Реквием по пилоту - Лях Андрей Георгиевич (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— Дайте «ля», — попросил он по внутренней связи, — и парочку аккордов.
Колхия достала гитару из футляра и, подстроив, взяла несколько аккордов. Звонарь на полном серьезе показал кольцо из большого и указательного пальцев, и прослушивание потекло привычным чередом.
Гуго отключил наушники и только наблюдал, не слыша ни звука, как Мастерсон что-то объясняет, указывает на «Галактика», тот тоже что-то говорит, все пересаживаются, Арон обращается к Фоше… Как же все-таки зовут эту Колхию? В зеленоватом студийном освещении ее глаза и волосы тоже казались зелеными, словно у русалки или дриады. Сколько, интересно, ей лет? Двадцать восемь? Тридцать один? Может, вообще зря его повело на всю эту благотворительность? Разберемся… Гуго вернул звук в наушники.
Колхия села у открытых микрофонов, начала медленное вступление, и Звонарь, внутренне похолодев, забыл, на каком свете находится.
Это была песня его родной земли. Не то чтобы самой родины, Бэрнисдельских лесов, но все равно оттуда, с Тратеры. Тогда ему исполнилось семнадцать, от кентурии осталось восемь человек, с ним — девять, они ехали по степи, по бесконечному разнотравью Междуречья — у Гуго в ноздрях даже вдруг ожил тот пряно-тошнотворный цветочный дух; они покачивались в седлах, свесив головы и освободив ноги от стремян; между ушей своей лошади будущий Звонарь видел, как выворачивает на ходу бабки лошадь, идущая впереди; стояла жара, дорога была бесконечной, и такой же была эта песня, которую тянул кто-то рядом. Позже, годы спустя, он не раз пытался припомнить ту завораживающую мелодию и что-то вспомнил, как ему казалось, почти точно, но лишь теперь понял, насколько его приблизительный вариант отличался от странной прелести оригинала. Да откуда она это знает? Речной обрыв, космы травы… У Колхии, несомненно, был голос, низкий и хорошо поставленный, его интонации будили в Звонаре еще нечто, кроме даже тех давних воспоминаний, но, что именно, он не смог бы сказать.
Когда песня закончилась, Бэт Мастерсон первым делом посмотрел на шефа, увидел его остановившийся взгляд — а все его взгляды Бэт изучил в совершенстве — и тут же попросил спеть что-нибудь еще.
Вторая песня никакого отношения к Тратере не имела, это была русская песня, и Звонарь был знаком с русской музыкой; хотя из всего текста он едва ли понял десять слов, впечатление получилось не меньшим; показалось ли ему, или на самом деле смысл доходил до него сквозь языковой барьер. Это разбойничья песня, решил Звонарь, разбойник — живой упокойник, удалой молодец, он бесстрашен, но ведает о своем горьком конце, поминает неотвратимое лихо, а все же не хочет уступать судьбе… Уж кто-кто, а Гуго знал эти темные предчувствия атаманской души. Он сбросил наушники, вышел в студию — там шел разговор — и сказал:
— Я полагаю, достаточно.
Вот напасть, забыл, он же не директор, но, как видно, это уже было не важно, Морис Фоше — опять бровями — давал понять, что он не против, Арона, ожидающего, собственно говоря, перехода к финансовой стороне, тоже как будто пробрало, вурдалакообразный Бак, которого никто не спрашивал, демонстрировал Гуго оттопыренный большой палец. Бэт Мастерсон, верный товарищескому чувству, произнес традиционную фразу:
— Нам нужно посоветоваться. Пройдите пока… м-м-м-м… вот со звукооператором.
Звонарь подошел к Колхии — она была здорово разволнована и еще не поняла, что выиграла, — и предложил:
— Пока отцы совещаются, пойдемте выпьем кофе.
Они вышли из студии, и она спросила:
— Ну, как вы думаете?
— Мне очень понравилось, — сознался он честно. — Такого здесь еще не слышали. Могу я узнать: первое — как вас все-таки зовут, и второе — откуда вы знаете эти песни?
Похоже, что голос родины-матери здорово поколебал его душевное равновесие, потому что как раз в этот момент рядом с ними выросла вторая дневная секретарша, волоокая Герда, и Гуго рта не успел раскрыть, как она протараторила:
— Мсье Сталбридж, вам только что звонил Пиредра и просил обязательно быть к двум часам.
Оказывается, у Колхии действительно были зеленые глаза, даже с разными оттенками зелени, и очень большие. В пол-лица. Герда, проклятая ведьма, злорадно улыбнулась и сгинула. Звонарь сокрушенно почесал висок:
— Все-таки давайте выпьем кофе. Мне в самом деле понравилось.
Надо сказать, что никаких других знаменательных событий до того, как Колхия переехала в звонаревские «Пять комнат», не происходило, кроме разве что бесчисленных совместных поездок на странноватые сборища «поющих поэтов», бардов, исполнителей стихов под музыку — Звонарь называл их вагантами, и это, пожалуй, самое близкое к истине определение. Тогда, в коридоре «Олимпии», он назвал Колхию прославленной, и выяснилось, что не так уж и ошибся. В тех кругах она и впрямь пользовалась огромной популярностью, и ее друзья-ваганты без труда заполняли какой угодно зал. Стиль их жизни был беспорядочным и бессребреным, музыка — абсолютно некоммерческой, но тем не менее Гуго устроил для них серию вечеров и «сделал» несколько имен.
На главный же вопрос — почему именно Колхия затронула сердце Звонаря? — я не знаю ответа. Были красивее? Да, были. Умнее? Тоже были. В чем же дело?
К замку можно подойти со ста ключами, но откроет лишь один. Почему? Совпала комбинация. Можно развинтить и убедиться. К сожалению, не родился еще такой гений, который смог бы так же развинтить человеческую душу. Тристан и Изольда выпивают роковую чашу, но даже легенда не называет состава колдовского напитка; этого секрета не раскрывают нам ни граф Толстой, ни Шекспир, ни Маргарет Митчелл. Нельзя сказать, за что любят, можно — вопреки чему. Нельзя объяснить. Можно описать.
Итак, согласно сотне причин, которые я могу предположить, и двум-трем, о которых, вероятно, не догадываюсь, Колхия и Звонарь объединились в своеобразный союз, включавший в себя также двух сыновей и собаку. Собака была большая, разноцветная и разноухая, таинственной породы. Звонаря она сначала обнюхала, потом облизала, потом прошла на кухню «Пяти комнат» и там шумно завалилась, словно вязанка хвороста, и так и осталась лежать, будто это всегда было ее место. С сыновьями вышло посложнее. Старшему, Борису, было пятнадцать, младшему, Ричарду, — десять, оба уже до мозга костей пропитались той охотой к перемене мест, что двигала их матерью, и необходимость в каком-то постоянном мужчине в постоянном доме на первых порах их сильно озадачила. Вскоре, однако, Борис оценил возможность являться в любое время, отоспаться и стрельнуть денег, встречая полное понимание своих проблем. Звонарь пару раз сходил с ним на разборки, и Борис в конце концов сформулировал свое отношение в высшей форме комплимента — «нормальный мужик». Младший же, Ричард, вообще через некоторое время уверился, что Гуго — их настоящий отец.
Постепенно, поглощая холостяцкий быт, возникало совместное хозяйство. Увы — несмотря на присущую ей душевную щедрость и готовность поделиться последним куском, Колхия оказалась хозяйкой скверной, а вернее сказать — вовсе никакой. Готовить она не умела и не любила, и ее представления о семейном очаге далее того что можно уложить в рюкзак, были крайне смутны и состояли в основном из рецептов «быстрого реагирования», а от служанки в доме Колхия отказалась наотрез. Такая же картина наблюдалась и в отношении уюта в доме: насколько Инга изыскивала и изобретала изощренный, почти экзотический дизайн, настолько же Колхия была равнодушна к виду своего местообитания. В денежном вопросе тоже творилось что-то непонятное: то на нее нападала невероятная скупость, то охватывала прямо-таки царская жажда расточительности. Зато Колхия показала себя истинным мастером, когда требовалось кормить и лечить животных; если же доходило до лечения собственных детей, на нее порой накатывала редкая беспомощность.
Многолетней привычки исчезать неведомо куда по первому зову, если вдруг на краю света надо было помочь кому-нибудь из бесчисленных друзей, она не утратила и утрачивать не собиралась, и в этой ситуации между ней и Звонарем пробежала, как ни странно, первая черная кошка. Странно, ведь и сам Звонарь был готов прийти на выручку когда угодно — но, во-первых, ситуации у друзей Колхии случались куда как менее крутые, а во-вторых, семью Гуго все же ставил на первое место. Да, трудно себе представить, но Звонарь мечтал о нормальной семейной жизни!
