Из глубины глубин (Рассказы о морском змее. Том I) - Честертон Гилберт Кийт (первая книга .txt) 📗
— Давайте, рассказывайте, капитан! — загудели голоса.
— Говорите же, — воскликнул маленький закройщик, — я сгораю от нетерпения!
— И расскажи нам добрую байку, приятель, — крикнул незнакомый моряк, который по какому-то чудесному стечению обстоятельств оказался в тот вечер у стойки «Веселого пирата». — Угости нас не разбавленным грогом, а настоящим крепким пойлом, от какого и у начальника порта дух захватит, а янки вовсе с ног свалится. Вот что я называю хорошей байкой!
— Мне все равно, что ты там чем называешь, приятель, — отвечал Джонатан, усиленно затягиваясь и выпуская дым: по причинам, известным ему одному, он больше ничем не выразил свое негодование. — Но я скажу тебе, что я называю доброй историей, скажу не впервые и повторю еще не раз. Если человек говорит правду — а я всегда говорю правду — он и самому старине Нику [7] не побоится посмотреть в глаза, пока тот не устыдится и не уберет свои рога.
— Рассказывайте! Рассказывайте! — настаивали некоторые из слушателей, ценившие истории Джонатана много больше его рассуждений.
Старый капитан прочистил горло, значительно откашлявшись, сделал несколько долгих затяжек из трубки и выпустил изо рта густые клубы дыма.
— Ну, значит, как я и говорил, видывал я вещи удивительней, чем всякая газетная чепуха, это уж точно. Я уже рассказывал, как отплыл с Кораллового острова на «Леди Стиггинс», оставив там свою жену-принцессу. Она горько плакала, расставаясь со мной, да и сам я пролил немало слез: такая уж одолевает меня слабость при расставании с женами. Бедняжка Чикчик [8], больше я ее не видел — ее сожрали дикари. Короче, как я уже сказал, мы отплыли. Помните, я говорю правду и только правду, и этим горжусь. Мне приходилось в жизни делать кое-что, чем гордиться не стоит, но я всегда глубоко уважал и продолжаю уважать правдивость. Ложь я презираю, как дурного правителя — и то, и другое рассчитано на глупцов.
— Давай уже, отплывай, приятель, не заставляй матросов ждать, — крикнул незнакомый моряк, начавший уставать от затянувшегося предисловия Джонатана.
Капитан искоса глянул на него, что-то буркнул, показывая, что услышал, отпил глоток из стакана и продолжал:
— После Кораллового острова наша первая остановка была на великом Южном континенте, почти рядом с полюсом. Надолго мы там не задержались, так как хотели только набрать льда для капитанского ведерка — любил он шампанское и вино предпочитал пить охлажденным. В тех морях мы загарпунили огромное количество китов, быстро набили трюмы и с радостью ожидали возвращения домой. Я чуть не погиб, охотясь на тех китов. Это лучшая из охот: куда до нее стрельбе по кроликам!
Вот как дело было. «Фонтан, фонтан!» — закричал с марса дозорный. «Три, четыре, пять, шесть!» — и мы мигом погнались в вельботах за рыбинами. Вскоре мы настигли самку с детенышем. Я вонзаю в нее гарпун, и она бросается прочь, как сумасшедшая; линь укладывал какой-то неумеха, и вот, пока он разматывался, моя нога попала в петлю и я полетел за борт. Рыбина нырнула, и я за ней, что причинило мне немалое неудобство, хотя я все вокруг ясно видел, и были там дивные вещи, скажу вам. Я не боялся утонуть и не потерял присутствия духа, но подумал, что когда весь линь размотается, рыбина дернется и того и гляди оторвет мне ногу; поэтому я вытащил нож, наклонился и обрезал линь у ноги. Теперь у меня появился шанс на спасение, однако рыбину я тоже терять не хотел. К счастью, когда она начала подниматься, мне удалось поймать и связать узлом обрезанные концы. Не успел я это сделать, как рыбина выскочила на поверхность, и я поспешил убраться подальше. Она высунула голову и со страшной быстротой потащила за собой вельбот. Тем временем я еще поднимался, но не проделал еще сотни саженей и, надо признаться, начал задыхаться. Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь погружался так глубоко; вот почему никто не видел те странные вещи, что видел я, и я один могу о них рассказать. В общем, сперва я не хотел об этом говорить, но погрузился я до самого дна океана и оказался посреди коралловой рощи. Через нее проходила широкая гравиевая дорожка; в конце ее стоял дворец, как мне показалось, а по обеим сторонам — гранитные скамьи, на которых могли отдыхать русалки во время своих вечерних прогулок. Там было несколько прехорошеньких девушек с рыбьими хвостами вместо ног, что придавало им удивительный вид. Правда, ноги им были не очень нужны: они скользили взад и вперед, изящные, как лебеди на воде. Слыхал я раньше о таком, но не верил. Я бы остался там подольше, раз уж нырнул так глубоко, но мне отчаянно, надо признаться, не хватало воздуха. И еще я хотел задать русалкам парочку вопросов, однако хорошо понимал, что стоит мне открыть рот, как он заполнится соленой водой и я буду только пускать пузыри. По правде говоря, я совсем заторопился, увидев, как из дворца вышел старик с длинной седой бородой и коралловым посохом в руке. Думаю, это был отец русалок, и вышел он посмотреть, что за незнакомец глазеет на его дочерей.
Короче, как я уже сказал, начал я подниматься и по пути встретил целые стаи самых невероятных рыб. У одних были головы с выпученными глазами и никаких хвостов и даже туловищ, если на то пошло. У других были большие плавники, свиные рыльца и хвосты совсем как у павлинов, усеянные маленькими переливающимися глазками; третьи были большие и круглые, с задранными носами и глазами с тарелку; были еще рыбы всех цветов радуги, очень похожие на стражников в лондонском Тауэре. У некоторых были руки, у других клешни или плавники, но ни у одной не было ног. Ноги-то в воде мало пригодны, а хвост лучше помогает плаванию: вот почему, я считаю, у русалок вместо ног хвосты, только по мне, стройные ножки и круглые коленки выглядят получше.
Все эти рыбы окружили меня: принюхивались, подталкивали, подпихивали рыльцами и не знали, что обо мне и думать. Правда, я быстро научил их держаться подальше, выбив левый глаз одной диковинной рыбы, которая вела себя нахальней прочих. Поднимался я, нужно учесть, так быстро, что наверху буквально выскочил из воды. Тогда я и понял, как далеко заплыла рыбина. К слову сказать, после я сообразил, что та китиха была домашней дойной коровой старого господина, чьих прекрасных дочерей я повстречал на дне океана.
Большинству людей очень не понравилось бы оказаться в одиночестве посреди океана. Ближайший вельбот был от меня в двух или трех милях и удалялся со скоростью десяти миль в час. Если бы даже я крикнул, люди в вельботе не услышали бы — они были так поглощены охотой, что ничто не могло их отвлечь; и вряд ли, даже услышав, они поняли бы, кто их зовет, так как считали, что я безнадежно запутался в гарпунном лине и давно испустил дух. К счастью, в кармане у меня была непромокаемая табакерка; я кинул в рот кусок жевательного табака и вскоре восстановил свои силы, ведь устал я порядком после таких переживаний, сами понимаете. Затем я лег на спину и стал размышлять, как поступить. Я слишком ослабел и не мог плыть за кораблем, а вельбот, чья команда сумела убить рыбину, был от меня еще дальше. После корабль приблизился, чтобы поднять вельбот; с этой работой быстро покончили, и на закате его бом-брамсели еле виднелись на горизонте. Не скоро я снова увидел «Леди Стиггинс»!
Когда я в конце концов встретился со старыми товарищами, они поверить не могли, что я жив, и убедились в этом только тогда, когда я спросил их, не был ли линь разрезан и завязан узлом; после чего они признались, что долго ломали головы над этой загадкой.
Но пока что я был один посреди океана. Ночь была долгая и темная — самая неприятная ночь в моей жизни, что и говорить. Около полуночи мне повезло наткнуться на выброшенный за борт небольшой бочонок. Он послужил мне подушкой и, учитывая окружающую обстановку, спал я довольно спокойно. Перед самым рассветом мое лицо окатила громадная волна; я поднял голову, огляделся и увидел прямо над собой большой корабль. На борту кто-то отдавал приказания на чистейшем английском. Я стал кричать, зовя на помощь, и через некоторое время меня вытащили на палубу. Сперва они никак не могли решить, человек я или морской житель, и никак не хотели поверить моей истории, в особенности рассказу о визите на дно океана и встреченных мною там удивительных рыбах; но правда всегда берет верх, что произошло и в моем случае, и я надеюсь, что сознание этого ободрит тех, кому выпало несчастье увидеть чудеса, в которые ни за что не поверит серый, недоверчивый мир. Говорю вам, познать и увидеть в жизни больше соседей — истинное несчастье. Кому, как не мне, это известно?
