Переменная звезда - Робинсон Спайдер (читаем книги txt) 📗
Чтобы Соломон Шорт не заметил юмора – это было совсем не в его характере. Я все еще гадал, как же такое могло случиться, когда понял, что ситуация на экране близится к ключевому моменту, и вернул свое внимание к записи. Вот-вот должна была прозвучать фраза, которая меня полностью реабилитирует. Уже недолго осталось ждать моей героической битвы.
Ричи что-то такое выпалил насчет своего незаконченного школьного образования. Я спросил у Жюля:
"Почему бы вам не сказать, какие цветы вы имеете в виду".
Ну, ну…
"Гамак", – ответил мне Жюль.
У меня челюсть отвисла. Я был настолько потрясен, что перестал обращать внимание на события, разворачивающиеся на экране. Кто-то явно поработал над записью!
– Сол! – воскликнул я.
– Тс-с-с! – шикнул он на меня громко и решительно. – Держи в резерве свои вопросы и замечания.
– Но черт побери, он ведь на самом деле сказал…
– Утихни, я тебе говорю!
Проклятье – ведь он же сказал "мак", а не "гамак". Цветы по прозванию "гамак" были выращены на одной из станций "Луна-5". Все, кого обвиняли в их выращивании, дружно отказывались от обвинений, но каждый из них с таким же пылом приватно утверждал, что честь открытия принадлежит именно ему. "Гамак" был цветком, в листьях которого содержался слабоэнтеогенный алкалоид, действие которого было чуть сильнее марихуаны и при использовании которого возникало не больше привыкания, чем к марихуане. Это растение в сравнении с опиумным маком находилось, образно говоря, в противоположном конце спектра. На Земле употребление "гамака" ограничивалось, а согласно законодательству некоторых планет (в частности, Ганимеда) считалось легальным. Я понятия не имел о том, каково отношение к этой травке на борту "Шеффилда". С экрана понеслись крики и прочие громкие звуки, но я ничего не слушал. Я был ошарашен таким неожиданным поворотом событий и пытался осмыслить невероятное. Единственным разумным объяснением, какое приходило в голову, было то, что кому-то каким-то образом удалось поковыряться в бортовом ИИ "Шеффилда". Мне стало не по себе.
– Сол, ты должен меня выслушать!
– Понимаю, – отозвался Сол, не отрывая глаз от экрана. – Разве это не ужасно?
– Но я…
– Нет тут никакого Ноя, – буркнул Сол, взял пульт и прибавил громкость, чтобы меня не было слышно.
Это было не так-то просто. Запись драки закончилась в то время, когда я отвлекся на отчаянные раздумья, и теперь из динамиков доносился только негромкий голос судьи. Но Сол упрямо жал на кнопку громкости и отпустил ее только тогда, когда я замолчал и уставился на экран.
Судья Уилл произносила речь. В ее голосе было больше сожаления, нежели укора.
– …даже упоминать ваши нелепые попытки утверждать, что ваши настоящие имена – Кори Тревор и Джей Рок:
– Да говорю же вам, это вышло просто так, автоматически! – прозвучал голос Ричи.
– Тем не менее, – решительно продолжала судья Уилл, – настоящий суд принимает во внимание вашу особую просьбу относительно языка и неохотно соглашается с вашим заявлением о том, что для того, чтобы защищать себя адекватно, вам нужно пользоваться привычным для вас сленгом. Требовать, чтобы вы разговаривали на языке, привычном для меня, равнозначно тому, если бы вы попросили меня говорить с вами свободно и бегло, не употребляя ни единого слова, содержащего букву "т". Я выношу решение и позволяю вам – только вам – употреблять во время этого заседания сквернословие.
– Ну ни хрена себе! Спасибочки, ваше судейство, это просто офигенно клево.
– Ричи, – процедил сквозь зубы Жюль.
– Нет, ну правда же клево, – заартачился Ричи. – Ну ладно, чего там – теперь вы сами все видели. Этот хрен взбесился ни из-за чего и начал вопить насчет охранников и прочего дерьма. Ну а у меня-то испытательный срок, вы так сами и сказали уже, а кого, спрашивается, охранник слушать будет – меня или какого-то там гражданина? Ну я тоже психанул и сказал ему, что он – задница, а он задница и есть. А что отмочил он? Врезал мне по морде!
Нет. Это было невероятно. Наверняка я не…
Судья Уилл сказала:
– В этот момент охранник увидел бы ваше лицо и руки и поверил бы вам. Почему вы не вызвали охрану?
– А как бы я, блин, мог это сделать? – развел руками Ричи. – Я тогда был, блин, сильно занят, так сказать.
– Он был занят тем, что отбивался от парня, – пробормотал Жюль.
– Ну я же… это… пытался отбиться, да, – подхватил Ричи. – А мне доставалось. Вот ведь, блин… Я что, долбаный боксер, по-вашему? И все ж таки, ваше рассудейство, я вот что сказать хочу: потом уж совсем фиг знает что началось, и уж тут я нихрена не виноват. Короче, мы все были в дерьме, так я говорю: почему бы нам не забыть про все про это. Так же будет честно.
Жюль добавил:
– Неохота признаваться, но он прав, ваша честь. Ничего ведь страшного не случилось. А раз не случилось – так чего дерьмо развозить?
Судья Уилл некоторое время дышала носом и гневно взирала на подсудимых. Наконец она изрекла:
– Вот мое решение. Вы оба извинитесь перед мистером Джонстоном за то, что нарушили неприкосновенность его жилища и частной жизни и испортили мебель в его каюте. Ремонт вы произведете самолично. В течение следующего месяца вам будет запрещено покидать свою каюту за исключением того времени, когда вы будете работать и есть.
Она закрыла папку, лежавшую на столе перед ней. Ричи не мог поверить в такую удачу.
– И все! – выдохнул он и осклабился.
Судя Уилл многозначительно кашлянула. Ухмылка Ричи угасла.
– Я бы вынесла значительно более суровое решение, – заверила она его. – Но старший психотерапевт "Шеффилда", доктор Льюис, проконсультировала меня по этому вопросу и сказала, что считает умеренное употребление "гамака" приемлемым на протяжении данного полета, и капитан корабля ее поддерживает. Ни один из вас не знал об этом, когда вы обратились к мистеру Джонстону, но факт остается фактом. Вы едва избежали серьезных санкций. Считайте, вам очень повезло, что у камеры наблюдения был исправен микрофон.
– Мы так и считаем. Спасибо вам, ваша честь, – торопливо проговорил Жюль. – Пошли, Рич.
Они дружно встали и исчезли из кадра. Через несколько секунд та дверь, лицом к которой я сидел, открылась, и они вышли оттуда в сопровождении Лейхи, своего пузатого адвоката. Они ужасно старались (но без особого успеха) сдержать довольные ухмылки, которые напугали бы наемного убийцу и даже агента по продаже недвижимости. Когда они увидели меня, их ухмылки приобрели более хищный вид.
– Эй, фермер Браун, – крикнул мне Ричи, – тук-тук!
Я был настолько ошарашен и деморализован, что непроизвольно подыграл ему:
– Кто там?
– Там долбанутый кусок дерьма с вымазанными в навозе ботинками, который дубасит хороших ребят, потому что у него глазки говном замазаны.
Я раскрыл рот… но если и можно как-то ответить на такую тираду, то я до сих пор не знаю как.
– Удачи тебе, козел, – сказал Жюль и хлебнул из своего извечного стакана. – Давай, Ричи, потопали.
Они нагло пошли прямо на нас. Пришлось расступиться и дать им дорогу. Они вышли через дверь в противоположной стене.
– Текст при тебе? – еще раз спросил Соломон.
Я вздрогнул и похлопал рукой по карману:
– Черт. Надо было бы проглядеть…
– Теперь уже поздно, – сказал Сол. – Пойдем.
Вскоре я оказался в удивительно удобном кресле. Я сидел лицом к "трем медведям".
Слева сидела координатор Гроссман. Нет, она, конечно, была не так уж огромна, но все ее параметры превосходили средние – и что важнее, она была из тех людей, которые ухитряются доминировать в любом месте, если пожелают. В данный момент она просто наблюдала, но даже это она делала со вкусом, с удовольствием. Видимо, надеялась, что я ее повеселю.
Прямо передо мной сидела "медведица" средних размеров – главный судья Уилл. Когда я видел ее на экране, ее взгляд показался мне скептическим. Сейчас он был более… знающим. Мамы всегда знают, о чем думают дети, – так мне говорили. Пока дети не достигают определенного возраста, по крайней мере. Видимо, я этого возраста еще не достиг. И порадовался тому, что есть еще третий "медведь", поскольку можно было перевести глаза на него…
