Полярная мечта - Казанцев Александр Петрович (версия книг txt) 📗
— Полярная ночь… Пурга…
Глава четвертая. «ПОДВОДНОЕ СОЛНЦЕ»
Встречи с Николаем Николаевичем Волковым были для Овесяна на протяжении многих лет поворотными пунктами в жизни.
Лет за пять до Великой Отечественной войны в Московский университет явился мальчик, которому не было и шестнадцати лет. Он приехал из глухого уголка Армении и привез письма от отца-колхозника и от местной комсомольской организации. Мальчик требовал, чтобы его допустили к приемным экзаменам.
Настойчивый комсомолец, которому везде отказали, дошел до аппарата ЦК партии. Познакомившись тогда с пареньком, Николай Николаевич понял, что у юноши поразительные способности. Он осторожно обратил на это внимание людей, от которых зависело решение вопроса. К мальчику присмотрелись и сделали для него исключение из правил. Он был принят в университет, а через три года Николай Николаевич поздравил Арамаза Овесяна с блестящим и досрочным окончанием Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Юноше не было и девятнадцати лет. Он заявил о своем желании защищать диссертацию на ученую степень кандидата физико-математических наук. И через год действительно защитил диссертацию, о которой говорили, что она могла бы быть докторской. Перед двадцатилетним ученым открылась широкая дорога. Крупнейшие физики смотрели на него с надеждой.
Пролетел еще год, и началась Великая Отечественная война. К Николаю Николаевичу пришли из Академии наук. Его просили воздействовать на Овесяна, решившего уйти добровольцем на фронт. Николай Николаевич долгий вечер беседовал с молодым человеком и не стал отговаривать его.
Лейтенант Овесян был упомянут в одной из сводок Совинформбюро. Потом Николай Николаевич потерял Овесяна из виду. Однако вспоминал его не раз.
И вот в последние дни войны член Военного совета одной из штурмовавших Берлин армий генерал-лейтенант Волков встретился с боевым командиром, отличившимся при взятии вражеской столицы. Это был молодой и в высшей степени способный, как отрекомендовали его Волкову, полковник Овесян.
Еще гремели разрывы снарядов, еще трещали автоматные очереди и последние остатки фашистских полчищ сдавались в плен, а генерал-лейтенант и полковник беседовали… о физике. Узнав мысли офицера-физика о внутриядерной энергии и услышав его опасения о возможном ее использовании для враждебных нам целей, Николай Николаевич Волков пожалел, что в свое время не подсказал молодому физику, где он может выполнить свой патриотический долг. Впрочем, разговор был не только о физике. Волков узнал, что Овесян женился на боевой подруге связистке Кате. Она потеряла в сражении руку и теперь ждет мужа с дочками-двойняшками, которых Овесян еще не видел, но уже называл общим именем Сашоль и Сашу и Олю.
Кончилась война в Германии. Прогремел атомный взрыв в Японии. Николай Николаевич Волков написал Овесяну, советуя демобилизоваться. Сам Николай Николаевич уже снял генеральский мундир. Назначенный на ответственный пост, он был занят выполнением плана послевоенной пятилетки. Вскоре и Овесян вернулся в лабораторию физики.
Николай Николаевич любил стремительные, ищущие натуры и уже не выпускал Овесяна из виду. Он рекомендовал его для участия в работах по изучению космических лучей на горе Арагез. Докторская диссертация Овесяна об элементарных частицах неизвестных до того времени размеров наделала много шуму в научных кругах. Молодой профессор Овесян начал чтение своих знаменитых лекций в университете, куда он поступил шестнадцатилетним мальчиком. Только один год читал профессор лекции, на них приходили студенты из других вузов, инженеры, даже профессора. Но педагогическая деятельность не пришлась по вкусу этому неуемному человеку. Напрасно Николай Николаевич пытался уговорить его. Овесян посвятил себя исследовательской работе и немедленно занялся массовым внедрением научных открытий в производство. Физик — теоретик и экспериментатор — неожиданно заинтересовался технологией и цехами. Он не желал ограничиваться, как некоторые его собратья, научными отчетами и статьями в журналах. Он хотел видеть свои мысли воплощенными в машинах и аппаратах массового применения.
Ученый встал во главе завода-института, включающего в себя, помимо исследовательских лабораторий, сеть опытных заводов, где осваивались серии новых машин и аппаратов. Инициатива Овесяна была подхвачена. В стране появилось еще несколько заводов-институтов, передающих в промышленность освоенные серии новых образцов вместе со всеми приспособлениями, нужными для их изготовления.
Неусидчивого Овесяна снова потянуло в родной университет. Теперь ему уже хотелось преподавать физику, но так, чтобы его ученики знали, для чего нужна физика в жизни и на производстве. К этому времени за плечами профессора Овесяна, члена корреспондента Академии наук, было уже много важных открытий и серьезных работ, немало промышленных изделий, своим появлением в быту обязанных Овесяну. В сорок три года после избрания действительным членом Академии наук СССР он оставил руководство заводом-институтом и возглавил исследования, связанные с использованием термоядерных реакций.
Вскоре его помощницей стала Маша Веселова.
Именно о Маше Веселовой и думал академик, возвращаясь от Николая Николаевича Волкова к себе в институт. Перед мысленным взором Овесяна проходила вся их общая с Машей работа в лаборатории, их отношения, которые так заметно переменились со времени возвращенного Маше поцелуя. Перемена эта беспокоила Овесяна. Он боялся за Машу, боялся за себя… И тревога его была тем большей, чем успешнее шла их работа, — это сближало их.
Если помните, они стремились получить в своей лаборатории такие атомные реакции превращения водорода, которые не были взрывными, как соединение тяжелых и сверхтяжелых водородов, дейтерия с дейтерием (двойные водородные ядра которых состоят каждое из протона и нейтрона) или дейтерия с тритием (ядро сверхтяжелого водорода, состоит из одного протона и двух нейтронов).
Как известно, слияние ядра дейтерия, дейтерона, с ядром обычного водорода, протоном, оказалось реакцией не цепной. Цепная реакция взрывоподобно охватывает все большую массу вещества. Новая реакция могла протекать лишь при «воздействии извне». Можно было мечтать об управлении ею. Любопытно, что и температура, которая для этого требовалась, достигала уже не десятков миллионов градусов, — термоядерные реакции называются так потому, что требуют для своего протекания огромных температур, — а всего лишь четырехсот тысяч градусов, хотя, конечно, и такая температура чрезмерна, чтобы воспользоваться ею в мирных целях. Обычные атомные расщепления ядер протекают при любых, практически совсем невысоких температурах.
Однако и новая, «невзрывная» термоядерная реакция не могла удовлетворить Овесяна с Машей. «Атомное топливо» в этом случае, помимо простой воды, включало еще и тяжелую воду — для получения дейтерия. Тяжелая вода — это редко встречающаяся примесь к воде обыкновенной. Отличается она от обычной тем, что в ее состав входит не простой водород, а тяжелый, у которого в ядре, как мы говорили, кроме элементарной, положительно заряженной частички
— протона, имеется еще и не заряженная электричеством частичка — нейтрон. Получить тяжелый водород из тяжелой воды очень просто: достаточно пропустить по ней электрический ток. Получить же тяжелый водород из простого водорода с помощью атомных превращений не легко.
Перед Овесяном и Машей встал вопрос: каким путем пойти? Можно было выбрать путь искусственного создания дейтерия. Для этого необходимо вызвать распад некоторых элементов, излучающих при этом поток нейтронов. Затем дождем невидимых снарядиков бомбардировать водород в расчете, что какая-то часть нейтронов столкнется и сольется с протонами, образовав желанные дейтерии. Если потом с помощью атомного взрыва, скажем урана 235 или плутония, создать необходимую температуру в четыреста тысяч градусов, то образовавшиеся ядра тяжелого водорода в своем тепловом движении при такой колоссальной температуре получат столь гигантские скорости, что смогут столкнуться с оставшимися ядрами водорода, слиться с ними, образовывая тройные ядра (два протона и один нейтрон), то есть ядра легкого изотопа гелия. При этом будет освобождаться лучистая энергия. Ее будет несколько меньше, чем при взрывных термоядерных реакциях, но все же чрезвычайно много.
