Филмер - Уэллс Герберт Джордж (библиотека книг .txt) 📗
Миссис Бэмптон, ныне покойная, сочла нужным сообщить леди Мэри, что Филмер, в общем-то, порядочный неряха.
— Он, безусловно, человек совсем особенный, я таких никогда еще не встречала, — невозмутимо ответила леди Мэри.
И миссис Бэмптон, украдкой метнув быстрый взгляд на это невозмутимое лицо, решила, что ей тут больше делать нечего: говорить с леди Мэри бесполезно. Зато другим она наговорила немало.
И вот незаметно, своим чередом, подошел день, великий день, давно обещанный Бэнгхерстом читающей публике (а значит, всему миру), — день долгожданного полета. Филмер видел зарю этого дня, он ожидал ее еще с глубокой ночи; он видел, как блекли звезды, как серые и жемчужно-розовые тона уступили наконец место голубизне ясного, безоблачного неба. Он смотрел на все это из окна своей спальни в недавно пристроенном крыле бэнгхерстовского дома, выдержанного в стиле Тюдоров. А когда звезды погасли и в свете занимающегося дня уже можно было различить и узнать предметы, перед его взором все яснее и яснее стали вырисовываться праздничные приготовления по ту сторону буковой рощи, неподалеку от зеленого павильона на опушке парка: три деревянные трибуны для привилегированных зрителей, ограда из свежеструганых досок, сараи и мастерские, разноцветные мачты с потемневшими и обвисшими в утреннем безветрии флагами, которые Бэнгхерст счел нужным вывесить, и посреди всего этого нечто огромное, прикрытое брезентом. Это нечто было для человечества странным и внушающим ужас знамением — началом, которое неминуемо распространится по свету, проникнет во все уголки, преобразит и подчинит себе все дела человеческие; однако Филмер едва ли обо всем этом думал: странный предмет занимал его лишь в той мере, в какой дело касалось его самого. Несколько человек слышали, как он далеко за полночь шагал по комнате, — огромный дом был битком набит гостями, хозяин-издатель отлично усвоил принцип сжатия. А часов в пять, если не раньше, Филмер покинул свою комнату и вышел из спящего дома в парк, уже залитый светом и полный проснувшихся птиц, белок и ланей. Мак-Эндрю, который тоже всегда вставал рано, встретил его около аппарата, и они вместе еще раз его осмотрели.
Вряд ли Филмер в то утро позавтракал, несмотря на все настояния Бэнгхерста. По-видимому, как только гости начали понемногу выходить из своих комнат, он вернулся к себе. Отсюда часов в десять он вышел на аллею, обсаженную кустами, вероятно, потому, что увидел там леди Мэри Элкингхорн. Она прогуливалась взад и вперед, беседуя со своей школьной подругой миссис Брюис-Крейвен, и, хотя Филмер с этой дамой знаком не был, он присоединился к ним и некоторое время ходил рядом. Несмотря на всю светскую находчивость леди Мэри, несколько раз наступало молчание. Все ощущали неловкость, и миссис Брюис-Крейвен не нашлась, как ее сгладить. «Он произвел на меня, — говорила она потом, явно противореча сама себе, — впечатление глубоко несчастного человека, который хочет что-то сказать и ждет, чтобы ему в этом помогли. Но как можно помочь, когда не знаешь, чего ему надо?»
К половине двенадцатого огороженные места для публики были переполнены; по узкой дорожке, опоясывающей парк, двигалась вереница экипажей, а гости, ночевавшие в доме, празднично разодетые, по лужайке и аллее направлялись к летательному аппарату. Филмер шел вместе с несказанно довольным, сияющим Бэнгхерстом и сэром Теодором Хиклом, президентом Общества воздухоплавателей. Сразу же за ними шли миссис Бэнгхерст с леди Мэри Элкингхорн, Джорджина Хикл и настоятель церкви. Бэнгхерст пространно и напыщенно разглагольствовал, а когда он на минуту замолкал, лестное для Филмера словечко вставлял Хикл. А Филмер шагал между ними и молчал, односложно отвечая лишь на вопросы, прямо обращенные к нему. Позади них миссис Бэнгхерст слушала складные и разумные речи священника с тем трепетным вниманием к высшему духовенству, от которого ее не излечили даже десять лет власти и преуспеяния в обществе, а леди Мэри, должно быть, без тени сомнения в душе созерцала поникшие плечи своего «совсем особенного» человека, которому предстояло поразить весь мир.
Как только эту главную группу заметила расположившаяся за оградой публика, раздались приветствия, но не слишком дружные и не очень вдохновляющие. До аппарата оставалось ярдов пятьдесят, как вдруг Филмер поспешно оглянулся, проверил, близко ли дамы, и впервые решился заговорить сам. Чуть охрипшим голосом он на полуслове перебил рассуждения Бэнгхерста о прогрессе.
— Послушайте, Бэнгхерст… — начал он и умолк.
— Да? — отозвался тот.
— Я хочу… — Филмер облизал пересохшие губы. — Мне нездоровится.
Бэнгхерст стал как вкопанный.
— Что?! — воскликнул он.
— Голова кружится. — Филмер шагнул вперед, но Бэнгхерст не пошевельнулся. — Сам не знаю. Возможно, это сейчас пройдет. Если нет… может быть, Мак-Эндрю…
— Так вам нездоровится?! — повторил Бэнгхерст, уставясь в его побледневшее лицо. — Дорогая! — сказал он, когда миссис Бэнгхерст подошла к ним. — Филмер говорит, что ему нездоровится.
— Голова немного кружится, — объяснил Филмер, избегая взгляда леди Мэри. — Возможно, пройдет…
Наступило молчание.
Филмеру вдруг подумалось, что сейчас он самый одинокий человек на свете.
— Так или иначе полет должен состояться, — сказал наконец Бэнгхерст. — Может быть, вам где-нибудь посидеть минутку, передохнуть…
— Это, наверно, оттого, что столько народу… — произнес Филмер.
И опять молчание. Бэнгхерст испытующе посмотрел на Филмера, потом окинул взглядом публику за оградой.
— Да, неудачно, — сказал сэр Теодор Хикл. — Но все же… я полагаю… ваши помощники… Разумеется, если вы плохо себя чувствуете и не склонны…
— По-моему, мистер Филмер и мысли такой не допускает, — сказала леди Мэри.
— Однако если мистер Филмер утратил уверенность… Ему, пожалуй, опасно даже пытаться… — И Хикл покашлял.
— Именно потому, что опасно. — Леди Мэри не договорила, уверенная, что теперь мнение Филмера и ее собственное всем вполне ясно.
В душе Филмера шла борьба.
— Я знаю, мне надо лететь, — сказал он, уставясь в землю. Потом поднял глаза и встретил взгляд леди Мэри. — Да, я хочу лететь, — прибавил он и слабо улыбнулся ей. И повернулся к Бэнгхерсту. — Если бы мне просто немного посидеть где-нибудь в тени подальше от этой толпы…
Бэнгхерст начал понимать, что происходит.
— Пойдемте в мою комнатку в зеленом павильоне, Там прохладно. — Он взял Филмера под руку.
Филмер еще раз обернулся к леди Мэри Элкингхорн.
— Через пять минут все пройдет. Мне ужасно жаль…
Она улыбнулась ему.
— Я ничего такого не ждал… — сказал он Хиклу и пошел, увлекаемый Бэнгхерстом.
Оставшиеся смотрели им вслед.
— Он такой хрупкий, — промолвила леди Мэри.
— Он, безусловно, человек весьма нервный, — сказал настоятель, чьей слабостью было считать всех на свете, кроме многосемейных служителей церкви, «неврастениками».
— Но, право, — сказал Хикл, — совершенно не обязательно ему самому подниматься в воздух только из-за того, что он изобрел…
— Как же он может не подняться? — спросила леди Мэри с чуть заметной насмешкой.
— Если он теперь заболеет, это будет весьма некстати, — строго сказала миссис Бэнгхерст.
— Не заболеет, — ответила леди Мэри, вспомнив взгляд Филмера.
— Все будет в порядке, — сказал Бэнгхерст Филмеру по дороге к павильону. — Просто вам надо глотнуть коньяку. Понимаете, лететь вы должны сами. Даже обидно было бы… Не можете же вы позволить кому-то другому…
— Да нет, я сам хочу лететь, — сказал Филмер. — Я возьму себя в руки. В сущности, я и сейчас почти готов… нет! Сперва я все-таки глотну коньяку.
Бэнгхерст ввел его в небольшую комнатку, взял пустой графин и вышел за коньяком. Его не было, вероятно, минут пять.
Историю этих пяти минут написать невозможно. Люди на восточной стороне трибун временами видели в окне лицо Филмера, оно прижималось к стеклу, потом отодвигалось и пропадало. Бэнгхерст, что-то крикнув, исчез за главной трибуной, и сейчас же оттуда показался дворецкий с подносом и направился к павильону.
