Изгнание владыки - Адамов Григорий Борисович (список книг .txt) 📗

– Как производится контроль качества? – спросил Акимов.

– Дефектоскопом [46] Кононова, помещенным внутри у выхода из машины, – ответила Ирина. – Просвечивание рентгеном…

В следующем, фасоннолитейном цехе, работало, глухо жужжа и визжа, множество других вертикальных и горизонтальных центробежных машин. Здесь производилась отливка более сложных деталей – поршней, кулачков, коромысел, кранов, рычагов, лопаток. Они непрерывно выходили из машин, укладывались особыми приборами на транспортеры и бесконечным потоком вносились на склады.

Ирина познакомила Акимова с двумя находившимися здесь цеховыми наблюдателями. Одним из них был Кантор, сменный начальник цеха, молодой, атлетически сложенный человек с бритой головой и живыми черными глазами.

– Это новый начальник цеха, товарищ Акимов, Константин Михайлович. Прошу любить и жаловать.

– Очень рад, – говорил Кантор, пожимая Акимову руку с такой силой, что тот невольно поморщился. – Гора с плеч… Будет у кого поучиться. А то приходится все к Ирине Васильевне бегать, надоедать…

В большой и, по-видимому, очень сложной цилиндрической машине постепенно замирало гудение. Через минуту оно совсем заглохло, выходное отверстие машины раскрылось, и одновременно изнутри ее послышался громкий звонок.

Показался медленно вылезавший наружу цилиндр со сложными выемками, отверстиями, выступами и с широкой красной полосой вдоль его блестящей, словно отполированной поверхности. Едва цилиндр показался у отверстия, с края машины сдвинулось широкое черное кольцо и, поддерживаемое снизу горизонтальным металлическим стержнем, пошло вперед, обхватив выходивший из машины цилиндр. Когда он почти весь вышел из машины, с нее сошло второе кольцо и, опираясь на продолжавшийся выдвигаться стержень, обняло цилиндр с заднего конца. Цилиндр прошел над ползущей внизу широкой лентой транспортера и повис над платформой электрокара. [47] Кольца выносящего прибора раскрылись, осторожно спустили цилиндр на электрокар, вновь сомкнулись и вернулись вместе со стержнем на свои сторожевые посты у выходного отверстия машины. Звонок умолк. Машина тем временем наполнилась уже новым расплавленным металлом и завела свою монотонную песню.

– Михаил Борисович! Опять брак! – с укором произнесла Ирина, обращаясь к Кантору.

– Сейчас узнаю, в чем дело, Ирина Васильевна. Не понимаю, ведь я только что отрегулировал, – смущенно говорил Кантор, вглядываясь в окошечко прибора, стоявшего на машине.

За стеклом двигалась лента с фоторентгеновскими снимками отдельных участков и деталей выпускаемой продукции.

Через минуту, не отрывая глаз от окошечка, Кантор сообщил:

– Раковина на девятом участке цилиндра…

– Газы? – спросила Ирина.

– Нет, воздух. Вина наша, вернее – моя, а не мартеновцев. Каким-то образом в машине нарушен вакуум. [48] Туда опять проникло несколько кубических сантиметров воздуха, – говорил Кантор, быстро манипулируя каким-то сложным прибором на машине.

– Останавливаете машину? – озабоченно спросила Ирина.

– Нет. Я думаю, можно еще успеть на ходу восстановить вакуум, выгнать этот лишний здесь воздух. Жидкий металл пока не настолько уплотнился, чтобы задержать его в себе. До этого момента осталось еще полторы минуты. Успеем, Ирина Васильевна, не беспокойтесь. Опять, видно, недоглядел… Виноват…

– Какая это краска? – заинтересовался вдруг Акимов, внимательно рассматривая красную полосу на бракованной детали и проводя пальцем по ней.

– Обыкновенная, по формуле Каруса, – равнодушно ответила Ирина и, огорченная этими неполадками и очевидной небрежностью Кантора, обернулась к нему: – Будьте же внимательны, Михаил Борисович. Не отходите от машины, пока не наладите ее.

Огромный, двухсветный, шириной во все здание, зал механического цеха раскрылся перед Ириной и Акимовым, когда за ними захлопнулась дверь фасоннолитейного цеха. Бесчисленные станки двадцатью шеренгами расположились во всю длину зала между узкими зелеными полосками декоративных растений. Визг, шелест, скрежет, шипение работающих механизмов должны были, казалось, создать страшный шум, но необъятные размеры цеха, а также остроумные глушители у каждого станка поглощали этот грохот. Сотни станков резали, долбили, строгали, сверлили, шлифовали. Разогретая стружка мгновенно уходила в ящики-собиратели под полом, металлическая пыль всасывалась мощными вентиляторами, и непрерывно обновляемый воздух в помещении оставался чистым и свежим.

Человек десять цеховых наблюдателей ходили между рядами станков, изредка останавливаясь, чтобы ликвидировать задержку или аварию, о которой станок извещал тревожным звонком и светом красной лампочки.

Ирина и Акимов шли вдоль ряда гигантских станков, величиной иногда с небольшой дом, предназначенных для обработки крупных деталей. Мощный транспортер из подвижных стальных пластин вынес из склада заготовок огромный поршень насоса, диаметром около двух метров, и подал его к рабочей части высокого станка.

Провожая поршень от станка к станку, наблюдая за процессом его последовательной обработки, Ирина с Акимовым видели его постепенное изменение. Вот он вышел наконец из последнего станка и скользнул в готовом виде на транспортер, уносивший его в склад. Трудно было теперь узнать в этом мягко отшлифованном гигантском поршне сложного вида и устройства тот кусок металла, который всего лишь час назад начал свое движение в ряду этих удивительных станков.

Но для Ирины и Акимова во всем этом ничего поразительного не было, все это уже давно стало для них обычным явлением.

Лишь в следующем, сборочном, цехе – сердце завода – даже Акимов в первое мгновение несколько растерялся.

Этот цех был еще более огромным. Его противоположный конец терялся где-то вдали, в сплошной чаще движущихся во всех направлениях конвейерных лент. Вертикальные, горизонтальные, наклонные, изогнутые, то мощные, то тяжелые, то легкие, тонкие, с маленькими гнездышками и миниатюрными приборами, они двигались с легким шорохом, в непрерывном, бесконечном движении, сплетаясь в какой-то чудовищный клубок. Они спускались сквозь люки в потолке и поднимались обратно, выходили из отверстий в стенах, похожих на гигантские решета, скрывались в полу и выползали оттуда. Надо было пристально вглядеться, внимательно присмотреться, чтобы увидеть в их то быстром, то замедленном движении четкую согласованность.