. Один из мальчишек, техник, отвлек ее на себя и читал, а другие в этот момент выдернули несколько последних страниц, дописали кое-что и вставили обратно. Книга вынуждена была вернуть все, что поглотила, потому что в ней теперь так было написано.
Сейчас Герман чувствовал себя одним из собственных персонажей.
Началось с того, что ошибся датой. Пришел на встречу с агентом, намереваясь сказать твердое «да», и, только когда зашел в вестибюль, осознал, что сегодня не среда, а вторник.
Разворачиваться и уходить показалось как-то неловко и совсем грустно. Герман машинально сдал в гардероб куртку и прошел на платный абонемент. Никакой таблички «Прием» на двери уже не было и в помине.
В зале – хотя какой зал? так, большая комната – скучала женщина-библиотекарь. Герман подошел к стеллажам с детективами и выхватил с полки чужой здесь том Харлана Эллисона. Сделал вид, что листает и незаметно для себя увлекся. Он еще ни разу не читал Эллисона. Подумал, может, и правда взять на пару дней? Но для этого нужно было записаться.
Герман оторвался от книги и посмотрел на конторку библиотекарши. Но та уже куда-то вышла. Само собой получилось, что Герман посмотрел и на дверь в основной фонд. Эту самую дверь открывал агент на прошлой неделе. Говоря себе, что хочет только позвать библиотекаря, Герман подошел и толкнул тяжелую створку.
За дверью уходил вперед длинный-длинный зал с книгами. Кажется, он в несколько раз превышал размеры всего филиала номер пять имени Островского. Герман даже подумал, что теперь раскрыл для себя истинный смысл понятия «межбиблиотечный абонемент» и попал в какой-то запредельный межпространственный узел, куда выходили все книгохранилища мира.
Он даже закрыл дверь и распахнул снова. Ничего не изменилось. Убегали вперед стеллажи, и дальний край терялся в полумраке.
Тогда Герман положил на конторку томик Эллисона и шагнул в проход между стенами книг, вдыхая запах старой типографской краски, пыли и пожелтевшей бумаги. Дверь за собой на всякий случай притворил.
Он шел по лабиринту, не торопясь отклоняться в стороны и сворачивать в соседние проходы. Двигался по прямой, чтобы узнать, как далеко простирается этот стеллажный мир. Мимо проплывали корешки и пустые пространства между ними. Все это Герман наблюдал, как из окна поезда. Еще в детстве, когда в первый раз попал на экскурсию в библиотечные фонды, он мечтал, как заполнит пустоты книгами своего сочинения. Он подумал и о том, давно ли кто-то брал в руки все эти тома. Нечитаемые книги – это как солдаты, павшие в бою. Может, кто-то их и помнит, а может, уже и нет. Осталась только братская могила, где захороненные покоятся стоя, будто китайские терракотовые воины.
Потом Герман услышал голоса. Вздрогнул и остановился. Но затем медленно-медленно пошел на звук.
Очень скоро увидел и свет. Источник скрывался за стеллажами, оттуда и доносились голоса. Один из них Герман узнал сразу.
Говорил агент.
– …Дима, мне не нравится, что творится у тебя в группе. Совсем не нравится.
– В России живем, Пьер. Пора привыкнуть!
Услышав эту реплику, Герман зачем-то даже вытащил с полки книгу. Первую попавшуюся – нужно было чем-то занять руки. Потому что теперь он узнал оба голоса.
– Слышал много раз, – ответил агент Пьер. – Талантливый народ и все прочее. Только почему вдруг стало так много проколов?
– Ребята подобрались – как-то очень…
– Здесь я соглашусь! Никогда еще мне не приходилось разыгрывать спектакль столько раз подряд!
Герман поймал себя на том, что уже идет между стеллажами не таясь. Когда вышел из узкого книжного коридора в освещенный закуток, его ждали.
Казалось, два библиотекаря собрались почаевничать. Сидели у стола, наверняка позаимствованного из читального зала. Лампа под зеленым абажуром придавала этой нише, окруженной книгами, вид домашней библиотеки, где в самых темных углах таилась добродушная жуть.
Первым Герман увидел Пьера. Затем высокого человека с глубоко посаженными глазами и мощными бровями. Пробор разделял его пегие волосы точно посередине, так что они были похожи на сложенные крылья. Иначе говоря, это был папа Дима.
Он первым и нарушил немую сцену.
– Здравствуй, Герман!
– Здравствуйте, Дмитрий Иваныч… – только и смог выговорить пришедший.
– Вот, что я говорил! – взмахнул руками агент, будто гость для того и явился, чтобы проиллюстрировать какую-то его мысль.
– Вы нас обманывали! – Герман собрался с силами.
– Если быть более точным, то не он, а я, – безапелляционно и чуть ли не жизнерадостно заявил Пьер. – Только это не помогло!
– Кстати, Пьер, – сказал папа Дима. – Откуда он вообще узнал, куда идти?
Герман переводил взгляд то на одного, то на другого. Его вопрос словно утонул в обсуждении.
– Моя вина, – агент даже привстал и театрально приложил руку к сердцу, склонив голову, – а все из-за проклятой любви к эффектам. Я показал ему ход сюда. Хотел подчеркнуть, что среди книг есть место и его собственным.
– Может, сядешь? – предложил Герману папа Дима.
Тот увидел незанятый стул – старый, с деревянной изогнутой спинкой. Неожиданно пришла усталость, будто Герман прошел много километров. Стул гостеприимно скрипнул, принимая гостя.
– Извини нас, – мягко сказал папа Дима.
– Никаких пришельцев нет? Никто не прилетит?
– Я попробую объяснить, – начал папа Дима, – но понять будет куда труднее, чем искривить пространство.
– Он способный, он сумеет, – поддакнул агент.
– Нам не нужно выдумывать технику для инопланетян?
– Не нужно, – опять сказал Пьер. – Мы ей не пользуемся…
– Позволь мне, – вмешался папа Дима. – Герман, у вас, когда освоили технику, многие начали понимать, что разрушают планету. Стали бороться за экологию и все такое прочее. Прогресс уже не остановить, но приструнить его как-то нужно. А представь себе цивилизации, для которых сама техника — это как для вас каменный топор. Рано или поздно такой скачок делают все – начинают вмешиваться в реальность напрямую. То есть мысленно. И тогда все повторяется, только здесь экология нужна самой реальности. Если каждый будет перерисовывать общую картину мира по желанию, то кто-то пострадает. Приходится снова договариваться друг с другом – а давайте будем вот именно такую картину мира считать базовой. Что-то вроде правил хорошего тона для мироздания. Законы физики становятся вроде законов юридических, инструментом саморегуляции общества. И разумеется, раз есть закон, то появляются и нарушители.
