Череп на рукаве - Перумов Ник (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

Всё, всё растеряли. И остановились на самом последнем рубеже, за которым только пропасть, и неважно уже, как погибать – от вражеской пули или сорвавшись в бездну.

Остановились. И какое-то время даже стояли, не гнулись, не кланялись пулям. Были свободны. Были сами по себе. Были – до тех пор, пока из пепла Смуты не поднялась новая империя, гнусаво провозгласившая: Gott mit uns. [1]

И наш последний рубеж пал.

Конечно, кое-кто сражается до сих пор. Десятка два отдалённых и бедных планет, где обосновались либо особо фанатичные секты, либо столь безумные националисты, что даже имперцы сочли за лучшее пока бороться с ними маркой, а не пулей, вводя экономические санкции и отгораживаясь торговыми барьерами и таможенными пошлинами. Не так давно одна из «неприсоединившихся» запросила пощады и внесла в имперский сенат прошение о принятии её в состав.

Само собой, была немедленно принята.

Остальные пока держались.

…Я вспоминал.

Хороший момент для воспоминаний.

Словно это было вчера. Мне тринадцать лет, и нам прислали высочайше одобренные учебники. В том числе и по истории. Империя с некоторых пор была очень озабочена унификацией «воспитательного процесса», всё, разумеется, во имя «уменьшения центробежных тенденций». Нам тоже прислали. Целый транспорт школьных учебников. Единая программа. Единые «идеологические ориентиры». Единое воспитание. Единая человеческая раса. Единая Империя, которая, само собой, юбер аллес!

Я до сих пор помню брезгливую усмешку нашей учительницы истории, Нины Степановны. Мы не слишком почтительно звали её за глаза Степанидой, а она обижалась. В школе, где она работала до того, как перейти в нашу сто восемьдесят пятую, её ласково именовали Ниночкой. Она держала красивую, блестящую множеством красок и лакированной обложкой книгу словно какое-то мерзкое насекомое, к примеру помоечного таракана. Или, скажем, дохлую крысу. Тоже, соответственно, помоечную.

Она молча стояла перед нашим классом, и никто, даже неугомонный Пашка Константинов, не рискнул не то что зашептаться с соседом, но и даже вздохнуть.

– Ребята, – негромко сказала Нина Степановна, не отрывая взгляда от книги. – Мы с вами ещё не изучали всерьёз Отечественную войну. Мы должны были заняться этим только через два года, в девятом классе. Но я вижу, что начинать придётся прямо сейчас. То, что сказано в этой книге, – неправда. Большая ложь. Книгу написали наши враги. Они хотят, чтобы вы выросли… послушными. А мы, русские, послушными никогда не были. Тут много лжи, в этой книге. Многое искусно спрятано. Многое вам будет не найти самим. К сожалению, стандартные тесты вам придётся сдавать именно по этим учебникам. Так что зубрить всё равно придётся. Но это даже хорошо. Мы начнём изучать новый предмет. Историю правды. Поднимите, пожалуйста, руки те, у кого в семье остались… реликвии. Письма с фронта… старые книги… фотографии…

Медленно поднялась одна рука. Сашка Фёдоров. Другая, Колька Андреев. Алка Вецпер, моя соседка по парте. Ирка Андреева, самая красивая девчонка класса. Ещё, ещё, ещё… Аккуратненькая белокурая умница Маша Смирнова. И другая Смирнова – только Наташа, Аня Кноринг, Лена Будрина, Юля Пинус, Нина Здуновская, Герка Сокуренко, Паша Смирнов, Гена Хролов, Володя Баяндин…

Руки подняли почти все. Почти в каждой семье остались тщательно сберегаемые Письма. Да, именно так, с большой буквы. Не письма – а Письма. Письмами с маленькой буквы были все остальные. Но не эти, запаянные в прозрачный пластик. «Хранить вечно». Всё-таки много успели сделать тогда, в последние дни…

– Так вот, – продолжала Нина Степановна. – Вот что написано в этом, с позволения сказать, учебнике, – она обвела нас всех взглядом, а потом вдруг резко перебила себя: – Но, надеюсь, вы понимаете, что говорить, если сюда нагрянет инспекция… – и заговорщически нам подмигнула.

Она не боялась никого и ничего, наша Нина Степановна. За что потом и поплатилась. Она окажется до конца связанной с «непримиримыми», с теми, кто даже после подписания договора с Империей пытался подрывать радиоуправляемыми фугасами мышиного цвета бронетранспортёры с чёрно-белыми крестами. Она была их связной. И хранила дома оружие. И взрывчатку. Один из последних приговоров по делу «о вооружённом сопротивлении» был вынесен именно ей. Она получила двадцать лет каторги на Сваарге. За весь процесс она не произнесла ни единого слова. Не ответила ни на один вопрос. Отказалась от предложения написать кайзеру прошение о помиловании. Хотя все понаехавшие имперцы в один голос утверждали, что его величество очень озабочен и ждёт только формального повода, чтобы помиловать пожилую учительницу, чья отправка на каторгу будет крайне негативно воспринята общественным мнением метрополии, не говоря уж о «нововоссоединившихся планетах».

Она не попросила. И отправилась на каторгу. Гордая, прямая. Несломленная. Зная, что обратно уже не вернётся…

Но до этого было ещё далеко. А тогда она читала нам из присланного учебника…

«Никогда ни Германский Рейх, ни германская нация не были врагами других наций. Германская армия воевала с бесчестными политиками, ввергшими свои народы в ужасную войну. И чтобы как можно скорее покончить со страданиями людей по обе стороны фронта, офицерами Генерального Штаба была создана теория „молниеносной войны“. Она позволяла быстро окружить армии противника, принудить их к сдаче без большого кровопролития. Рассмотрим для примера операцию германской армии на Балканском полуострове…»

«Никогда германский народ не испытывал никаких отрицательных чувств к великому русскому народу, который не раз оказывался союзником германского народа, как, например, во время Освободительной Войны 1813–1815 годов или во время Франко-Прусской войны 1870 года… И во время Второй мировой войны германская нация не сражалась с русским народом. Война велась против коммунистического режима Советского Союза, режима, причинившего неисчислимые бедствия своим собственным гражданам, ограбившего рабочих, отобравшего землю у крестьян и уничтожившего всех образованных людей, несогласных с его политикой…»

И так далее и тому подобное. Ложь, сплетённая с правдой, – самый страшный вид лжи…

Но мы знали правду. Знали, кто дошёл до Берлина. И что война прекратилась отнюдь не в результате «секретных пятисторонних переговоров полномочных представителей в Берне, завершившихся подписанием мирного договора в Потсдаме, предопределившим грядущее воссоединение великой Германии». Мы помним наше знамя цвета крови над серыми куполами поверженной вражьей столицы.

Мы помним, пока мы живы. Или, вернее, можно сказать – мы, русские, будем жить, покуда помним всё это.

…Вокруг имперского штаба день и ночь вышагивали патрули – просто так, для порядка. Вздохнув, я двинул прямиком ко входу – двери в два человеческих роста, резной дуб, начищенная бронза; хоть сейчас в музей.

Как известно, Империя там, где её армия. Следовательно, там, где на ветру трепещет имперский штандарт с угрюмым орлом, непременно должна стоять лагерем и пехота означенной империи. Старая как мир истина.

У нас на Новом Крыму народу не так уж много, и у нас оставили не корпус, не дивизию и даже не полк. Всего-навсего отдельный десантно-штурмовой ударный батальон «Танненберг» из состава той самой Третьей Десантной дивизии «Мёртвая голова», в которой, собственно говоря, мне и предстоит служить.

И, кстати говоря, помимо всего прочего, солдаты и офицеры батальона «Танненберг» слыли большими специалистами по контрпартизанской борьбе.

Одно утешение – батальон «Танненберг» был именно «батальон», то есть Battalion, а не Abteilung. [2]

А ещё, само собой, у нас открыли вербовочный пункт. Тоже старая как сама идея империй истина – новых солдат следует искать в том числе и там, где теряешь старых.

Вербовщики по первости устроились отдельно от штаба, в уютном особнячке. Особнячок этот вначале регулярно забрасывали презервативами с краской – здоровенный штурмовик в бронежилете и с «манлихером» поперёк широченной груди только ухмылялся, ловко уворачиваясь от летящих в него разноцветных снарядов. Выкрики толпы, похоже, нимало его не трогали.