На волне космоса (сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
— Я заработал очень большие деньги, — сказал мистер Гейбл, обращаясь ко мне, — и без всякого труда. А теперь я подумываю об учреждении благотворительного фонда. Мне хотелось бы сделать что-нибудь такое, что принесло бы счастье человечеству. Но так трудно распорядиться своими деньгами! Когда я узнал, что сегодня увижу вас здесь, то попросил мэра пригласить меня к ужину. Я был бы вам так признателен за совет!
— Не хотите ли вы сделать что-нибудь для прогресса науки? — спросил я.
— Нет, — ответил Марк Гейбл. — Я думаю, наука и так зашла уже слишком далеко.
— Вполне разделяю вашу точку зрения, — сказал я одобрительно. — Так, может быть, вы захотите сделать что-нибудь для ее регресса?
— Вот это с удовольствием, — сказал Гейбл. — Но как это осуществить?
— Что же, — ответил я, — думаю, это будет нетрудно. Я даже думаю, что сделать это будет совсем легко. Учредите фонд с ежегодным взносом пожертвований в тридцать миллионов долларов. Предложите субсидии ученым, занимающимся научными исследованиями и испытывающим недостаток в средствах, — пусть они только представят убедительные доказательства ценности своих работ. Организуйте десять комитетов и в каждый включите двенадцать ученых для рассмотрения этих заявок. Вытащите из лабораторий самых способных ученых и сделайте их членами комитетов. А лучших из лучших в своих отраслях поставьте председателями комитетов с ежегодным окладом в пятьдесят тысяч долларов. Учредите также десять премий размером в сто тысяч долларов за лучший научный труд года. Вот и все.
— Но как такой фонд сможет послужить регрессу науки?
— Ну, это просто. Прежде всего лучшие ученые покинут свои лаборатории и отдадут все свое время комитетам по рассмотрению заявок на субсидии. Во-вторых, научные работники, нуждающиеся в средствах, сконцентрируют все свое внимание на вопросах, по которым можно добиться видимого успеха. Первые несколько лет можно будет ожидать роста научной продукции, но затем в погоне за быстрым успехом и самоочевидными фактами наука быстро зачахнет. Она превратится в подобие салонной игры. Возникнут моды. Те ученые, которые будут следовать моде, получат субсидии. Остальные их не получат. Вскоре и они научатся следовать моде.
— Не останетесь ли вы вместе с нами, — сказал Марк Гейбл, обернувшись ко мне, — чтобы помочь в учреждении фонда?
— Это я сделаю с удовольствием, мистер Гейбл. Уже через несколько лет мы увидим, как осуществляется план, а я уверен, что он осуществится. Я могу себе позволить пожить несколько лет с вами, чтобы потом заснуть и проснуться через триста лет.
— Итак, вы только хотите претворить в жизнь план, но не собираетесь остаться с нами до конца дней? — спросил меня мэр.
— Честно говоря, мистер мэр. — сказал я, — до того, как был выдвинут план учреждения фонда Марка Гейбла, я, учитывая столь быстрый прогресс в науке, был встревожен мыслью о том, каких успехов она добьется еще через двести лет. Но если мистеру Гейблу удастся приостановить прогресс науки, мир через двести лет может стать вполне сносным для жилья местом. Если же мистеру Гейблу не удастся осуществить свой проект, я, может быть, предпочту провести жизнь с вами в двадцать первом веке. А что, мистер мэр, найдется ли у вас работа для меня, если я решу остаться?
— Но зачем же вам работать?! — ответил мэр. — Вы, кажется, не понимаете, что вас окружает слава.
— А как эта слава даст мне средства к жизни? — задал я вопрос.
— К примеру, вы можете стать донором, — ответил мэр. — Ведь вы медик, а многие матери мечтают о детях с научными способностями.
— Но мне же больше двадцати пяти лет!
— Конечно, — ответил мэр, — но мы будем продавать семена за границу. Обменный курс валют не слишком благоприятен, но вы все равно отлично заработаете.
— Не знаю, мистер мэр, — ответил я. — Сама мысль об этом еще непривычна для меня, но я думаю, что как-нибудь с этим свыкнусь.
— Я уверен в этом, — сказал мэр. — Да, кстати, если вы захотите избавиться от зубов, я помогу вам попасть к хирургу Смиту. Он вытащил зубы у всех моих детей…
— Я очень благодарен вам за вашу доброту, мистер мэр, — сказал я, вежливо улыбаясь и стараясь подавить внезапно возникшее чувство отчаяния. Всю жизнь я боялся зубных врачей, лечивших и рвавших мои зубы. Но тут я болезненно ощутил, что теперь уже никакая наука не поможет мне перенестись обратно в двадцатый век.
Кэтрин Маклин
Необыкновенное жертвоприношение
— Черт побери! А ведь он и вправду взялся за дело! Ты слышишь?
Сквозь открытый люк кабины управления падал солнечный луч и доносился отдаленный голос. Этот голос говорил и умолкал, снова говорил и снова умолкал, но слова сливались в сплошной неясный гул.
— Он вышел и читает им проповедь! Инженеры приводили в порядок двигатели.
— А может быть, и нет, — сказал Чарли, младший инженер. — Ведь он не знает их языка.
— Ему на это наплевать, проповедовать он все равно будет, — сказал Гендерсон, старший инженер и навигатор.
Чарли спросил:
— Почему Миссионерское общество дало ему корабль? Он всем действует на нервы, у него прирожденный дар не ладить с людьми…
— Это-то понятно, — проворчал Гендерсон, отвинчивая гайку. Он был мускулистый, коренастый человек с резкими движениями, привыкший терпеливо относиться к странностям ближнего. — Миссионерское общество просто хотело избавиться от него. А дальше чем сюда его не пошлешь.
Голос, доносившийся снаружи, был звучным и уверенным.
— Бедняга думает, что ему оказали честь, — добавил Гендерсон и вывинтил гайку. Гайка с глухим стуком упала на мягкую обивку пола.
— Во всяком случае, — заметил Чарли, орудуя отверткой, — переводной машиной он пользоваться не может. Она еще не отлажена, мы не знаем как следует их языка. Он не может говорить с ними, раз они его не понимают.
— Ты думаешь? — Гендерсон захватил ключом следующую гайку и сердито повернул ее. — А что, по-твоему, он делает сейчас? Именно проповедует, ни больше, ни меньше.
В машинном отделении было жарко и душно. Чарли выпрямился и вытер лоб.
— Тогда пусть его. Раз они не понимают, то не станут и слушать.
— Мы с тобой не слушали, но нам он все равно проповедовал — нам, — резко произнес Гендерсон. — Скажи спасибо, что мы так удачно нашли планету для высадки и не успели сойти с ума! Такой человек опасен для корабля!
Гендерсон был консерватор. Он предпочитал регулярные полеты с обычной командой и большим числом пассажиров. Только утроенная плата и тройная страховая премия сманили его в этот рейс.
— О… Я лично ничего не имею против проповедей… — Чарли говорил кротко, но взгляд, который он бросил в сторону кабины управления, был несколько напряженным.
— Не стесняйся, говори прямо. Всякие там околичности нужны только в полете, когда все заперты в одной кабине. Я стреляный воробей, Чарли, меня не проведешь. Тебе это не нравилось, да?
— Пожалуй, — задумчиво произнес Чарли. Его пристальный взгляд был неподвижен. — Не могу сказать, чтобы мне это нравилось. Проповедник он неважный. В барах я встречал получше…
Теперь голос проповедника сопровождало что-то вроде глухого эха.
— Он включил переводную машину, Гендерсон. Ему надо помешать.
Чарли был рыж, долговяз, кроток, примерно одного возраста с проповедником; Гендерсон предостерегающе положил ему руку на плечо.
— Я сам, — сказал он и поднялся по трапу в кабину управления.
Кабина была ярко освещена солнцем, проникавшим сквозь арку раскрытого люка. Люк был защищен прозрачной пластикатовой пленкой с ионным покрытием, свободно пропускающей воздух, но непроницаемой для микробов и насекомых. Инженер повесил на плечо респиратор, взял мундштук в зубы и двинулся сквозь пленку. Она обвила его и склеилась за спиной, заключив его как бы в просторный кокон. Миновав люк, Гендерсон шагнул в металлическую раму, похожую на крокетные ворота в человеческий рост, и приостановился, ожидая, пока рама стянет пленку петлей и заклеит разрыв.
