Миры под лезвием секиры - Чадович Николай Трофимович (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Оставив своих деликатных спутниц в коридоре, Смыков начал осмотр, а по сути, самый настоящий обыск, к тому же незаконный. Он заглянул под кровати, перевернул матрасы, сунулся на балкон и проверил одежду, аккуратно сложенную на стуле. Пропавших из сушилки джинсовых костюмов и батников нигде не наблюдалось.
В стенной шкаф он решил заглянуть уже напоследок. Ну какой дурак будет прятать ворованное барахло прямо в шкафу?
Никому не дано знать заранее, где на его пути встретится волшебная дверца, потянув за которую, ты обретешь счастье или, наоборот, выпустишь на волю свою погибель. Смыкову такая сомнительная удача привалила именно здесь – в комнате номер 317 общежития географического факультета.
Решительным движением распахнув исцарапанные створки шкафа, он испытал одно из самых сильных потрясений в своей жизни. Внутри, в обрамлении поношенных пиджаков и плащей, в непринужденной позе стояла голая девушка дивной, как тогда ему показалось, красоты. Крутя на пальчике кружевной лифчик, она сказала с дружелюбной улыбкой:
– Заходите. Гостем будете.
Смыков всегда чурался спиртного, но с этого момента все его действия напоминали поведение человека, находящегося в состоянии если не тяжелого, то, во всяком случае, среднего опьянения. Услав своих боевых подруг подальше (и вызвав тем самым их глубочайшее удивление), он наговорил очкастому географу много обидных и несправедливых слов, грозя всеми возможными для бесправного советского студента карами, а потом приказал девушке выйти вон, обозвав при этом «посторонней гражданкой». Очкарик пробовал что-то возражать, но его слова уже не доходили до Смыкова, возбужденного, как токующий глухарь.
Девушка пожала плечами и с той же милой улыбкой принялась одеваться прямо у них на глазах. Причем, когда эта операция была почти завершена, внезапно выяснилось, что пояс надет навыворот, и почти все пришлось повторять сначала.
Еще не давая отчета своим планам, но догадываясь, что сейчас может произойти нечто ужасное, Смыков вывел девушку в коридор и заплетающимся языком предложил ей немедленно покинуть общежитие. Закурив, юная красавица вполне резонно поинтересовалась, куда это она может отправиться в третьем часу ночи, если на улице льет дождь, автобусы давно не ходят, а только за последний месяц в городе совершено пять нападений на припозднившихся женщин.
Смыков как будто только этого и ждал. Плетя всякую чепуху о свойственном всему советскому строю и лично ему, члену студкома, гуманизме, он любезно согласился предоставить нарушительнице приют в своей комнате (сосед-однокурсник, страдающий от хронического безденежья, в эту ночь как раз разгружал вагоны на бакалейной базе).
Девушка смерила его взглядом, смысл которого Смыков в тот момент не понял, и кивнула: выбирать, мол, не приходится. Они поднялись этажом выше, что в бессонном, вечно бдящем общежитии не могло остаться незамеченным. Однако Смыкова уже ничто на свете не интересовало, кроме его прекрасной спутницы. Сейчас его не смог бы остановить ни грозный комендант общежития по кличке Повар, ни сам декан. Нельзя сказать, что Смыков не знал женщин раньше, но этот белокурый экземплярчик достал до таких глубин его души, что выплеснувшаяся при этом черная похоть затопила все уголки сознания.
Наверное, это чувствовала и девушка. Она начала раздеваться еще в коридоре, а едва Смыков успел запереть за собой дверь (все же ума хватило!), уже ожидала его на постели в позе, отнюдь не целомудренной.
Возбуждение поступившегося принципами члена студкома было так велико, что с первой попытки он даже не сумел донести свое семя до предмета вожделения. Однако ночь была еще в самом разгаре, молодых сил хватало с избытком, и атака вскоре повторилась, тем более что противник скорее помышлял о капитуляции, чем о защите. Штурм закончился полной, хотя и скоротечной победой. Тем не менее боевые действия продолжались, и каждая новая схватка протекала все дольше и все ожесточеннее, чему в немалой степени способствовала коварная тактика врага, постоянно менявшего свою позицию…
«Женюсь!» – такова была мысль проснувшегося рано поутру Смыкова. Любимая мирно посапывала рядом, уткнувшись носом ему под мышку. В беспощадном свете нарождающегося дня она уже не казалась такой неотразимо прекрасной, как накануне, но розовые очки любви не позволяли Смыкову сфокусировать взгляд на мелких морщинках, крупных прыщиках, натуральном неопределенно-темном оттенке, пробивающемся у корней обесцвеченных волос и изрядном слое грима, сильно пострадавшего в любовных схватках.
Испытывая прилив несвойственной ему прежде нежности, Смыков коснулся губами лба девушки, имя которой так и не удосужился узнать, и она сразу проснулась. Что-что, а глаза у нее были красивы без натяжки – бездонно чистые озера синего купороса. Зевая и потягиваясь, она встала, мельком оглядела скромное убранство студенческого жилья и направилась прямиком к зеркалу.
Сначала Смыков подумал, что девушка хочет лишний раз убедиться в своей привлекательности, что было совершенно необязательно – ее хоть сейчас можно было выставить за образец в любом музее античного искусства. Однако вскоре выяснилось, что красавицу интересует вовсе не зеркало, а расположенная возле него полочка с нехитрыми предметами мужской гигиены – электробритвой, щербатой расческой, тюбиком крема и флаконом цветочного одеколона.
Понюхав флакон, она брезгливо поморщилась, но тем не менее довольно ловко опростала его в свой ротик, совсем недавно доставивший Смыкову немало сладких утех.
«Ничего, – подумал он с твердостью, присущей его поколению. – Перевоспитаю!»
В этот момент в дверь негромко постучали. Сосед Смыкова по комнате, честно отработав ночную смену, собрался вздремнуть часок-другой перед лекциями. Сделав подруге знак нырнуть в постель, Смыков приоткрыл дверь на ширину бритвенного лезвия и кратко обрисовал приятелю сложившуюся ситуацию.
Тот, само собой, сразу согласился поискать ночлег в другом месте, однако попросил разрешения забрать конспекты. Скрепя сердце Смыков впустил его в комнату. Мельком глянув на девушку, которая, к великому ужасу Смыкова, не сделала никакой попытки прикрыть свои прелести, он рассеянно пробормотал:
– А-а, это ты, Машка… Привет.
Красавица, обретшая наконец имя, без тени смущения ответила:
– Привет, Митяй! А нам как раз третьего не хватало.
После этого она шмыгнула в развороченную постель и приняла не совсем приличную для голой девушки позу бегуна, стартующего на короткую дистанцию.
Бывает, что человеческие чувства приобретают почти материальную, осязаемую силу. Недаром же говорят: «он его испепелил взглядом» или «она засохла от тоски». Великая любовь, родившаяся в Смыкове прошлой ночью, распирала его, словно до отказа сжатая пружина. Эта любовь рухнула, когда он увидел игриво задранную вверх попку, еще хранившую следы его поцелуев. Любовь рухнула – пружина лопнула! Рассудительный и обстоятельный человек превратился в необузданного дикаря. Первый сокрушительный удар пришелся по заднице красавицы Машки, а второй – по роже попытавшегося защитить ее Митяя.
Визг девушки, вопли Митяя, звон разбитого оконного стекла и грохот переворачиваемой мебели подняли на ноги пол-общежития. На Смыкова не было удержу – его не могли остановить ни физическим воздействием, ни увещеваниями типа: «Нашел из-за чего кипятиться! Да это же Машка Балерина, ее вся общага знает!»
Вскоре на место побоища явился наряд милиции, вызванный вахтером, и сам комендант общежития. Дело получило сначала громкую огласку, а потом еще более громкий резонанс, и через пару дней Смыкова выперли из института.
К его чести, он ни у кого не просил прощения и не каялся даже в душе. Красавицу Машку он впоследствии встретил в мужском туалете на вокзале, где та за скромное вознаграждение предлагала всем желающим сеанс орального секса. Смыкова она не узнала.
К тому времени он уже успел преодолеть нижнюю границу призывного возраста, и военкомат не собирался упускать заплывшую в его сети рыбку. При заполнении анкет выяснилось, что Смыков свободно владеет испанским. Благодаря указанному обстоятельству он попал в специальное подразделение, готовившееся к отправке на остров Куба, народ которого, вкусив свободы, почему-то не стал пользоваться ее плодами, а решил силой оружия и демагогии распространить эту свободу по всему третьему миру.
