Тарзанариум Архимеда - Кацай Алексей Афанасьевич (электронная книга TXT) 📗
Научный консультант бросил на опера испуганный взгляд и, оторвав от стула свой пухлый зад, всем телом повернулся к Барбикен.
— Третий! Задание. Ты должен быть наказан. Ты испытываешь чувство вины. И боль… Невыносимая боль пронизывает каждую клетку твоего тела. Выполнение — немедленно.
Теперь маму Лену затрясло на полном серьезе. Глаза ее начали закатываться под лоб, но сквозь искусанные до крови губы, продолжали сочиться корявые слова:
— Н-не т-трог-гай… С-сына… Н-не… трог-г…
Алкснис сделал шаг по направлению к Елене и поднял выпрямленную руку:
— Успокойся. Тебя. Зовет…
Слова «Марцелл» — последнего слова пароля — он произнести не успел, отброшенный назад к стулу. Хватаясь руками за воздух, перевернул старое колченогое создание и упал на пол, уже действительно напоминая огромную птицу с бессильно растопыренными крыльями. Во лбу у него виднелось аккуратное красноватое пятнышко с опаленными краями.
— Ч-черт! Он же заряженный! — пораженно выдохнул Кандуба, бросаясь к маме Лене. Сработал условный, годами выработанный, рефлекс старого опера.
Однако, рефлексам не всегда стоит доверять, потому что эти слова стали последними, произнесенными им в своей жизни. Потому что второй выстрел навсегда остановил его бросок. Словно энкаведист со всего размаха влип в прозрачную невидимую стену. Володьке даже послышался звон разбитого стекла. Но это на пол упал стакан, зацепленный рукой Кандубы. Сам же он, широко раскрыв глаза и схватившись руками за гимнастерку, на которой начало расплываться коричневое пятно, подогнул колени и упал прямо под ноги маме Лене. Она стояла над ним с уже опущенным маузером, а Володька все еще не мог сообразить, что же произошло. А когда сообразил…
Третий выстрел горячо оцарапал ему щеку, когда он попытался приподняться над столом. Жало оружия снова было угрожающе приподнято. Поэтому, не останавливая движения, Володька инстинктивно перевернулся и так, перевертышем, выкатился в кухню, закричав:
— Мама! Мамочка!!!
В комнате что-то упало. Один раз. А потом — во второй. С более сильным глухим звуком. Володька осторожно, словно молодой неопытный волчонок из лесных зарослей, выглянул из-за дверного косяка. Мать лежала на боку, дергаясь всем телом, которое каждым своим рывком все дальше и дальше отбрасывало брошенный на пол маузер.
Володька на мгновение остановил на нем взгляд, встряхнул головой и так же, как до этого — перевертышем — перекатился через порог. Что-то огромное и до неимоверности раскаленное выжигало его изнутри, но он, пытаясь не обращать на это внимания, склонился над корчащимся телом и попробовал удержать голову матери в своих руках.
— Мама! Мамочка! — первый раз в жизни позвал он ее, отбросив ироническое «мама Лена» и отстраненное «мать».
Или показалось Володьке, или на самом деле дрожь немного успокоилась, но, закаченные под лоб глаза, явно попытались принять нормальное выражение.
На губах у мамы выступила пена. В горле у нее что-то захрипело, забулькало, заклокотало. Володька склонился над ней, вслушиваясь в эти звуки, словно в звуки, доносящиеся с другой, живущей непонятной ему жизнью, планеты. И с очень большим трудом разобрал (или ему показалось, что разобрал?):
— Во…ва… Все… ко…нец… Достали… Бе…ги… мили…цию… Ска…жешь… Приехал… Трупы… Пусть… разберутся… Не разберутся ведь, Володя! — внезапно звонко вскрикнула мама совершенно здоровым голосом и у Володьки даже сердце екнуло. Рановато, правда, екнуло, потому что голос снова начал стремительно слабеть, словно проваливаясь в бесконечность: — Я… сейчас… умереть должна… Программа… Чтоб им… Живи, Володя!.. Выживи… Ты должен… Ради нас с отцом… Жора… Америка… Хастон… Арданьян… А потом… Рычаг… Архимеда… Душу — рычагом!.. За что, сынок?..
И мама так дернулась в Володькиных руках, что его отбросило в сторону, как от разряда электрического тока. Прямо на чье-то холодеющее тело. Алксниса или Кандубы. Володька не стал с этим разбираться, снова бросаясь к той, родство с которой осознал в полной мере только секунду назад. Поздно… Тело мамы каменело, каменело, каменело, наливаясь тяжестью всех планет этой проклятой Вселенной, вместе взятых.
— Мама! Мама!!! — весь превращался в крик Володька, но Вселенная эта была не только проклята, но темна и пуста. Поэтому никто так и не отозвался на крик Владимира Барбикена.
10 октября 2002 года,
кратер Архимед (Луна)
— Мама! Мамочка!!! Да за что же мне все это?! — кричала Руслана Барбикен, дергаясь всем телом в чем-то липком и безжизненно упругом.
Внезапно она поняла, что не кричит, а просто слабо двигает пересохшими губами. Вернее, пытается это сделать. И вокруг нет никакого пространства, а есть тело, невыносимо жаждущее движения. Самого простого. Легкого. Полузаметного. Такого, как вот это самое трепыхание губ. И это ощущение своего тела почему-то успокоило Руслану. Не сразу. А тяжелыми и надсадными рывками-пульсациями. Он прислушалась к ним и поняла, что это бьется ее сердце.
С ощущением сердца пришло и ощущение жизни. Такой же тяжелой, зыбкой, пульсирующей и балансирующей на грани смерти. Но это почему-то не пугало. Наверное, потому, что появилось понимание того, что это тело не хочет этой жизни и по этой самой причине пытается, пытается провалиться в черное небытие, однако что-то не дает ему этого сделать. В работу включился мозг.
«Где я?» — подумала Руслана, еще сильнее сжимая и так закрытые глаза, потому что больше этого вопроса боялась другого: «что со мной?». Но он больно выкручивал извилины мозга и требовал, требовал ответа так же, как утопающий организм требует глотка воздуха.
Воздуха… Он у нее уже должен был закончиться. Руслана снова прислушалась к себе. Дыхание было замедленно, но спокойно. И с каждым вздохом что-то свежее и хвойно-смолистое пропитывало легкие. Так, наверное, мог пахнуть воздух в каморке папы Карло. Но она ведь совсем не Буратино. Скорее, Мальвина, брошенная всеми своими друзьями.
Друзьями… Один погиб на орбите. А второй — сильный, умный, красивый — предал его и убил руками существа без лица, появившегося неизвестно откуда и неизвестно зачем.
По телу Русланы прошла обжигающая волна. Словно ее со всего размаху бросили в камчатский гейзер. И она открыла глаза…
Небольшая уютная комнатка, вытянутой прямоугольной формы… Тяжелые, дубовые на вид, двери в одном торце и тяжелые бежевые шторы, полностью закрывающие второй торец. Мягкий свет из-под скромной, но изящной люстры. Деревянные стены… Наверное, именно они пропитывали это помещение тем смолистым запахом, который ощутила Руслана. Такая комнатка, скорее всего, должна была находиться в дачном домике, спрятавшемся в пригородном лесу. Но Руслана точно помнила, что до ближайшего леса было не менее четырехсот тысяч километров. Или уже не было?.. И как она сюда попала?
В памяти возник образ юноши с длинными каштановыми волосами, склоняющегося над ней, агонизирующей в скорлупе скафандра. Предсмертный бред. Так, значит, она все-таки умерла?.. Руслана шевельнула рукой. Не похоже.
Ее взгляд зацепился за, висящую на стене, акварель в простенькой рамке. Плоские, определенно лунные горы, погруженные на дно ослепительно синего неба. Белая дорога, разрезающая светло-коричневые холмы. Леопардовые пятна желто-зеленой травы. Крым?.. Вдалеке, у обочины дороги, маячил огромный высокий кактус. И он сразу же напомнил про небритых ковбоев в широкополых шляпах, про мексиканцев, обтянутых патронными лентами, про салуны с развеселою музыкой и про ветхие дилижансы, убегающие от погони. «Мексика, — поняла Руслана. — Или Южные Штаты… Но, как?!»
Она попыталась привстать с широкой кровати, на которой лежала, укрытая тонким одеялом. Что-то сразу же вцепилось в затылок и потянуло голову назад. Руслана провела по шее левой рукой и нащупала у ее окончания тонкий провод с пластиной, прикрепленной прямо к коже чем-то, похожим на лейкопластырь. Изо всех сил испуганно рванула провод и ощутила легкий укол боли. Эт-то еще что такое?.. Впрочем, мимолетное удивление сразу же сменилось не очень мимолетным стыдом, когда Руслана рывком сбросила с себя одеяло. Она была полностью обнаженной. То, что скафандра на ней не было, «таежница» поняла давно, но полетное трико…
