Слушающие - Ганн Джеймс (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗

— За Программу, — сказала Мария. — Чтобы этой ночью вы поймали какой-нибудь сигнал.

Макдональд покачал головой.

— Этой ночью мы будем только вдвоем.

И они были только вдвоем, как вот уже двадцать лет. И она была так же игрива и настойчива, так же влюблена и весела, как и тогда, когда они были вместе в первый раз. Наконец настойчивость сменилась безмерным покоем, в котором на время рассеялись мысли о Программе, оставив после себя что-то далекое, к чему можно вернуться когда-нибудь и когда-нибудь закончить.

— Мария… — сказал он.

— Да, Робби?

— Yo te amo, corazon. [11]

— Yo te amo, Робби.

А потом, когда он лежал рядом с ней, терпеливо ожидая, когда ее дыхание успокоится, Программа снова вернулась в его мысли. Решив, что жена заснула, он встал и начал одеваться в темноте.

— Робби? — в голосе ее звучал страх.

— Querida?

— Ты снова уходишь?

— Я не хотел тебя будить.

— Ты обязательно должен идти?

— Это мой долг.

— Ну, хотя бы один раз останься со мной.

Он включил свет и увидел на ее лице беспокойство, но без истерии.

— Кто не движется, того ржа покрывает. Кроме того, мне было бы стыдно.

— Понимаю. Тогда иди, только возвращайся поскорее.

Он выложил на полочку в ванной две таблетки и спрятал остальные.

В главном здании настоящая жизнь начиналась ночью, когда солнечный радиошум был минимальным. По коридорам сновали девушки с кофейниками, у буфета стояли поглощенные разговором мужчины.

Макдональд вошел в центральную аппаратную. У приборов дежурил Адамс, техником был Монтелеоне. Адамс поднял голову, безнадежным жестом тронул наушники на своей голове и пожал плечами. Макдональд кивнул ему и Монтелеоне, потом перевел взгляд на график. Случайное распределение, как и всегда.

Адамс нагнулся рядом с ним, указал пару пиков.

— Может, в них что-то есть.

— Маловероятно, — ответил Макдональд.

— Наверное, ты прав. Компьютер никак не среагировал.

— Когда несколько лет кряду разглядываешь графики, они входят тебе в кровь и ты сам начинаешь думать, как компьютер.

— Или впадаешь в депрессию из-за неудач.

— Бывает…

Помещение блестело, как лаборатория: стекло, металл и пластик, все гладкое и стерильное, и всюду пахло электрическим током. Макдональд, конечно, знал, что у электричества нет запаха, но так уж привык думать. Может, это пахло озоном, нагретой изоляцией или маслом. Впрочем, чем бы ни пахло, жалко было терять время на расследование. Честно говоря, Макдональду и не хотелось этого знать. Он предпочитал думать об этом, как о запахе электричества. Может, потому ученый из него был никакой. «Ученый — это человек, который хочет знать, почему», — раз за разом повторяли ему учителя.

Макдональд склонился над пультом и щелкнул тумблером. Тихий шипящий шум заполнил помещение, словно воздух выходил из проколотой шины.

Он повернул ручку, и звук превратился в то, что Теннисон назвал «урчащими мириадами пчел». Еще чуть-чуть — и звук напомнил Мэтью Арнольда.

Он еще покрутил ручку, и звуки перешли в шум далеких голосов: одни звали, другие истошно орали, третьи спокойно рассуждали, а четвертые шептали — все как один в безграничном отчаянии, старались что-то втолковать и все до одного были за порогом понимания. Закрыв глаза, Макдональд почти видел лица, прижатые к далекому оконному стеклу, кривящиеся в страшных усилиях, чтобы их услышали и поняли.

Однако все они говорили одновременно, и Макдональду хотелось крикнуть: «Молчать! Говори ты… вот ты, с пурпурными антеннами. Говорите по очереди, и мы выслушаем всех, хотя бы это длилось сто лет или сто человеческих жизней».

— Иногда, — сказал Адамс, — мне кажется, что динамики установили напрасно. Через какое-то время начинаешь что-то слышать, порой даже принимаешь какие-то послания. Век бы этого не слышать. Часто я просыпался по ночам, слыша чей-то шепот. Вот-вот должно было прийти послание, которое разрешило бы все сомнения, и тут я просыпался.

Он выключил динамики.

— Может, кто-нибудь и примет послание, — сказал Макдональд. — Этому и служит переложение на радиочастоту — сохранению напряженного внимания. Это может гипнотизировать, может мучить, но именно в таких условиях и рождаются озарения.

— Безумие тоже, — возразил Адамс. — Человек должен быть в хорошей форме, чтобы толкать свою тележку дальше.

— Конечно.

Макдональд поднял наушники, отложенные Адамсом, и приложил один к уху.

«Тик-так, тико-тико, — стрекотал он. — Слушают в Пуэрто-Рико. Но не слышат ничего. Может, нет там никого?»

Макдональд отложил наушники и улыбнулся.

— Возможно, безумие — тоже озарение своего рода.

— По крайней мере это отвлекает меня от черных мыслей.

— Может, и от работы тоже? Ты на самом деле хочешь найти там кого-нибудь?

— А зачем же я тут сижу? Однако порой у меня мелькает мысль: а не лучше ли ничего не знать?

— Все мы порой думаем об этом, — ответил Макдональд. В кабинете он вновь взялся за пачку бумаг и писем и, разобравшись, наконец, с ними, встал и со вздохом потянулся. Мелькнула мысль, что он чувствовал бы себя лучше и увереннее, если бы работал над Программой сам, вместо того чтобы обеспечивать работу другим. Кто-то должен был следить, чтобы Программа худо-бедно двигалась, чтобы персонал вовремя приходил на работу, чтобы в банк поступали деньги, чтобы счета оплачивались и чтобы все до мелочей было предусмотрено.

Может, эта черная канцелярская работа и есть самое важное. Конечно, Лили могла бы делать это не хуже него, но важно было, чтобы это делал он, чтобы всем руководил человек, верящий в Программу или по крайней мере никогда не выдающий своих сомнений. Подобно Малому Уху он был символом, а символы поддерживают в людях жизнь, не позволяют им погрузиться в отчаяние.

В приемной его ждал дворник.

— Вы меня примете, мистер Макдональд? — спросил он.

— Конечно, Джо, — сказал Макдональд, притворяя дверь в кабинет. — А в чем дело?

— В моих зубах, сэр.

Старик встал со стула и одним движением языка и губ выплюнул протез на ладонь. Макдональд уставился на них с отвращением: старательно сделанные искусственные челюсти слишком похожи на настоящие. Макдональду никогда не нравились предметы, которые здорово походили на то, чем не были на самом деле, словно в них таился какой-то обман.

— Они говорят шо мной, миштер Макдональд, — прошамкал дворник, подозрительно поглядывая на зубы, лежавшие на ладони. — Шепчут мне по ночам из штакана ш водой. Об ошень далеких вещах шепчут… словно какие-то пошлания.

Макдональд уставился на него. Странно прозвучало это слово в устах старика, да и трудно было произнести его без зубов. И все же это было слово «послания». А чему тут удивляться? Дед мог подхватить его где-нибудь в конторе или в лабораториях. Было бы куда удивительнее, если бы он ничего не почерпнул из.

— Я слышал о таких вещах, — сказал Макдональд. — Искусственные зубы случайно образуют этакий детекторный приемник, принимающий радиоволны. Особенно вблизи какой-нибудь мощной радиостанции. А вокруг нас бродит множество рассеянных волн. Вот что мы сделаем, Джо. Запишем тебя к нашему дантисту, и он сделает так, чтобы зубы тебе не мешали. Достаточно будет небольшого изменения.

— Шпашибо, миштер Макдональд, — сказал старик и сунул зубы обратно в рот. — Вы прекрасный человек, мистер Макдональд.

Макдональд проехал десять темных миль до гасиенды со смутным беспокойством, словно на протяжении дня сделал что-то или, наоборот, чего-то не сделал, хотя должен был.