Гражданин Галактики (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон (книга жизни txt) 📗

— Перси, ты свинья.

Он не стал спорить, но продолжал похрюкивать в мою пустую ладонь. А я подумал, что одиннадцать световых лет не так уж много; в общем, все почти как у нас. И звезды почти те же.

Наконец Перси надоели телячьи нежности, да и мне тоже, я вытер руку об штаны и отправился спать.

Глава XIII

О несущественных отношениях

За Бетой Гидры. Мне надо или заполнить образовавшийся пробел в повествовании, или бросить все это. Времени на писанину почти нет — у нас не хватает рабочих рук. Не знаю, что именно мы подцепили на Констанции, может быть, это вообще был всего лишь результат плохо проведенной дезинфекции продовольственных складов, но так или иначе у нас теперь дел столько, что их не переделаешь, и это в первую очередь касается моего отдела. Нас осталось только шестеро, а передавать приходится много. Мы — это Дядюшка, я, Мей-Линг, Анна, Глория и Сэм. Дасти выжил, но потерял связь со своим партнером и, видимо, навсегда. У его брата не было детей, чтоб создать вторичную телепару. Они просто «разошлись» друг с другом на последнем «пике» скорости, и этот контакт потом уже не восстановился.

Я теперь почти полностью завишу от моей внучатой племянницы Кэтлин и ее матери Молли. Пат и я еще иногда разговариваем, но только с их помощью; если мы пытаемся сделать это вдвоем, то получается так, будто мы находимся в шумном заводском цеху. Знаешь, что твой собеседник что-то говорит, но чем больше вслушиваешься, тем меньше понимаешь. Пату уже пятьдесят четыре — это после того, как мы снова шли отрезок пути на околосветовой. У нас с ним осталось совсем мало общего. После смерти Моди его ничто, кроме дел, не интересует. А мне они до лампочки.

Дядюшка у нас единственный, кто не ощущает ослабления связи со своей первой партнершей. Селестине сейчас сорок два, но они не только не расстались, а стали еще ближе друг к другу. Я все еще зову ее «Конфеткой», хотя бы ради того, чтоб услышать ее смешок. Трудно поверить, что она в два раза старше меня; ведь ей бы полагалось еще носить косички и ходить без передних зубов.

В общей сложности, во время «чумы» мы потеряли тридцать два человека. Я тоже заболел, но выздоровел. Доктору Деверо это не удалось, равно как Пруденс и Рупу. Нам пришлось поднапрячься и сделать вид, что тех, кого не стало, никогда не было. Умер ребенок Мей-Линг, но она несет вахты, работает до упаду и даже смеется. Мне кажется, что больше всего нам не хватает Мамы О’Тул.

Что же еще произошло важного? Ну, а что может происходить важного на корабле? Ничего. Бета Гидры оказалась пустой тратой времени. Не только ничего похожего на планету земного типа, но даже океанов — я имею в виду водных — и то не обнаружилось; выбор топлива корабля от аммиака до метана, и главный инженер с капитаном провели немало совещаний, пока наконец не остановились на аммиаке. Теоретически «Элси» может сжигать что угодно: дайте ее конвертеру пожевать хоть что-то, и старая формула E = mc начнет работать; ракеты выплюнут массу в виде радиации на скорости света и в виде нейтронов — на околосветовой. Но в то время как конвертеру неважно, что кушать, вспомогательному оборудованию ракетного двигателя, устроенному так, что ему требуется жидкость и, желательно, вода, это не безразлично.

У нас же был выбор — воспользоваться ли аммиаком (уже жидким) на одной планете, или лететь к другой, гораздо более далекой и состоящей преимущественно изо льда, температура которого к тому же ни на волос не поднималась над абсолютным нулем. В общем, они помолились и плюхнули «Элси» в аммиачный океан, наполнив этой жидкостью все баки старушки. Планету назвали «Инферно», [5] а потом употребляли слова куда более сильные. Мы просидели на ней четыре дня при двух силах тяжести, было дьявольски холодно даже с обогревателями, работающими на полную катушку.

Система Беты Гидры — это та система, куда я не захотел бы возвратиться ни за какие коврижки; пусть ее забирают себе существа с другим метаболизмом. На здоровье! Кто остался ею доволен, так это Гарри Гейтс, ибо планетарный расклад тут тоже полностью соответствовал правилу Боде. А по мне — не все ли равно, в каком порядке расположены планеты, да хоть клином, причем как угодно — углом вперед или углом назад!

Единственно, что отложилось в моей памяти крепко (из всего происшедшего за это время), так только осложнения в политической обстановке на Земле. Начало нашего последнего пика скорости совпало с открытием военных действий между Федерацией Афро-Европы и Эстадос Юнионе де Суд. [6] Вроде бы к нам это отношения не имело (и для большинства команды так оно и было), во всяком случае, мы о своих симпатиях помалкивали. Но мистер Роч — главный инженер — был уроженцем Федерации, а его первый помощник родился в Буэнос-Айресе. Когда Буэнос-Айрес был уничтожен, ^{41} включая, надо думать, и родственников мистера Регато, последний обвинил в этом персонально своего босса. Глупо, конечно, но что поделаешь!

После этого капитан отдал приказ, что он лично будет контролировать все новости с Земли, прежде чем они попадут в нашу газету, и напомнил нам о существовании особых правил, касающихся работы связистов в случае возникновения угрозы безопасности средствам связи. Полагаю, что я и без этого напоминания сообразил бы, что сначала надо такую информацию показать капитану, а уж потом печатать, хотя полной уверенности у меня нет. Ведь у нас на «Элси» цензуры отродясь не бывало.

Из этой запутанной ситуации нас вывело только то обстоятельство, что в это время мы как раз достигли пиковой скорости. А когда вышли из пика, то оказалось, что на Земле прошло уже четырнадцать лет и нынешний политический расклад совершенно изменился — Аргентина и ее бывший противник теперь стали союзниками и были на ножах с остальной частью Южной Америки. Через некоторое время мистер Роч и мистер Регато снова стали поигрывать в шахматишки, как будто и не было случая, после которого капитан отдал специальный приказ, запрещающий хватать друг друга за глотку.

Все, что произошло за это время на Земле, кажется мне каким-то нереальным, хотя мы регулярно продолжаем получать оттуда новости, когда не идем на пиковых скоростях. Нашему сознанию все время приходится приспосабливаться к новым обстоятельствам; вот «Элси» проходит пик… там на Земле пролетают годы, и все меняется. Теперь бывшая Планетарная Лига именуется «Объединенной системой» и уверяет, что новая конституция делает войну невозможной.

А для меня это та же Планетарная Лига, тем более что в свое время считалось, будто она тоже исключала возникновение войн. Интересно, а что им удалось изменить, кроме названия?

Половины доходящих до нас новостей я вообще не понимаю. Кэтлин, например, сказала мне, что ее класс объединил все свои «уравнители», чтобы купить в подарок своей школе «Фэрди» в честь окончания обучения, и что они собираются «запузырить» его в первый раз на приуроченных к этому дню игрищах, с которых ей предстоит тут же за ним смотаться, поскольку она отвечает за его сохранность. Это известие я получил в свою последнюю вахту. Хотел бы я знать, что такое «Фэрди» и почему бы этому «Фэрди» не остаться там, где он был раньше?

Не понимаю я и новостей из области техники и технологии, о которых нам сообщают. Не понимаю, но по крайней мере, я знаю, почему не понимаю, а кроме того, на борту всегда можно найти кого-то, кто в этом деле сечет. Релятивисты прямо балдеют от тех вещей, о которых нас извещают и которые носят столь узко специальный характер, что их приходится транслировать повторно и подтверждать правильность текста, прежде чем отдавать «потребителям». А Джанет Мейерс в это время торчит за нашими спинами и дожидается, чтобы стащить кассету с мага чуть ли не до того, как перестанут крутиться бобины. Мистер О’Тул тоже волнуется, но это находит выражение только в том, что кончик носа у него делается ярко-красным. Доктор Бэбкок никакого волнения не обнаруживает, хотя и он два раза подряд опаздывал к столу, после того как я сделал для него копию монографии под названием «Самнер о некоторых аспектах несущественности». Потом мне довелось отправлять в ФППИ то, что написал доктор Бэбкок об этой монографии. Ответ был нашпигован совершенно несъедобной математикой, но я уловил, что доктор Бэбкок весьма вежливо дал понять профессору Самнеру, что тот — осел.