Искатель. 1993. Выпуск №6 - Дар Фредерик (версия книг TXT, FB2) 📗
Смерть пришла к нему рождественским утром. Всю ночь Поллока лихорадило, повязка на руке казалась раскаленным обручем, мучившие его кошмары были ярче и ужаснее, чем когда-либо прежде. В холодном, изменчивом и бесцветном предрассветном сумраке он сел на постели и увидел, что голова торчит на консоли, где накануне вечером стоял бронзовый кувшин.
— Но ведь я знаю, что это бронзовый кувшин, — сказал Поллок. Однако сомнение, запавшее в сознание, не давало покоя, и спустя несколько минут Поллок уже не мог с ним совладать. Он медленно встал с кровати, поднял руку и, дрожа, двинулся к кувшину. Сейчас он убедится, что воображение опять обмануло его, сейчас увидит блеск бронзы, который не спутаешь ни с каким другим… Казалось, колебания его длились целую вечность. Но вот пальцы коснулись щеки, покрытой узором из шрамов! Поллок судорожно отдернул руку. Все, это конец: даже осязание изменило ему.
Поллока трясло. Он налетел на кровать, наткнулся босыми ступнями на свои башмаки. Он вконец растерялся, как если бы его подхватил черный вихрь. Поллок ощупью добрался до туалетного столика, достал из ящика бритву и, сжав ее в ладони, сел на кровать. В зеркале он увидел свое лицо — бледное, изможденное и выражавшее лишь лютое отчаяние.
Перед мысленным взором быстро промелькнула вся его короткая жизнь. Жалкий родительский дом, жалкая школа, годы порочного бесчестного существования, грехопадения, на которые его то и дело толкало безудержное себялюбие, убожество и глупость… Все это явственно и беспощадно открылось его глазам в холодном утреннем свете. Вспомнилась хижина, схватка с порро, отступление вниз по реке в Сулиму, головорез менде с его багровым узелком, отчаянные попытки уничтожить отсеченную голову, все более навязчивые галлюцинации. Ведь он знал, что это были всего лишь галлюцинации! Обыкновенное наваждение. На какое-то мгновение к Поллоку вернулась надежда, и он отчаянно ухватился за нее. Он отвел глаза от зеркала и взглянул на консоль. Перевернутая голова гримасничала и ухмылялась. Подняв забинтованную руку, Поллок негнущимися пальцами ощупал шею и отыскал пульсирующую артерию. Стальное лезвие коснулось кожи, будто острая льдинка.
Утро было очень холодное.
Боб Шоу
ШУТКА ДЖОКОНДЫ
В то январское утро в мою контору вошла пепельная блондинка.
— Вы Фил Декстер, частный телепат? — спросила она, положив передо мной плоскую коробку.
— А что написано на двери, крошка?
Она холодно улыбнулась.
— «Эластичные корсеты Глоссопа».
— Я прибью этого бумагомараку! — прорычал я. — Он обещал сменить вывеску еще не прошлой неделе. Я сижу в этой конуре уже два месяца…
— Мистер Декстер, — прервала меня блондинка, — вы не будете возражать, если мы отвлечемся от ваших проблем и займемся моими? — Она начала развязывать веревку.
— Отнюдь. — Я придал лицу серьезное выражение. — Чем я могу вам помочь, мисс…
— Кэрол Колвин. — Она нахмурилась. — Я полагала, телепаты и так знают, о чем пойдет речь.
— Телепатия — особый дар, недоступный простым смертным, — подтвердил я и пустился в долгие объяснения, но Кэрол, похоже, меня не слушала, продолжая заниматься коробкой.
Наконец она сняла крышку и достала из нее старинный, написанный маслом портрет.
— Что вы можете сказать об этой картине? — последовал вопрос.
— Хорошая копия «Моны Лизы», — ответил я. — Очень приличная имитация, но… — Я замолчал, прислушиваясь шестому чувству.
От картины веяло стариной, написали ее никак не меньше пятисот лет тому назад, и передо мной возникли странные образы: красивый мужчина с бородкой, в средневековом на ряде, заросшие густыми лесами холмы, бронзовые скульптуры, кривые улочки древних городов. А за всем этом угадывалось какое-то темное помещение и возведенное в нем круглое деревянное сооружение, по-видимому, часть большой машины.
Кэрол с интересом следила за выражением моего лица. Неужели не копия? Я глубоко вздохнул.
— Мисс Колвин, я на девяносто процентов убежден, что картину написал сам Леонардо да Винчи.
— То есть это «Мона Лиза»?
— Ну… да.
— Но это невозможно, не так ли?
— Сейчас мы это проверим. — Я нажал клавишу компьютера. — «Мона Лиза» находится в парижском Лувре?
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— Недостаточно информации?
— Недостаточно денег. Пока вы не внесете плату за последние три недели, база данных для вас закрыта.
— Да кому ты нужен, — фыркнул я. — О такой краже писали бы все газеты.
— Тем более глупо спрашивать об этом у меня, — отпарировал компьютер. Я отпустил клавишу и кисло улыбнулся, понимая, что не стоило затевать подобную дискуссию в присутствии клиента.
— Если вы закончили, — холодный тон Кэрол стал арктически ледяным, — я расскажу, как попала ко мне эта картина. Или вас это не интересует?
— Разумеется, интересует, — торопливо ответил я, чувствуя, что она вот-вот откажется от моих услуг.
— Мой отец торговал картинами. В Сакраменто у него была маленькая галерея. — Она присела на краешек стула. — Он умер два месяца тому назад, оставив мне и картины, и галерею. Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи и решила все продать. Проводя инвентаризацию, я нашла в сейфе этот портрет.
— Вам повезло.
— С этим еще надо разобраться. С одной стороны, картина может стоить несколько миллионов, с другой — я могу получить пять лет тюрьмы. Поэтому сначала хотелось бы выяснить, что меня ждет.
— Поэтому вы пришли ко мне. Очень мудрое решение, мисс Колвин.
— А вот в этом я начинаю сомневаться. Для человека, обладающего шестым чувством, вы на редкость неуверенно владеете остальными пятью.
Я нахмурился.
— Ваш отец что-нибудь говорил об этой картине?
— Нет… потому я и думаю, что он приобрел этот портрет незаконным путем.
— Вы представляете себе, как картина попала, к нему?
— В общем-то, да. Прошлой весной он проводил отпуск в Италии, а вернувшись, очень изменился.
— В каком смысле?
— Стал нервным, замкнутым. Обычно с таким настроением из отпуска не приезжают.
— Интересно. Значит, вы полагаете, что он привез картину из Италии? Посмотрим, нельзя ли узнать что-нибудь еще. — Я протянул руку и коснулся шершавой поверхности холста. Перед моим мысленным взором возник лысый толстяк, несомненно, отец Кэрол, залитые солнцем городские площади. — Рим.
— уверенно заявил я. — Ваш отец провел несколько дней в Риме, а затем перебрался в Милан.
— Верно. — Кэрол одобрительно кивнула. — Похоже, вы, действительно телепат.
— Благодарю. — Я вновь увидел темное помещение, скорее, пещеру, а в ней — все то же круглое деревянное сооружение.
— А больше вы ничего не узнали?
— По-моему, мы и так достаточно продвинулись.
— Вы не ответили на главный вопрос: мог ли Леонардо написать Мону Лизу дважды?
— Вероятно, мог, мисс Колвин. Я, правда, не знаю, как это скажется на стоимости оригинала.
— Оригинала?
— Я хотел сказать, другого портрета, того, что в Лувре. — Я всмотрелся в знакомый с детства портрет, и тут мне показалось… Та же знаменитая улыбка на губах, те же одежды, что на миллионах репродукций, но руки…
— Вы что, заснули? — прервал мои размышления возглас Кэрол.
— Разумеется, нет, — и я указал на руки Моны Лизы. — Вы не замечаете ничего необычного?
— Руки как руки. Или вы думаете, что можете нарисовать их лучше?
— Видите ли, на картине, что в Лувре, одна рука лежит на другой. А тут чуть приподнята.
— Возможно. Я же сказала вам, что ничего не смыслю в искусстве.
— Этим можно объяснить существование двух портретов. Вероятно, Леонардо нарисовал один, а потом решил изменить положение рук.
— В таком случае, почему он просто не перерисовал руки на первом портрете?
