Стоя на краю - Мартьянов Андрей Леонидович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Пожары за рекой разрастались, ветер относил дым на юго-восток, в сторону Усть-Ижоры и Колпино. Слышались звуки стрельбы, доносившиеся из разных районов, но впечатления, что перестрелки ведутся постоянно, не создавалось – может быть, военные гоняли мародеров или рассеивали толпы погромщиков? Неизвестно.
Впрочем, никаких «толп» в ближайшем радиусе не замечалось. Больше того, на улицах практически не было прохожих – так, один-два человека, старающихся идти как можно быстрее. Остальные (а сколько их теперь осталось, вот интересно?), видимо, попрятались по домам, очень уж тяжелым стал воздух в Петербурге. Пахло страхом.
Около половины седьмого, перед закатом, произошло сразу несколько событий, и Федор с Волком едва не передрались за обладание биноклем. С большой высоты было прекрасно видно, что все до единого мосты в центре города разведены, Выборгскую и Петроградскую сторону связывал лишь Кантемировский мост, на Васильевский остров можно было попасть только по Тучкову. Ну или вплавь.
Вначале начали разводить ранее открытые Охтинский и мост Александра Невского, за ними остальные, расположенные выше по течению. Затем вдруг несколько раз тяжело грохнуло, и раздался необычный металлический звук – словно бы рвались струны титанической гитары.
– Вантовые! – заорал Ваня. – Все три! Гляди, гляди! Взорвали!
– Блин, да что же такое они творят? – медленно выговорил Федор, наблюдая за тем, как оседают башни мостов и рвутся толстенные стальные канаты – именно от них исходили неприятные дребезжащие ноты. – А эт-то что еще за чудеса?
Совсем рядом, менее чем в километре, где Пискаревский проспект уходил под землю, в тоннель под Невой, на поверхности реки с шипением поднялись белоснежные водяные столбы. Здание чуть вздрогнуло. На несколько мгновений река «осела» в водовороте, напоминающем миниатюрный Мальстрим, из выходов вентиляционных шахт на берегу ударили самые настоящие фонтаны, а еще через десять секунд все успокоилось, будто ничего и не было...
– Мосты и тоннель, – ничего не выражающим голосом сказал Федор. – Они зачем-то отрезали северную часть города от южной. Вань, ты хоть что-нибудь понимаешь?
– Абсолютно ничего, – тряхнул белобрысой башкой Волк. – А ну-ка, дай сюда бинокль...
Спектакль вовсю продолжался. Едва отгремели взрывы, как из центра, со стороны Летнего сада, Сенной и Дворцовой площадей в воздух поднялись сразу несколько десятков челноков класса «планета-космос». Их очень легко отличить по силуэтам, похожим на огромные копейные наконечники. Корабли направились к востоку, резко набирая высоту, вскоре послышалась череда воздушных хлопков – переходили на гиперзвук, а значит, собирались немедленно покинуть земную атмосферу.
– Я насчитал тридцать две штуки, – сказал Ваня. – У тебя сколько?
– Тридцать пять... Посмотри, на Ржевке то же самое.
Правительственный аэропорт располагался неподалеку, за речкой Охта, километрах в шести от импровизированного наблюдательного пункта. С низким гудением взлетали тяжелые транспорты, смахивавшие на здоровенные черные початки кукурузы с крылышками-стабилизаторами. Невооруженным взглядом можно было увидеть холодное голубоватое пламя, вырывавшееся из двигательных дюз.
Задействовали тепловизор, установленный на штативе-треноге. Прибор точный, фиксирует любые объекты на расстоянии до полусотни километров. Ошибиться он не может, тем более что данные сразу передавались в ПМК Федора и обрабатывались искусственным разумом. Что же получилось на выходе?
А вот что: Петербург, как имперская столица, был окружен изрядным количеством больших и малых аэродромов – военных, гражданских, частных. Федор только по памяти насчитал семнадцать ближайших взлетных полос и стоянок, включая такие крупные комплексы, как Пулково, и крошечные поля наподобие Шувалово, где раньше базировались вертолеты полиции. В настоящий момент со всех до единой стартовых площадок взлетали челноки. Не десятки – сотни. ИР зарегистрировал четыреста двадцать объектов, все были идентифицированы. Транспорты, гражданские и военные суда, способные летать в космосе и атмосфере, истребители охранения. На авиапарад это походило меньше всего – корабли выстраивались в звенья по четыре или по семь, выбирали точно определенные воздушные коридоры и исчезали в темнеющих небесах. Слаженность и одновременность этих действий пугала, у Федора появилось смутное чувство, что он видит последний, завершающий этап массовой эвакуации. На его глазах словно бы выполнялся давно ожидаемый приказ – в назначенное время взять на борт всех, кто еще числится в «списках», взлететь и взять курс... Куда?
– По-моему, теперь точно п...ц всему, – напрямую высказался Волчок, когда невиданная эскадра сгинула, оставив на память о себе только прозрачные полосы инверсионных следов, подсвеченных оранжевыми лучами заходящего солнца. – Улетели, гады... В воздухе ни одного объекта, никаких патрульных вертолетов или беспилотных машин.
Федор поднес бинокль к глазам и снова вгляделся в панораму города, медленно осматривая Питер с запада на восток. Чего-то не хватало. Чего-то очень обыденного, обязательного. Дома ты не обращаешь внимания на тиканье старинных бабушкиных часов, но когда они останавливаются, сразу замечается некий дискомфорт, в квартире начинает недоставать непременной составляющей части привычного бытия. Вот и сейчас с городом произошло нечто похожее.
– Ваня, взгляни-ка... Можешь понять, в чем неправильность? Хоть кол мне на голове теши, никак не сообразить...
Волк посмотрел, подумал, почесал в затылке и неожиданно выдал правильный ответ:
– Флаги. Нет флагов. Нигде.
– Господи Боже, ну точно...
Золотой штандарт с черным орлом на Зимним исчез. Не было знамени на флагштоке Михайловского замка, над Таврическим – комплексом Госдумы, и Смольным, городской мэрией. Имперский Сенат и здание Адмиралтейства, где квартировало военно-морское ведомство, шпиль Нахимовского училища на Петроградской, Мариинский дворец – все они лежали, как на ладони. И ни одного флага.
Следующие полчаса были проведены в угрюмом молчании. Ни Волк, ни Федор не хотели даже думать о том, что означает отсутствие государственной символики, которой столица прежде была заполнена доверху. Бинокль переходил из рук в руки до времени, пока солнце не зашло.
– На ночь оставаться или нет? – без особой надежды спросил Волчок, когда Федор спрыгнул с бетонного ограждения крыши «Лазурного» на светлый стеклопластик покрытия. – Думаю, ничего особенного я рассмотреть не смогу, а наблюдать за пожарами – удовольствие небольшое. Пошли домой, а? Хочу выспаться в нормальной постели.
– Подожди минутку. – Литвинов озадаченно смотрел вниз, на соседние районы правобережья. – Кажется, у нас новая проблема. И это уже серьезно...
Все минувшие ночи город был освещен – мерцали окна в домах, не слишком много, но все-таки... Уличные фонари работали, их исправно зажигали в девять вечера. Центр так просто сиял огнями – возле посадочных площадок были установлены мощные прожектора. Сейчас электричество вырубилось на пространстве от Литейного до Морского порта. Абсолютно черные карманы протянулись вдоль всей Малой Охты, на юге за Лаврой и по части Гражданки. Васильевский был затоплен тьмой наполовину, начиная примерно с 24-й линии и далее к заливу. Где-то снова начали стрелять...
Федор вздрогнул, когда раздался истошный писк ПМК – на экстренные вызовы прибор реагировал омерзительным звуком, походившим на скрип гвоздя по стеклу. Значит, спутники ретрансляции еще работают...
– Что?
На миниатюрном мониторе возникла Светка. Удивительно, но старая подруга рыдала в голос, хотя раньше особой эмоциональности за ней не замечалось. Такая женщина сама заставит плакать кого угодно.
– Валяйте сюда, – выдавила Светка и икнула. Утерла лицо ладонью, размазывая слезы и косметику. – Бегом, кретины! Тут такое...
– На тебя напали? – Сердце улетело куда-то в область левой пятки. – В доме кто-то чужой?
Изображение дернулось и изменилось – Светкин ПМК отобрал Макеев, оставшийся ждать в квартире Федора. Лицо Полковника выглядело мрачным сверх всякой меры.
