Черный человек - Головачев Василий Васильевич (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
– Как я оказался на этом здании?..
Инк скафандра удивился, но задавать вопросы в духе своего хозяина запрограммирован не был.
– Вы просили Хранителя Пути отправить вас вслед за больным «черным человеком», и «струна» метро закончилась здесь, внутри здания.
– Этого следовало ожидать… я уже испытал однажды их систему мгновенного транспорта, правда, внутреннюю, но от внешней она, похоже, не отличается ничем. Значит, мой «черный приятель» тоже вышел здесь? Что ж, помаракуем, куда он мог отправиться, и двинемся искать. Никуда он отсюда не денется, если только не махнет куда-нибудь за пределы Горловины… что, кстати, вполне может статься.
Шаламов поднялся над «храмом», оглядел с километровой высоты панораму острова, заросшего вудволловым лесом, но на этот раз вид «развалин сгоревшего города» на него не слишком подействовал. Океан, окружавший остров, отсвечивал медвяной желтизной, был пустынен и неподвижен, лишь у побережья он серебрился рябью мелких волн. Тишина и покой. Мертвая тишина и мертвый покой. И все же что-то здесь было не так, Шаламов мог поклясться, что пейзаж во время его первого пребывания на Страже был иным.
Озарение пришло, когда он обратил внимание на цвет неба – темно-розовый, вишневый на горизонте, а раньше он был гораздо светлее. Выходит, Горловина перестает излучать свет, а это значит, что Страж Горловины уже не сможет долго сдерживать схлопывание «серой дыры» в «струну», и времени до этого момента осталось не так уж и много. Еще чуть-чуть, и одна из последних оставшихся дверей в иные миры закроется, и соответственно маатане останутся совсем без присмотра…
Шаламов пожал плечами, пытаясь сориентироваться. Он уже решил, что будет делать дальше, «Черный человек» бежал в Горловину не ради ее красот, маатане меньше всего были романтиками в человеческом понимании, способными к эстетическому созерцанию гармонии чужих пейзажей, они признавали только собственные картины и собственное искусство, и целью маатанина была, конечно, сама «серая дыра» – и путь его туда. Однако, не имея проникателя, он вряд ли добьется цели, а значит, искать его надо где-то на Страже или на форпосте Границы… куда можно добраться и с любого острова, где есть скелеты Хранителей Пути. И Шаламов повернул к «храму», откуда только что вышел.
Первые две попытки выйти к форпосту привели спасателя на два астероида, расположенные один за другим в глубине Горловины. Это были, по сути, «автоматы поддержки оси», давно потерявшие свое значение; астероиды были окутаны текучим и тяжелым черным дымом толщиной в полметра, не желающим испаряться в космос и быстро оседающим после взбаламучивания. «Дым» этот, конечно, дымом не был, вероятно, вблизи поверхности астероидов происходили какие-то полевые процессы, визуально наблюдаемые как дым, зато в результате свет он поглощал стопроцентно.
С третьей попытки использования «горловианского» метро Шаламов оказался на борту какого-то архисложного левиафана, описать форму которого не смог бы и профессиональный математик или кристаллограф. Любопытства это космическое чудо у Шаламова не вызвало, и он продолжал методично входить и выходить в туннель переброса, пока не очутился на острове планеты-куба, который по какой-то ассоциации показался ему тоже знакомым.
Поднявшись повыше, спасатель убедился, что остров – тот, который ему нужен (спутать с другим было невозможно); однако на том месте, где когда-то сел маатанский проникатель с «Кентавром» на горбу, угрюмо блестел глазурью колоссальный провал строгой цилиндрической формы, достигавший в диаметре не менее трех километров и с уходящими примерно на такую же глубину стенами. Шаламов завис над его краем, молча вглядываясь в слоистые стены. Накатила волна боли, втянулась в голову, царапнула глазные яблоки. И сразу пришло ощущение, будто в голове проросла почка, лопнула бесшумно и безболезненно, и под черепной коробкой раздался темный, равнодушный, щекочущий голос:
– Терроморфа глубь…
Шаламову захотелось почесать под черепом, от необычной щекотки даже зубы заломило, такого он еще не испытывал.
– Джордж, переведи, что ты сказал.
– Не понял, уточните, что имеется в виду.
– Ну, эти слова: терроморфа глубь… или что-то в этом роде. Что они означают?
– Прошу прощения, я ничего не говорил и перевода слов не знаю. По ассоциативной связи речь может идти о проникновении в суть явления.
– Вряд ли. – Шаламов прислушался к себе. Снова внутри головы, во лбу начала «расти почка», лопнула, и тот же голос проскрипел:
– Терроморфа глубь – селективное трясение основ материи. – И добавил: – Здесь.
Шаламов нашарил ртом мундштук пищеблока и глотнул витаминизированного желе-концентрата. Он понял, что каким-то образом в нем пробился маатанин – сквозь изолирующие барьеры подсознания в сферу сознания – и подсказал ответ. «Спасибо» говорить было некому, разве что самому себе. Что ж, если он овладеет таким способом и закрытым маатанским знанием, «черным кладом», осевшим в глубинах психики, откроется и возможность прямого контакта с главным информарием Маата. Тогда и «черный» не понадобится с его «ключами». А пока надо идти к намеченной цели, искать этого придурка, на острове его нет. Возможно, он был, но задерживаться не стал, нет смысла. Что же здесь произошло? Кто «селективно» разнес на атомы разбитые корабли, применив «трясение основ материи», скорее всего – кварковый резонанс? И зачем?
– С юга приближаются объекты неизвестной природы, – вмешался вдруг Джордж в размышления хозяина. – Скорость шесть и два, время подхода две минуты двадцать две секунды. Мы в поле их радаров.
Шаламов бросил последний взгляд на провал, пробитый в породах острова, – на дне его блестело озерцо, – и стартовал к «храму», поражавшему со стороны своим идеальным замысловатым асимметричным узором. Все-таки было в этом строении что-то от геометрии живого организма, некий «биологический беспорядок», всегда отличающий живое от холодной симметрии мертвого кристалла. Кажется, пришло время заняться им вплотную, при первом знакомстве с планетой-кубом серьезно изучать «храмы» было некогда.
Уже на вершине здания Шаламов оглянулся. Объекты неизвестной природы приблизились настолько, что были видны невооруженным глазом: два летающих громадных «крокодила», с воем раздиравших воздух. Один был маатанским сторожем, второй – скорее всего замаскированным земным автоматом.
– Ну и драндулеты! – Шаламов, усмехаясь, качнул головой, помахал им рукой и нырнул в дыру одного из куполов, венчавших «храм».
Обычно дальше «зала метро» – полости с дырами входов в туннели мгновенного перемещения – он не заходил, теперь же надо было попытаться пройти в глубь «храма», посмотреть на его остальные залы и разобраться в системе архитектурного подхода. Но прогулки не получилось. Как только Шаламов нашел несветящееся отверстие, с виду – «затканное паутиной», к которому пол опускался неровной воронкой, и прыгнул в него, сработал обычный механизм метро: спасателя «разложили на атомы» и «собрали» уже в другом месте, за сотни тысяч километров от этого места.
– Граница перехода! – раздался внутри Шаламова чей-то безликий голос.
Прошло время, пока спасатель сообразил, что «говорили» на маатанском – фейерверк огня, но он понял фразу без перевода, словно всю жизнь говорил по-маатански – вспышками света.
– Повторите, – попросил он. – Что это значит?
– Граница перехода, – повторил неведомый собеседник. – Граница континуума. Мембрана. Обратный переход невозможен.
Шаламов хмыкнул, огляделся. «Труба». Впереди сужается и еле светится, сзади светится чуть сильнее. Проверить?
Выход из «трубы» оказался недалеко, в ста метрах. Шаламов выглянул из устья «трубы» и увидел расширяющийся в бесконечность световой конус, перегороженный «стеной» с дырами-ячеями; из одной такой дыры выглядывал спасатель. Вот, значит, какой на самом деле конец Горловины – «стена сыра»!..
– Неправильно, – угрюмо возразил кто-то внутри его.
– Почему неправильно? – удивился Шаламов, не обращая внимания, что спорит сам с собой. – Я же вижу!
