Всадники ниоткуда (часть сборника) - Абрамов Сергей Александрович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Но ни в рейсе, ни в Уманаке пришельцев мы не обнаружили. Они появились здесь раньше, когда начали выемку глетчерного ледника, спускавшегося в воды залива. Потом ушли, оставив вырезанное во льду идеальное ложе канала, протянувшееся почти на триста километров в глубь материкового плато. Как будто они знали, что мы пойдём по их следам из Уманака, откуда экспедиции Вегенера пришлось ползти на санках по гравию, вмёрзшему в лёд. А нас ожидало роскошное ледяное шоссе шире всех асфальтовых магистралей мира и вездеход на гусеницах, заказанный в Дюссельдорфе. Экипаж был наш, антарктический, но сам вездеход был и меньше «Харьковчанки» и не обладал ни её ходом, ни выносливостью.
— Ещё намучаемся с ним — увидишь. Час вперёд, два на месте, — сказал Вано, только что получивший радиограмму из штаба Томпсона о том, что два других снегохода экспедиции, вышедшие на сутки раньше, до сих пор не прибыли к месту назначения. — А нам и так надоело до чёртиков. В лавках гвоздя не купишь. Вместо сахара — патока. Хорошо, унты с собой привёз, а то камики с травой носи.
Камики — эскимосская обувь из собачьего меха, которую носили все в гренландских походах, его отнюдь не восхищали. К окружающему пейзажу, воспетому кистью Рокуэлла Кента, он был полностью равнодушен. А Толька даже осуждающе поглядел на Ирину, по-детски восторгавшуюся и готикой Уманакских гор, и красками гренландского лета, непонятно почему-то напоминающего подмосковное.
— Очень понятно, — пояснил Толька, — линия циклонов сместилась, снега нет, ветерок июльский, малаховский. Не скули, Вано, доедем без приключений.
Но приключения начались уже через три часа после старта. Нас остановил вертолёт, посланный Томпсоном нам навстречу: адмирал нуждался в советниках и хотел ускорить приезд Зернова. Вертолёт привёл Мартин.
То, что он рассказал, показалось фантастичным даже для нас, уже приученных к фантастике «всадников ниоткуда».
На этом же вертолёте Мартин совершал облёт нового чуда пришельцев — голубых протуберанцев, смыкавшихся наверху гранёной крышкой. Розовые «облака» появились, как всегда, неожиданно и неизвестно откуда. Они прошли над Мартином, не обратив на него никакого внимания, и скрылись в фиолетовом кратере где-то у края крышки. Туда и направил свою машину Мартин.
Он приземлился на фиолетовой площадке и не нашёл никакой опоры. Вертолёт опускался всё ниже и ниже, свободно пронизывая лилово-серую облачную среду. Минуты две не было видимости, а затем вертолёт Мартина очутился над городом, над большим современным городом, только с ограниченным горизонтом. Голубой купол неба как бы прикрывал его выпуклой крышкой. Что-то знакомое показалось Мартину в облике города. Он чуть снизился и повёл машину вдоль центральной его артерии, пересекающей город наискось, и тотчас же узнал её: Бродвей. Догадка показалась ему настолько чудовищной, что он зажмурился. Открыл глаза: все по-прежнему. Вон Сорок вторая улица, за ней вокзал, чуть ближе Таймс-сквер, левее ущелье Уолл-стрит, даже церковка видна, знаменитая миллионерская церковь. Мартин узнал и Рокфеллерцентр, и музей Гугенхейма, и прямоугольный брус Эмпайр-Билдинг. С обсервационной площадки крохотные фигурки туристов махали ему платками, по улицам внизу ползли разноцветные, как бусы, машины. Мартин повернул было к морю — не вышло: что-то помешало ему, отвело вертолёт. И тут он понял, что не он ведёт вертолёт и выбирает направление, а его самого ведут и направляют невидимые глаза и руки. Ещё минуты три его вели над рекой, казалось срезанной куполом неба — изнутри голубое сияние выглядело совсем как летнее небо, освещённое где-то спрятавшимся у горизонта солнцем, — протащили над кронами Центрального парка, едва не довели до Гарлема и тут начали подымать или, вернее, выталкивать сквозь бесплотную лиловую пробку в естественную атмосферу Земли. Так он очутился вместе с машиной в нормальном небе, над скрытым в голубом пламени городом, и тотчас же почувствовал, что вертолёт снова послушен и готов к повиновению. Тогда Мартин, уже не раздумывая, пошёл на посадку и сел на плато у лагеря экспедиции.
Мы жадно слушали, не перебивая рассказчика ни единым словом. Потом Зернов, подумав, спросил:
— Адмиралу рассказывали?
— Нет. Он и так чудит.
— Вы хорошо все видели? Не ошиблись? Не спутали?
— Нью-Йорк не спутаешь. Но почему Нью-Йорк? Они даже близко к нему не подходили. Кто-нибудь читал о красном тумане в Нью-Йорке? Никто.
— Может быть, ночью? — предположил я.
— Зачем? — возразил Зернов. — Мы уже знаем модели, созданные по зрительным образам, по отпечаткам в памяти. Вы детально знаете город? — спросил он Мартина.
— Я его уроженец.
— Сколько раз бродили по улицам?
— Тысячи.
— Ну вот, бродили, смотрели, привыкали. Глаз фиксировал, память откладывала отпечаток в кладовку. Они просмотрели, отобрали и воспроизвели.
— Значит, это мой Нью-Йорк, каким я его видел?
— Не убеждён, они могли смоделировать психику многих нью-йоркцев. В том числе и вашу. Есть такая игра джиг-со — знаете?
Мартин кивнул.
— Из множества кусочков разноцветной пластмассы собирают ту или иную картину, портрет, пейзаж, натюрморт, — пояснил нам Зернов. — Так и они: из тысячи зрительных образов монтируется нечто, существующее в действительности, но виденное и запечатлённое разными людьми по-разному. Я думаю, что Манхэттен, воссозданный в голубой лаборатории пришельцев, не совсем настоящий Манхэттен. Он в чём-то отличается от реального. В каких-то деталях, в каких-то ракурсах. Зрительная память редко повторяет что-либо буквально, она творит. А коллективная память — это, в свою очередь, материал для сотворчества. Джиг-со.
— Я не учёный, сэр, — сказал Мартин, — но ведь это невозможно. Наука не объяснит.
— Наука… — усмехнулся Зернов. — Наша земная наука ещё не допускает возможности повторного сотворения мира. Но она всё-таки предвидит эту возможность в далёком, может быть, очень далёком будущем.
После рассказа Мартина все уже показалось мне пресным, пока я не увидел и не запечатлел на плёнке голубые протуберанцы и фиолетовое «пятно». Новое чудо пришельцев было так же необычайно и так же малообъяснимо, как и все их прежние чудеса. С такими мыслями я возвращался в лагерь.
А навстречу уже бежала чем-то встревоженная Ирина.
— К Томпсону, Юрка! Адмирал созывает всех участников экспедиции. Военный совет.
29. ДЖИГ-СО
Мы оказались последними из явившихся и сразу почувствовали атмосферу любопытства и насторожённости. Экстренный, даже чрезвычайный характер заседания, назначенного сейчас же вслед за экспериментом, свидетельствовал о колебаниях Томпсона. Обычно склонный к единоличным решениям, он не слишком заботился о коллегиальности. Теперь он, по-видимому, решил прибегнуть к консультации большинства.
Говорили по-английски. Непонимавшие подсаживались для перевода к соседям.
— Эксперимент удался, — начал без предисловий Томпсон. — Они уже перешли к обороне. Фиолетовый вход передвинут на верхние грани купола. В связи с этим я попробую применить кое-что новое. Сверху, с воздуха.
— Бомбу? — спросил кто-то.
— А если бомбу?
— Ядерной у вас нет, — холодно заметил Зернов, — фугасной тоже. В лучшем случае пластикатовая, годная подорвать сейф или автомашину. Кого вы думаете испугать хлопушками?
Адмирал метнул на него быстрый взгляд и отпарировал:
— Я думаю не о бомбах.
— Советую вам рассказать, Мартин, — сказал Зернов.
— Знаю, — перебил адмирал. — Направленная галлюцинация. Гипномираж. Попробуем кого-нибудь другого — не Мартина.
— У нас один пилот, сэр.
— Я и не собираюсь рисковать вертолётом. Мне нужны парашютисты. И не просто парашютисты, а… — он пожевал губами в поисках подходящего слова, — скажем, уже встречавшиеся с пришельцами.
Мы переглянулись. Зернов, как человек неспортивный, полностью исключался. Вано повредил руку во время последней поездки. Я прыгал два раза в жизни, но без особого удовольствия.