Другие миры (сборник) - Тан Шон (полная версия книги .txt) 📗

У меня слезы вышибло из глаз; кажется я сломал нос. Не успел я вспомнить, кто я и где нахожусь, как келедона выбралась из-под кирпичей и отшвырнула меня прочь – а затем гордо воздела руки к небесам, словно все это был поставленный сценический трюк.

– Та-дааааам! – пропела она.

Микрофон ее больше не подзвучивал, но такому голосу это и не нужно. Смертные живо прекратили рыдать и уже поднимались на ноги, аплодируя певице и подбадривая ее ликующими воплями.

– Гроувер! – проорал я, не уверенный, что он меня вообще слышит. – Быстро играй что-нибудь еще!

Я подхватил меч, кое-как встал и кинулся на золотую деву. С тем же успехом можно было кидаться на фонарный столб. Она проигнорировала меня и затянула новую песню.

Пока я боролся с ней, пытаясь хотя бы сбить с ног, температура на сцене принялась подозрительно повышаться. Пела келедона на древнегреческом, но мне хватило нескольких знакомых слов: «Аполлон», «солнце», «золотой огонь». Это было что-то вроде хвалебного гимна богу. Металлическая кожа живой статуи раскалилась. Запахло паленым, и после недолгого раздумья я понял, что это моя рубашка.

Я отпрянул назад; моя одежда вся дымилась. Воск в ушах растаял, так что я теперь мог в полной мере насладиться вокалом. По всей Таймс-сквер люди начали падать в обморок, сраженные тепловым ударом.

Неподалеку, у заграждения, Гроувер отчаянно бряцал на лире, но сосредоточиться ему никак не удавалось: с неба падали отдельные кирпичи. Одна из колонок на сцене превратилась в курицу. Прямо под ногами у келедоны возникла полная тарелка острых мексиканских блинчиков с мясом.

– Не работает! – крикнул я ему, корчась от невыносимого зноя. – Про клетки пой! Или про кляпы!

Было уже жарко, как в печке. Если келедона продолжит в том же духе, центр города испечется в момент. Значит, по-хорошему мы не понимаем. Отлично. Когда она затянула следующую строфу, я бросился на нее с мечом наперевес.

Келедона уклонилась с фантастической скоростью. Острие меча прошло в дюйме от ее золотой щеки. Впрочем, песня смолкла, и певице это совсем не понравилось. Она гневно зыркнула на меня и перевела взгляд на меч. Тут же по металлическому лицу пробежала тень страха. Большинство волшебных созданий достаточно осведомлены, чтобы уважать небесную бронзу, способную испарить их одним касанием.

– Сдавайся, и я не причиню тебе вреда, – пообещал я ей. – Мы просто доставим тебя назад, к Аполлону.

Келедона раскинула руки. Я уже испугался, что она сейчас снова заголосит, но чертова кукла вместо этого решила изменить облик. Руки обросли золотыми перьями, физиономия удлинилась и заострилась в клюв. Туловище стремительно уменьшилось, и вот я уже таращился на упитанную металлическую птицу размером самое большее с куропатку. Прежде чем я успел что-нибудь предпринять, келедона не слишком грациозно взлетела и взяла курс прямиком на крышу ближайшего небоскреба.

Рядом со мной на подмостки рухнул Гроувер. По всей площади вырубившиеся от жары люди начали приходить в себя. Мостовая все еще дымилась. Полицейские орали какие-то команды, пытаясь, как могли, расчистить территорию. На нас никто ровным счетом никакого внимания не обращал.

Я смотрел, как золотая птица наворачивает круги и исчезает за самым высоким билбордом на Таймс-Тауэр. Вы, наверное, видели эту башню, хотя бы на картинках: такая высокая, тощая, вся в световых рекламных табло и громадных экранах.

Честно говоря, чувствовал я себя довольно отвратно. Из ушей тек расплавленный воск. Некоторые участки туши вполне годились на стейк средней прожарки. Рожа выглядела так, словно я недавно повстречался с кирпичной стеной… потому что я с ней действительно повстречался. Во рту был медный вкус крови, и, кажется, я с каждой минутой все сильнее ненавидел музыку. И заодно куропаток.

Я повернулся к Гроуверу:

– Ты знал, что эта тварь умеет превращаться в птицу?

– Э-э-э… да. Но я, типа, забыл.

– Отлично! – подытожил я и пнул тарелку с мексиканской едой. – Может, попробуешь в следующий раз вызвать что-нибудь более полезное?

– Прости, – пробормотал Гроувер. – Я когда нервничаю, всегда есть хочу. Так что мы станем делать теперь?

Я устремил взгляд на вершину Таймс-Тауэр.

– Золотая девчонка выиграла первый раунд. Посмотрим, за кем будет второй.

Вам, наверное, интересно, почему я снова не заткнул уши воском. Во-первых, у меня его больше не осталось. Во-вторых, когда воск плавится и вытекает наружу, это больно. Ну и, возможно, какая-то часть меня принялась выступать: «Какого черта, я же полубог! На сей раз я буду готов. Неужто мне слабо справиться с какой-то там музыкой?»

Гроувер заверил меня, что раскусил лиру. Никаких больше блинчиков и кирпичей с неба. Мое дело было за малым: разыскать келедону, застать ее врасплох и отвлечь… а вот как – этого я пока и не придумал.

Короче, мы доехали на лифте до последнего этажа и нашли лестницу на крышу. Жалко, что я летать не умею – увы, среди моих талантов такой не числится, а мой знакомый пегас Пират в последнее время на зовы о помощи не отвечал. (Весной он делается немного рассеян и все рыщет по небесам в поисках хорошеньких самочек своего вида.)

Наверху обнаружить келедону особого труда не составило. Уже в человеческом обличье она стояла на краю крыши, раскинув руки, и оглашала Таймс-сквер собственной версией знаменитой «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

Терпеть эту песенку не могу. И не знаю ни одного настоящего ньюйоркца, которого бы от нее не тошнило. Но могу вам сказать, что в исполнении нашей героини я возненавидел злосчастный хит еще в сто раз сильнее.

Как бы там ни было, а беглянка стояла к нам спиной. Это давало какое-никакое преимущество. Меня так и подмывало подкрасться сзади и столкнуть ее с парапета, но пользы в этом не было бы никакой: чертовка сильна, в прошлый раз мне ее и с места сдвинуть не удалось. Кроме того, что мешает ей тут же превратиться в птицу и… Так, минуточку. В птицу, говорите?

В голове зашевелилась идея. Да, представьте, и у меня бывают моменты просветления.

– Гроувер, – прошептал я, не оборачиваясь. – Ты можешь этой лирой вызвать птичью клетку? Только действительно крепкую, из небесной бронзы?

Сатир поджал губы.

– Думаю, да, но птиц негоже сажать в клетки, Перси. Птицы должны быть свободны! Им надо летать на воле и… Так-так…

Тут он, наконец, посмотрел на келедону.

– Ну да, – подтвердил я.

– Попробую.

– Круто. Ты только моего сигнала подожди. У тебя осталась та повязка от игры в Приколи хвост?

Он выдал мне тряпочку. Я ужал меч до шариковой ручки, сунул ее в карман джинсов – для того, что я задумал, мне понадобятся обе руки – и стал подкрадываться к келедоне, которая как раз заканчивала последний припев.

Хоть она и стояла затылком, от музыки мне нестерпимо захотелось пуститься в пляс. Но, поверьте, вы бы не хотели такое увидеть. Так что я заставил себя идти вперед, но бороться с ее магией было все равно что продираться через развешанные рядами на веревках мокрые простыни.

План мой был прост: зажать келедоне пасть; она превратится в птицу и попробует смыться; я схвачу ее и засуну в клетку. Что может пойти не так?

На последней строчке «Нью-Йорк, Нью-Йорка» я запрыгнул твари на спину, ногами взял талию в замок и накинул тряпку на рот, как уздечку – на морду строптивой лошади.

– Нью-Йо-о-о-о-орк, Нью-Йоррпффффф… – захрипела келедона.

– Гроувер, давай! – заорал я.

Золотая женщина зашаталась и перегнулась вперед. Перед глазами у меня замелькали картины неразберихи, царившей внизу, на Таймс-сквер: полицейские пытаются навести порядок, туристы слаженно исполняют партию кордебалета, высоко брыкая ногами… Электронные билборды на боку башни отсюда напоминали пеструю психоделическую горку в аквапарке – только вот на конце у нее был не бассейн, а неприятно твердый тротуар.

Наша певунья тем временем откачнулась назад, вертясь и пытаясь что-то бормотать сквозь повязку.