Счастливого пути Сборник рассказов из журнала «Техника — молодежи» - Морозов Александр Иванович (чтение книг .txt) 📗
Мартин подошел к прессу и всунул голову в его пасть, разглядывая еще теплую сизую поверхность штампа, висевшую в нескольких сантиметрах над его лицом. Вдруг Баддингтон услышал какой-то шорох и инстинктивно рванулся назад. Краем глаза он еще успел увидеть Кертинга, включающего мотор пресса. Штамп только задел затылок Мартина, но для хрупкого человеческого черепа этого было достаточно. Баддингтон упал на грязный пол мастерской, и перед его глазами, залитыми кровью, стремительно, словно яркие пестрые рисунки на складывающемся веере, мелькнули тяжелая полураскрытая дверь лаборатории № 4, Лэнд, морской берег и чек на двадцать тысяч долларов…
Чек на двадцать тысяч долларов был последним видением Баддингтона.
Этот чек, последнее, чем жил мозг Мартина, достался Кертингу. Злодейски погубив Баддингтона, «специалисту по технике безопасности» удалось спасти свой авторитет, доказав, что Мартин в своих исследованиях выбрал ложный путь и не смог составить даже предварительного наброска схемы разрегулирования автоматики пресса. Все пришлось делать ему одному, профессору Кертингу.
А через неделю в кабинете директора института инженеров-электриков другой студент, замирая от радости, слушал слова своего директора:
— Дик, запомните на всю жизнь сегодняшний день…
И Найт, улыбаясь сквозь легкий сигарный дым, говорил:
— Нам нужны молодые люди, подобные вам…
«ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ»
— Надо выполнить очень интересное задание, — сказал Ирвингу Крэнку редактор еженедельника «Saturday». — Вы должны срочно реабилитировать «кровавую собаку».
Крэнк икнул, словно его неожиданно ударили под ложечку.
— Реабилитировать… кого?
— «Кровавую собаку», я говорю, — повторил уже раздраженно редактор. — Со времен «Хижины дяди Тома» публика считает прекрасное животное людоедом. Нью-йоркское общество покровителей ищеек просит меня исправить это.
Позже, когда Ирвинг вблизи увидел «прекрасное животное», оклеветанное Бичер-Стоу, первым движением журналиста было пуститься без оглядки в бегство. Но он тотчас вспомнил, что делали американские ищейки с настигнутым ими негром, и замер, смотря на свирепую морду, казавшуюся безглазой
— «Туги» только вчера загрыз человека, — ласково пояснил полицейский-тренер. — Кристально чистая порода…
Целую неделю Ирвинг для сбора материала посещал питомник «кровавых собак». И ночью не раз снилось ему, что он сидит в болоте и все ближе, ближе раздается захлебывающийся лай, похожий на истерический смех.
Но в очерке, принесенном Крэнком в «Saturday», «кровавая собака» выглядела безобиднее кролика. «Теперь, — утверждал очеркист, — она разыскивает заблудившихся детей и стариков, а найдя, нежно обнюхивает их, чтобы убедиться в успехе своих поисков».
— Здорово! — сказал редактор. — Странно, что при таких способностях вы у нас долго оставались в тени. Это, несомненно, вина вашего заведующего отделом.
Он перелистал свой блокнот.
— Пожалуй, именно вы лучше других справитесь с одной очень деликатной темой; вам придется написать о мастере — самом обыкновенном нашем заводском мастере. Чтобы вы сразу поняли задачу, я даю готовое название для вашего будущего очерка — «Хороший парень». Прежде всего отправляйтесь в редакцию «Modern Industry». Там недавно провели анкету по всей стране под названием «Наш современный мастер». Для ваших поисков «хорошего парня» это должно стать руководящим материалом.
В редакции журнала «Modern Industry» Ирвингу охотно дали целую картотеку, составленную в результате обработки анкет, полученных от мастеров из самых различных углов США.
— Почему — возникла мысль о такой анкете? — спросил Ирвинг заведующую картотекой.
— Видите ли, о мастерах существуют самые различные мнения. Одни считают их тупыми, грубыми людьми, цепными собаками владельцев заводов; другие называют мастера эластичным звеном между рабочими и хозяином; третьи говорят, что мастер — тот же рабочий, только более высокооплачиваемый. По заданию Национальной ассоциации промышленников мы пытались выяснить: на чьей же стороне душой и телом мастер? Чего он желает, к чему стремится?
В большой тихой комнате редакции, где электрические лампы, скрытые глубокими зелеными абажурами, бросали светлые круглые пятна только на столы, Ирвинг погрузился в разбор анкет, полученных из Бостона, Сан-Франциско, Питтсбурга, Нового Орлеана, Джексонвилла.
Вопросы в анкетах были составлены так продуманно и хитро, что, просматривая ответы, Крэнк легко отличал «настоящих» мастеров, нужных владельцам предприятий, от «посторонних примесей», случайно попавших в мастера.
И скоро Ирвингу, с головой ушедшему в бумаги, стало казаться, что он, подобно палеонтологу, по отдельным, случайно попавшимся в разных частях страны костям пытается восстановить никогда не виданное им существо. После разговора с заведующей картотекой он отлично понимал, кого редактор «Saturday» мог назвать «хорошим парнем». Прочь всех, кто ответил, что не доволен своим заработком, кто состоял в профсоюзе до своего превращения в мастера, кто требует единого профсоюза для мастеров и рабочих, кто не считает себя частью администрации завода. Правда, таких, судя по ответам, было совсем немного — всего несколько процентов. Анкету, очевидно, и затеяли для вылавливания этих подозрительных людей. Но Ирвинг хотел найти совершенно безукоризненного мастера, без единого пятнышка!
Наконец «скелет» «хорошего парня» был найден в анкете мастера Уолтера Бэрнса. На все вопросы он отвечал так, словно разгадал самые сокровенные помыслы хитроумных составителей анкеты. То, что Бэрнс хотел изучить «индустриальную психологию» и овладеть ораторским искусством, только лишним штрихом дополняло общий облик идеального мастера — так треугольный плавник акулы завершает контуры ее стремительного хищного тела. Мастер был, несомненно, честолюбив и верил, что настанет время и ему придется выступать перед большой взыскательной аудиторией.
Завод, где Бэрнс работал мастером, делал манометры. Это предприятие на Крэнка произвело странное впечатление. Казалось, все оно действовало на пределе своих возможностей: непонятно, каким образом оставались в строю изношенные машины, рабочие выглядели нездоровыми, безмерно усталыми.
Иногда Крэнк думал: «Вот сейчас, как в сказке, все внезапно остановится, замрет. Заснут непробудным сном люди, и пауки, загнанные под потолки, тотчас заткут паутиной проходы между станками». Но монотонно жужжали и жужжали моторы, нестерпимо взвизгивал металл, когда в него врезались твердые сплавы, и руки рабочих мелькали в мрачном, темном цехе маленькими серыми птицами.
Бэрнс появлялся то там, то здесь, бесшумный, как привидение. Наружность Бэрнса совсем не соответствовала образу, созданному воображением Ирвинга по «анкетному скелету» мастера. Вместо человека с тяжелой челюстью бульдога и низко нависшими надбровными дугами черепа он увидел бледное холеное лицо и вялый рот католического патера с глазами, прятавшимися за причудливо ограненными стеклами очков.
Примерно только полчаса в день он тратил на наладку оборудования, столько же времени уделял обучению новых рабочих. Минут пятьдесят осматривал готовую продукцию, полтора часа наблюдал за работой. На ходу беседовал с рабочими, обращавшимися со своими заявлениями, просьбами, претензиями. Остальное время Бэрнс сидел в своей стеклянной кабинке, возился с какими-то бумагами, разговаривал по телефону.
Казалось, у него были какие-то высшие, не понятные для простых смертных обязанности, и свою скучную дневную работу он делал с подчеркнутой небрежностью. Когда понадобилось оградить опасное место, мастер приказал в дверях повесить веревку с узлами, чтобы она задевала лицо входящего и тем самым напоминала ему о грозящей смерти. Когда работницы пожаловались на сильное утомление зрения в недостаточно освещенном цехе, Бэрнс окрасил в яркие цвета некоторые детали, и они действовали на глаза, словно удар кнута на усталое животное. Зато, возвращаясь домой, рабочие видели уже совсем плохо.
