В царстве жар-птицы - Дубас Владас (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Фюрст провел рукой по пылавшему лбу и замолчал, заглядевшись в пространство. Обычное злое и суровое выражение его лица стало на минуту одухотворенным, полным неведомой тоски и огненной мысли. Острый взгляд глаз стал глубоким, как бездна, и выпуклый нависший лоб бороздили неуловимые складки. Вся фигура его сделалась воплощением огромного энтузиазма.
Арский и Скиндер, точно загипнотизированные, со вниманием слушали его, напряженно ожидая дальнейших его слов.
— Жаль, что вы так юны, — продолжал Фюрст более спокойно, — многое не в состоянии вы понять. Тайну жизни, мало того, тайну высшей жизни вырвал я у природы, держу почти в своих руках. К какой переоценке всех человеческих ценностей должно повести это открытие! Ведь находились же до последнего времени скептики, уверявшие, что тайна жизни никогда не будет раскрыта, что стремление к ее открытию должно быть вечным импульсом науки. Теперь этот импульс с моим открытием, имеющим абсолютное значение, устраняется. Что станет с наукой? Что станет с мировоззрением человечества? Куда денутся сонмы миражей, опутавших густой паутиной сознание людей? Мне нужно произвести еще последние опыты с десятком дикарей, — и задача будет вполне завершена.
Фюрст замолк и, жестом пригласив Арского и Скиндера следовать за собой, привел их в соседнюю комнату, имевшую также вид лаборатории, со столами, заставленными массой крупных банок. В прозрачной жидкости, вероятно, в спирте, виднелись бледно-серые полушария, испещренные сетью извилин.
— Как вы думаете, что это такое? — спросил Фюрст.
— Кажется, мозг, — неуверенно сказал Скиндер.
— Совершенно верно, — подтвердил Фюрст, — это мозг тех людей, которые оставили мне его в наследство. Но это — лишь ничтожные следы моих опытов, которые вообще я делаю только над живыми существами…
Арский и Скиндер с жутким чувством оставили комнату.
— Кто же он, этот доктор Фюрст, — невольно думалось им, — великий ученый или великий преступник?
VI
Вивисекция
Арский и Скиндер в течение ближайших дней начали присматриваться к жизни в жутком доме доктора Фюрста. Им позволено было осматривать своеобразные лаборатории с самыми удивительными препаратами человеческого мозга.
По временам друзьям казалось, что они находятся в какой-то дьявольской обители средневекового Фауста.
Несколько раз их приглашали в операционный зал, где находились Фюрст и его два помощника. Эти ассистенты доктора производили на юношей неприятное впечатление своей далеко не привлекательной наружностью, в которой было что-то хищное.
В зал, под конвоем исполинов-орангутангов, приводились дикари, закованные в тяжелые цепи, наполнявшие тревожным металлическим звоном весь дом. Они дико озирались кругом, испуская хриплые, гортанные звуки смертельной тоски и отчаяния. Напрасны были их попытки освободить руки от цепей, напрасна была виртуозная изворотливость их упругого темного тела. Тюремщики-орангутанги, подняв дикарей, как маленьких детей, на руки, в одно мгновение опускали их на особые столы, напоминавшие операционные. Они держали свои жертвы в течение нескольких минут в своих железных руках, пока ассистенты доктора Фюрста особым составом, по запаху несколько похожим на хлороформ, не приводили лежавших дикарей в бесчувственное состояние. Тогда орангутанги быстро отходили от стола и становились вдоль стен, готовые в каждое мгновение быть к услугам доктора. А Фюрст, с ледяным выражением лица, обнаруживавшим лишь некоторое напряжение мысли, подходил к бесчувственному дикарю и с удивительной ловкостью производил загадочные манипуляции с черепом лежавшего, так что лишь холодная сталь хирургических инструментов сверкала, как молния, в его руках.
Через минуту из вскрытого черепа он брал маленькие, чуть заметные части из различных мест мозга, живого и трепетного. Ассистенты мгновенно клали эти части под объективы каких-то удивительных приборов, напоминавших сложные микроскопы с целым рядом зеркал.
По мановению руки доктора Фюрста, стоявшие у окон орангутанги опускали быстрым движением черные занавесы, и в зале воцарялась темнота. Через мгновение сноп электрического света невидимого прибора освещал белое поле огромного экрана, на котором начинали появляться движущиеся нити, точки, чередующиеся с яркими молниеносными вспышками, напоминавшими отчасти свет магния.
Фюрст громко переговаривался со своими помощниками, сыпля массой латинских терминов, так что Арский и Скин-дер почти ничего не понимали.
— Вот она, материализованная энергия человеческого мозга! — прерывал многократно свои слова доктор Фюрст.
Гас электрический свет, открывались занавески, и снова различные части мозга жертвы, пока она была еще жива, водворялись в недра приборов и рассказывали доктору Фюрсту на белом экране одну за другой удивительные тайны жизни сокровенного детища Природы. Через некоторое время следивший за пульсом жертвы ассистент отчетливо объявлял: «Mors» и, по знаку Фюрста, труп уносили в смежную комнату. Доктор принимался за свежую, живую жертву.
Арский и Скиндер, как в кошмаре, наблюдали за происходившим, и страстно хотелось им бежать, куда глаза глядят, из этого проклятого дома, от этих ученых убийц. Неужели не представится к бегству удобного случая?
Неужели им суждено навсегда остаться здесь и стать впоследствии такими же ассистентами доктора Фюрста, как тот, который возглашал с таким убийственным хладнокровием — mors?! Нет, тысячу раз нет!..
Они должны найти средство к бегству, должны до времени морочить Фюрста, чтобы тем легче потом бежать.
Благоволение доктора Фюрста к Арскому и Скиндеру с каждым днем росло — ему казалось, что они с особым интересом следят за его «операциями» и со временем, быть может, сделаются его помощниками. Он сделался настолько любезен по отношению к ним, что позволил даже в определенные часы совершать небольшие прогулки, правда, в сопровождении двух орангутангов, но и это было большой уступкой с его стороны. От зорких свирепых сторожей немыслимо было скрыться, а расправиться с ними без оружия было, конечно, немыслимо.
Друзья удивлялись, до чего дошли ум и сообразительность этих человекоподобных животных под руководством страшного доктора Фюрста. При всем инстинктивном отвращении, которое они чувствовали к Фюрсту, как к великому преступнику, не останавливавшемуся перед уничтожением человеческих жизней ради своих целей, — они не могли вместе с тем не преклоняться перед несомненной гениальностью его ума.
После нескольких месяцев плена доктор Фюрст объявил однажды, что через два дня он намерен отправиться в южные части Новой Гвинеи в сопровождении своих людей и орангутангов. Арского и Скиндера он не намерен был оставлять дома — они должны были также принять участие в его экспедиции. Фюрст не скрывал от своих пленников цели путешествия в недра дикого острова.
Для завершения опытов ему нужен был новый «запас» дикарей, несколько десятков человек, по крайней мере. Надо было устроить охоту на новогвинейцев, поймать живьем требуемое количество и доставить в вивисекционные лаборатории на Борнео. Такая охота, по словам доктора, устраивалась им уже неоднократно и всегда с самыми успешными результатами. Его «культурные» орангутанги, как он называл их, оказывали ему неоценимые услуги, как несравненные охотники за людьми в лесных дебрях.
Доктор признался, что он много лет культивировал человекоподобных обезьян, преследуя, кроме вивисекционных целей, одну главную задачу — создать штат преданных, сильных, ловких слуг, которые, по его мановению, готовы были бы исполнить решительно все на свете.
Начались приготовления к путешествию. Укладывалось оружие, провизия, необходимые вещи. В незаметном с моря маленьком заливе было укрыто небольшое судно Фюрста, к которому своеобразные охотники добрались очень скоро.
