Эра чудес - Браннер Джон (мир книг .txt) 📗
Джимми медленно шел по мягкой почве. Там, где прозрачный воздух превращался в массу цветов и света, она резко закончилась. Нет, это была не стена, а нечто совсем иное – свечение в красивой оболочке, за пределами которой прозрачный ветерок омывает снаружи, а изнутри пронизывает прохладное ощущение. Он даже и не думал, как войти внутрь, надо ли искать дверь, ворота или портал. Это было нечто иное, не имевшее ничего общего с обычным входом. В нескольких ярдах от свечения, которое отсюда казалось сильным туманом, а вовсе не твердой стеной, он почувствовал приятное изменение направления, как будто он раскачивался на качелях, подвешенных на ветке дерева, правда, в отличие от качелей, он летел не вперед-назад, а только вперед.
Аккуратные ступеньки плавно перешли в скат, и он не заметил, как прошел несколько последних шагов. Сначала было странное сосущее ощущение, но не только вокруг (словно ты погружаешься в воду), но и в каждой частичке его существа: наверное, так себя чувствует железо, находящееся в магнитном поле. О, да! Почувствовав тревожное покалывание, он обернулся назад, чтобы удостовериться, что это восхитительное место может быть не на Земле, и увидел, что Земля осталась снаружи. Сам он уже был внутри. От восхищения перехватило дыхание: в мгновение ока из кромешной тьмы он очутился в ярчайшем свете. Ни неба над головой, ни почвы под ногами, ни горизонта, ни верха, ни низа, только кругом бесконечная (странно, он не слышал этого слова, когда ему было семь) переливчатость (какое красивое слово, особенно, если правильно выговорить). Вот вкуснотища. Голубой цвет щипал язык. Наверное, лучше попробовать желтый, тем более, что он повсюду, особенно внутри, и такой соблазнительный.
Майк что-то сказал, и его слова окрасились мерцающим фиолетовым цветом, слова пересекли черные полосы нового значения. Джимми не был уверен, слышал ли он эти слова, чувствовал, или информация просто оказалась у него в голове, но понял ее и осознал, что в лю-бумц даж-жест са-мама-леньком раз-шире-нии вре-меня было мн-Ого того, што до-встав-ляло уда-вол ьствие. Он пошел назад по смежному туннелю, тот был горячего коричнево-песчаного цвета, и Джимми почувствовал себя вафельницей. Это было очень забавно, и он разлетелся на тысячи отдельных кусочков.
Но это было только на границе переходной зоны. Оп, и у него снова есть ноги, руки и все остальное, и опять появилось место, которое на мгновение, а может, на несколько вечностей исчезло, и вещество, рассыпавшееся и появившееся снова, и он опять видел Майка, своего друга, укутанного (как и он сам) в радуги, ласковые, как шелк, и мягкие, как масло. Ну, это уж слишком. Странное, абсолютно неловкое ощущение, вроде того, которое внезапно и непонятно откуда появляется внутри тебя в присутствии девушек (в семь лет) и… (? Семь лет? Во внезапном замешательстве, если здесь вообще могли быть внезапности, ему пришли в голову и другие числа: 12 или 38–24–36, а вот перед глазами пронеслось 17. Все они были преисполнены непостижимого значения, но он игнорировал их, ибо вообще не мог понять ни цифр, ни чего-либо другого, а только мог чувствовать и реагировать).
Самым основным числом почему-то было 05. Прямо впереди лежали все возможные направления: восток, запад, юг, север, верх, низ, вбок, назад, под острым углом, под тупым, быстрые, медленные, тонкие, толстые, бронзовые, желтые, параболические, парегорические, пандемонические. Вот это класс!
– У нас получилось! – воскликнул Майк. – Мы вошли!
– Смотри! – кричал Джимми, он смеялся. – Только нельзя трогать! (Смешно, потому что это просто невозможно, оно само трогало, окутывало, было внутри них.) Дорожки, коридоры, комнаты, пути, объемы!
Объекты… Как во сне, они шли вперед, не двигаясь, одновременно оставаясь на месте и перемещаясь из одного места в другое. Похоже на ярмарочную площадь: посередине карусели без двигателя сидит машинист, и мир вокруг не кружится, потому что это было не круговое движение… Бесполезно. Если он и сможет когда-нибудь объяснить это словами, то явно не сейчас. Неважно, как это называется, важно, что происходит вокруг, потому что это прекрасно.
Это, должно быть, объекты, хотя, конечно… может, и нет. Но они… они существуют. Как место и направление. Можно пройти между ними, посмотреть на них, попытаться дотянуться до них вверх/вниз/вбок/ внутрь, а иногда (если вообще «иногда» здесь были) просто наткнуться на них. Первым был невероятный искрящийся эллипсоидный поток, по меньшей мере, сильный, как дыхание, и легкий, как простуда. Самые большие из его искорок пахли честностью и праздниками. Другие, хотя и были полые, кололи усталостью и навлекали щемящее ощущение, что ты где-то далеко-далеко.
Неуловимое чувство голода охватило мальчиков, и они договорились не обращать на него внимания, вплоть до спирали, находившейся соответственно слева от одного и впереди другого (они постоянно болтали, восхищенные окружающим), но оставались там, пока холод голода совсем их не одолел. К этому времени они уже сориентировались в пространстве, и поскольку во всех направлениях был свет, могли сосчитать, что их были сотни… Этим они должны были ограничиться на этот первый раз. Для Джимми первой была У, для Майка К.
Максимальная скорость ограничивается У.
– Во всяком случае, для меня, – доказал Джимми, произнеся тыквенное облако, хотя не совсем понимал, что такое максимальная скорость. Что-то, от чего ты можешь выйти за пределы, подумал он, и сделал. Кластер сфероидов, как гроздь винограда висящий на гиперболе, похожей на кошачий хвост, измерял Джимми в абсолютных градусах, отчего было жутко щекотно, пока, наконец, он уже не мог этого переносить.
Понемножку он с удивлением обнаружил, что щекотка превратилась в красную рыбу, и его озарила мысль: Должно быть, у меня есть координаты. Что такое красный?
Ответ Майка был такой шершавый, что Джимми расчихался, и решил, что это похоже на слабый электрический шок, вроде как если дотронуться языком до севшей батарейки. Точно, только выглядит не совсем как батарейка, не совсем квадратный, и Джимми гулял вокруг него, пока не изменил направление взгляда. Как считать – снизу вверх, или, может, сверху вниз? Он стал считать обратно, досчитал до 29 или 55 и задумался. Джимми ослепляло свечение, и его друг выглядел как-то необычно: как будто у него не было середины.
– Майк? – позвал он друга, оглядываясь по сторонам с цилиндрической платформы, на которой спускался.
– Что, Джимми? Слушай, а ты уже встретил его? Он приветствует нас! Наверное, за этим сюда и пришел!
– Майк, иди сюда! (А где я?) Мы вот-вот потеряемся!
– Да, вот же я прямо внутри тебя!
Что? Что?
(Однако это все больше и больше походило на правду, отзывалось эхом, эхом семилетнего возраста. К оконной раме была надежно прибита коробочка с одной из сторон и днищем из проволоки. В ней сидели два грустных цыпленка и испражнялись на улицу. Когда напротив остановился поезд метро, показалось, что на этот раз решетка не выдержит. Он стоял в углу, едва дыша, а его двоюродный брат, старше на три года и намного сильнее, охотился за ним, громко и довольно обещая раскрошить ему зубы и вырвать все волосы. И тогда внезапно какое-то непонятное предчувствие страха охватило все вокруг.)
– Джимми? Джимми!
– Смотри, что-то движется!
Не что-то, а кто-то.
Мерзкий, странный, ужасный, кристаллический звук миллиона разбивающихся вдребезги машин. Бежать-сжаться-отсутствовать. И он знал, как это сделать.
Он знал, как.
Как будто стал шевелить ушами, но ведь ему было четырнадцать, когда он этому научился.
Но мне не четырнадцать, мне семь. Где-то, я должно быть, раздвоился…
– Последний раз, когда я был здесь…
Я не был здесь раньше. Я не был здесь до того, как приду, так? О, это ужасно. Не могу выносить этого, такое ощущение, что внутри все перевернулось, и вот-вот стошнит, где Майк? Существо, персонаж, нечто (как обращение, все зависит от того, кто к тому обращается) не должен почувствовать, как у меня по спине бегут мурашки. Красный, такой шокирующий на вкус, надо идти обратно, пока не станет совсем квадратным и …
