Миллион зеркал - Столяров Андрей Михайлович (полная версия книги .txt) 📗
Под ногами хлюпало. Рушились ледяные капли с ветвей. В этой части леса будто пронесся ураган. Деревья были вывернуты, и косматые чудовищные земляные плиты корней торчали из торфяной воды, пронизанной стрелолистом. Стемнело. Летели в небе прозрачные черные хлопья. Шипел тугой ветер по верхушкам дерев. Скрипели фиолетовые сосны. А у разлапистого голого седого ствола, погруженного в бурую нежить, скинув рюкзак и держась за острый сук, стоял, дергаясь всем телом, Гамалей. Он был в темном плаще с капюшоном, и прорезиненная ткань блестела.
— Сапог увязил, — хрипло сообщил Гамалей. — Никак не вытащить.
— Я помогу, — освобождая лямки, сказал Черняк.
— Только не увязни сам, очень топкое место, — предупредил Гамалей.
Они вытащили сапог, но при этом Черняк все-таки увяз обеими ногами, и когда вылезал из сосущего теста, то зачерпнул воды, пришлось разуваться, и выливать, и отжимать шерстяные носки. Вода припахивала гнилью. Сеялась надоедливая тонкая морось. Одежда холодила и липла. У Гамалея багровела ссадина поперек ладони, он здорово ободрался.
— Погиб Цартионок, несчастный случай, — сказал ему Черняк.
— Я знаю, — непонятно оскалясь, ответил Гамалей.
— И еще Фомин в больнице, отравился консервами.
— Я знаю, — сказал Гамалей.
— А Злотников исчез, нигде его нету.
— Он не исчез, он попал под машину, мне звонил следователь, — объяснил Гамалей.
— А Климов уехал, — упавшим голосом сказал Черняк.
— И Зеленко уехал, — отозвался Гамалей. — Расползаемся, как тараканы. Ты знал Зеленко, он с периферии?
— Нет, не знал, — ответил Черняк. — Мне кажется, что мы больше не люди, а тени людей. Вернее, одного человека, который и не думает о нас, потому что кто же будет думать о своей тени?
Они достали сигареты. У Черняка отсырели. И у Гамалея отсырели тоже. Головки спичек крошились на коробке. Вокруг зиял неподвижный бурелом, синие пальцы стрелолиста лежали на торфяной воде.
— Почему Ижболдино? — спросил Черняк.
— Разве Ижболдино? Я сошел в Нерчиках, — ответил Гамалей.
— Это Ижболдино, дом лесника, — сказал Черняк.
— Меня подвезли со станции, и шофер посоветовал, — сообщил Гамалей.
В это время из дождевого нерезкого сумрака, чавкая по жиже болотными сапогами, прямо на них вынырнул высокий и худой человек в плаще и с рюкзаком, сбоку от которого торчал мослатый приклад ружья. Остановился, неприятно пораженный. Как лошадь, задирая голову, втянул воздух горячими ноздрями и замахал растопыренной судорожной пятерней, будто отгоняя кошмары.
— Вот и Опольский, — хладнокровно отметил Гамалей. — Удивительно совпадает время. Здравствуй, Вадим.
Опольский все тряс руками и свистел носом, а потом сдернул ружье, переломил его и одним движением вбил патрон в неумолимую черноту.
— Не подходи! — пискнул он фальцетом совершенно отчаявшегося человека.
— Напрасно, Вадим, — сказал Гамалей, — мы ведь не караулим тебя специально.
— Не подходи! — крикнул Опольский. Начал отступать спиной, держа их на прицеле. Все выше задирая голову. Ударился о ствол дерева, сел, уронил ружье и закрыл лицо ладонями — заплакал. Гамалей бросил окурок, тот коротко просипел в воде. Невесомая влага лилась с неба. Выло зябко.
— Это безнадежно, — сказал Черняк. Гамалей кивнул.
— Я возвращаюсь, от себя не убежишь, — сказал Черняк. Гамалей кивнул.
— Когда ближайшая электричка? — поднимаясь, спросил Черняк.
— Подожди немного, — отозвался Гамалей, — пусть придут остальные.
— А они придут? — спросил Черняк.
— Придут. Куда они денутся, — тоскливо ответил Гамалей.
