Преданная - Рот Вероника (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
Лампа на потолке в комнате для допросов отражается расплывчатым кругом в центре стола. Я рассказываю то, что сочла нужным сообщить мне Нита. Никаких затруднений я не испытываю. После того, как я заканчиваю, человек, ведущий запись, в последний раз дотрагивается до экрана, и тот освещается там, где пробегают его пальцы. Еще здесь присутствует женщина. Ее зовут Анджела. Она — доверенное лицо Дэвида. Она осведомляется:
— Значит, вы не в курсе того, почему Хуанита попросила вас отключить систему безопасности?
— Нет, — отвечаю я, и это чистая правда.
Всех, кроме меня, они допрашивали, вколов сыворотку правды. Моя генетическая аномалия, позволяющая мне вести себя осознанно при симуляциях, заставила их предполагать, что я могу быть устойчив. Так что сведения, которые бы я дал под ее воздействием, оказались бы сомнительными. Пока моя история будет соответствовать тому, что говорят остальные, они будут считать ее правдой. К тому же все мы были привиты против сыворотки правды. Информатор Ниты среди генетически чистых передал ей прививки еще несколько месяцев назад.
— Как же тогда она тебя убедила?
— Мы подружились, — пожимаю я плечами. — Она попросила меня довериться ей, сказала, что у нее есть веские причины.
— А что вы думаете о своем поступке?
— Я очень сожалею.
Яркие, жесткие глаза Анджелы немного смягчаются. Она кивает.
— Что же, это соответствует показаниям остальных. Учитывая ваше общее невежество и генетическую неполноценность, мы склонны проявить снисходительность. Все-таки вы — новичок. Однако в течение года вы должны будете работать на благо нашего сообщества. Вы не имеете права входить в секретные лаборатории или архивы и покидать без разрешения пределы Резиденции. На весь условно-досрочный срок к вам прикрепят офицера, который будет проверять вас каждый месяц. Вам понятна терминология?
Слова «генетическая неполноценность» крутятся в моей голове, но я бормочу:
— Да.
— У меня все. Вы свободны, — она отодвигает стул и встает.
Человек, записывавший показания, поднимается и убирает планшет в сумку. Анджела стучит по столу, чтобы привлечь мое внимание.
— Не будь слишком строг с собой, — произносит она. — Ты еще так молод.
Не уверен, что это может служить оправданием, но я без возражений принимаю ее попытку утешить меня.
— А что будет с Нитой? — задаю я вопрос.
Анджела поджимает губы.
— После того, как она оправится от ранений, ее переведут в тюрьму. Вероятно, там она проведет остаток жизни.
— То есть ее не казнят?
— Нет, мы не применяем смертную казнь к «ГП», — бросает Анджела и направляется к двери. — С «ГП» всегда куча проблем.
С грустной улыбкой она выходит из комнаты. Я сижу, совершенно ошеломленный. Я ведь хотел доказать, что они ошибаются во мне, что моя личность не определяется моими генами. Но теперь ситуация изменилась. Юрайя лежит в больнице, погибли люди, а Трис не хочет смотреть мне в глаза. И все — из-за меня.
Я стискиваю зубы. Меня захлестывает волна отчаяния. Когда я встаю, мои манжеты мокры от слез. А моя скула, кстати, до сих пор саднит.
30. Трис
— Ты его навещала?
Кара стоит рядом со мной, сжав кулаки. Вчера Юрайю перевели из реанимации в палату со смотровым окном из коридора. Я подозреваю, врачи сделали это для того, чтобы избавиться от нас с Кристиной. Теперь Кристина сидит у постели больного, держа его за вялую руку.
Я боялась, что он будет похож на порванную тряпичную куклу, но он не особенно отличается от прежнего Юрайи, исключая разве что царапины и бинты. Мне кажется, что сейчас он очнется, заулыбается и спросит, чего мы на него пялимся.
— Я была у него вечером, — отвечаю я. — По-моему, ему одиноко.
— Существуют данные, что, в зависимости от степени повреждения головного мозга, люди в коме могут слышать и чувствовать, — произносит Кара. — Но прогноз не слишком оптимистичный.
Иногда мне хочется стукнуть ее. Разве есть необходимость напоминать, что Юрайя вряд ли очнется?
— Знаю.
Вчера, покинув его палату, я бесцельно бродила по зданию Резиденции. Вместо того чтобы думать о своем друге, балансирующем между жизнью и смертью, я размышляла над нашим разговором с Тобиасом. И о том, как я себя чувствовала, когда смотрела на него: будто лопнула невидимая нить. Неужели наступил конец наших отношений? Я могла ему это сказать, но слова застряли у меня в горле. А сейчас мне приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не разреветься.
— Ты спасла Бюро, — заявляет Кара. — Как ты умудряешься принять участие во всех возможных заварушках? Полагаю, мы должны быть благодарны тебе: ты же предотвратила кризис.
— Ладно тебе. При чем здесь Бюро? Нет у меня интереса в его сохранении, — возражаю я. — Просто выбила оружие из опасных рук, вот и все. А чего ты нахваливаешь меня?
— Я способна распознавать сильные стороны другого человека, — улыбается Кара. — Кроме того, я подумала, что отныне наши с тобой проблемы, как логические, так и эмоциональные, разрешены.
Она откашливается, и мне становится даже любопытно. Похоже, признание того, что у нее есть эмоции, заставляет Кару чувствовать себя неловко.
— Ты, наверное, разузнала о Бюро что-то такое, что разозлило тебя, — замечает Кара.
Я наблюдаю, как Кристина кладет голову на край койки Юрайи, и с запинкой отвечаю:
— Ну, да… Но я вообще-то удивлена.
Кара молчит. Между ее бровей пролегает морщинка, делая ее настолько похожей на Уилла, что мне хочется отвернуться.
— Ты в курсе, что формула симуляционной сыворотки в действительности была разработана не Джанин? — добавляю я и вздыхаю. — Пойдем. Я кое-что покажу тебе.
Мне было бы проще выложить ей все прямо здесь. Но я хочу занять себя чем угодно, лишь бы не думать о Юрайе и Тобиасе.
— Похоже, мы никогда не найдем концов в этом клубке лжи, — говорит Кара, когда мы направляемся к хранилищу. — Фракции, видео с Эдит Прайор… сплошное вранье.
— Вот как ты относишься к фракциям? — перебиваю ее я. — А мне казалось, что тебе нравится быть эрудитом.
— Верно, — она чешет себе шею, и на ее коже остаются маленькие красные полоски от ногтей. — Но из-за Бюро я почувствовала себя идиоткой — а ведь я стремилась поддерживать их, как того хотели верные. Ну и дура же я была!
— А ты считаешь, что в идеях верных не было ничего стоящего? — не унимаюсь я.
— А ты разве со мной не согласна?
— Они помогли нам сбежать из города, и мы узнали истину, — парирую я. — В итоге, это гораздо лучше, чем если бы мы остались в бесфракционной коммуне, идея которой засела в голове Эвелин. Там бы вообще никто из нас не имел права решать, что делать.
— Понимаю тебя, — кивает она. — Но я привыкла гордиться тем, что умею видеть все насквозь.
— Ты знаешь, что альтруисты говорили о гордости?
— Какие-то гадости, вероятно.
— Естественно, — смеюсь я. — Гордость ослепляет нас и не дает нам понять правду о самих себе.
Подходим к лаборатории, и я стучу несколько раз. Пока мы ждем, чтобы Мэтью впустил нас, Кара пристально на меня смотрит.
— А в старых текстах эрудитов написано то же самое, — подытоживает она.
Вот уж никогда бы не подумала, что эрудиты рассуждали о гордости и о морали вообще. Хочется расспросить ее поподробнее, но дверь открывается, и на пороге появляется Мэтью. Он жует яблоко.
— Ты не можешь проводить нас в хранилище? — прошу я.
— Конечно, — кивает Мэтью и сует в рот остаток яблока.
Морщусь, представляя горький вкус яблочной сердцевины, и мы следуем за ним.
31. Тобиас
Не могу вернуться в нашу комнату. Не хочу ловить на себе их косые взгляды и молчаливые вопросы. И хотя мне не стоит возвращаться на место моего преступления, я чувствую, что мне необходимо узнать, что творится в городе. Я хочу прикоснуться к миру, в котором вырос.
