«Властелин мира» - Дашкиев Николай Александрович (читаем книги TXT) 📗
Окна комнаты выходили в парк, но выстрелы, хотя и приглушенные, долетали и сюда, поэтому Харвуд говорил не умолкая:
– Да, привез чернокожих. Очень хорошая партия: свежие, не изнуренные. Надеюсь, вы будете удовлетворены результатом.
– Какой опыт?! Какие результаты?! – Паркер сердито грохнул кулаком по плексигласовому окну. – Через десять минут зайдет солнце!.. Мы выезжаем немедленно, и это будет испытанием вашего «излучателя». Если мы доберемся до Сингапура невредимыми, я тотчас же под пишу договор. В противном случае он вам не понадобится.
– Хорошо.
Харвуд подошел к телефону.
– Джонсона!.. Нет?.. Передайте, чтобы кончал дело и немедленно шел ко мне… Да.
Вскоре стрельба затихла. А через несколько минут в комнату вошел Джонсон. Уже по его сияющему потному лицу Харвуд понял: пойманы!
Тупой, мутной волной его грудь захлестнула злость: ну, погодите же! Вымотать жизнь из тела, растянуть мучения на неисчислимое количество секунд, сделать так, чтобы сама смерть показалась счастьем, – вот что мог бы сделать он!.. Жаль, мало времени. Но все равно, он не даст им быстрого конца. Пусть сознание станет для них наихудшим палачом, с неумолимой точностью отсчитывая, сколько еще осталось дышать свежим воздухом!
– Мистер Джонсон, прошу, займите мистера Паркера. Я вернусь через пять минут.
Не ожидая возражений миллионера, Харвуд выбежал во двор.
– Где они?
Часовой показал в сторону, на караульное помещение. Харвуд вбежал туда и остановился на пороге.
– А где китаец?
Китайца не было.
Нелегкое дело – искать путь в лабиринте переходов, подбирая ключ к каждой двери.
Почти час добирались Щеглов и Петерсон ко второму корпусу, а ведь им помогло то, что Джек узнал ту часть подземелья, по которой когда-то вел его Смит.
Щеглов уже начал беспокоиться: следовало бы наведаться к Блеквеллу. Но хотелось покончить с делом одним махом. Да и цель, казалось, была близкой.
Но где же та замаскированная дверь?.. Блеквелл сообщил лишь основные ориентиры: узкий коридор, большая мастерская, стена против фрезерного станка.
Станок есть. Однако нет ни малейшего намека на дверь. На всякий случай Щеглов перепробовал ультразвуковые свистки. Никакого действия. Значит, надо ощупать всю стену.
– Вот! – крикнул Петерсон. – Смотрите: диски с цифрами. Это…
Он не успел закончить. Раздалась звучная автоматная очередь. Совсем близко разорвалась граната, затем еще одна.
И сразу же в глаза Щеглову и Петерсону ударило что-то невыносимо едкое; в легкие ворвалось удушливое, царапающее, как вата, посыпанная стеклом. Они еще отстреливались, но уже не видели и не слышали ничего.
Их взяли голыми руками.
И вот теперь они стоят, привязанные к опорам главного интегратора, а Харвуд расхаживает, помахивая стеком.
– Итак, мистер Чеклофф, простимся. Вы проиграли игру. Ровно через… – Харвуд взглянул на часы, – ровно через пятьдесят три минуты, то есть в восемнадцать тридцать, этот интегратор взлетит на воздух вместе с вами. Вагнер не солгал: агрегат заминирован. Но я не сколько изменил схему включения фугасов. Они включаются очень просто, без всяких ультразвуковых игрушек… Вы, вероятно, мечтали стереть с лица земли мой Гринхауз. Сегодня ваша мечта осуществится… Итак, прощайте, и в считанные минуты вашей жизни думайте о чудесном «излучателе», которого вам, к сожалению, так и не удалось увидеть. Уверяю: теперь уже вас не спасет никто и ничто!
Он подошел к Петерсону, хлестнул его изо всех сил стеком по лицу, плюнул и вышел. Щелкнул замок. Щеглов выждал некоторое время, а затем прошептал:
– Выше голову, друг! Сегодня вечером партизаны начнут штурм Гринхауза. Мы будем спасены.
Он не уточнил, что штурм был назначен на двадцать три ноль-ноль.
– Джонсон, я уезжаю в Сингапур. Вы остаетесь за меня. А если желаете, то… Может быть, поедем вместе? Но на автомашине, потому что в танке места нет.
– Что-нибудь случилось, мистер Харвуд? – забеспокоился Джонсон. – Я с большой охотой… Но в машине… У них теперь пушки…
– Судьба человека в руке господа! – лицемерно вздохнул Паркер. – Но зачем вам, Генри, мистер Джонсон? Чтобы закупить то оборудование, о котором я говорил? – Пустяки!.. Справитесь сами. Пусть остается. Пусть остается.
Харвуд прекрасно понял, что означают елейные интонации в голосе Паркера: Джонсон должен погибнуть вместе с Гринхаузом. Что ж, может быть, так и нужно: свидетели нежелательны.
– В самом деле. Я не учел. Оставайтесь, Джонсон.
– Гуд бай!
– Гуд бай!.. – оторопевший начальник охраны постоял несколько секунд, а затем бросился вдогонку. – Мистер Харвуд!.. Мистер Харвуд!
В ответ звонко лязгнула металлическая дверь соседней комнаты.
И тогда Джонсон понял, что его обрекли на смерть. Ему предлагали жизнь, – он отказался. Разве поехал бы Паркер в Сингапур ночью, – пусть даже в танке, – если бы существовала хоть малейшая опасность?
Но с какой же стороны ждать несчастья?.. Партизаны?.. Тогда нужно немедленно организовать оборону. Собрать всех в северной башне – ее стены не пробьет ни один снаряд. Там пулеметы, минометы… Да, а китаец?.. Он может подкрасться в любой миг, ударить ножом, пустить пулю…
Как затравленный волк, Джонсон окинул взглядом помещение, подбежал к окну.
Солнце только что село, а на землю уже наваливалась тяжелая черно-сизая мгла. Недавно прошел ливень, и казалось, что клочки зловещих туч снижаются, обволакивают предметы, заглатывают остатки дня.
– Свет!.. Включите свет! – закричал Джонсон в телефонную трубку.
Вспыхнули яркие лампочки. Но от этого темнота стала лишь более страшной. Она сгустилась, приблизилась, и за пределами освещенности теперь могло появляться что угодно, оставаясь незамеченным.
Джонсон не выдержал наступления мрака. Втянув голову в плечи, перебежал от коттеджа Харвуда до караульного помещения и скомандовал:
– Всем на северную башню! Немедленно!
С этой минуты Гринхауз фактически не охранялся.
Лишь у входа в лабораторный корпус так же стояли неподвижные, словно вытесанные из камня, два охранника-даяка.
Полудикари с современным огнестрельным оружием в руках, обманутые и одурманенные существа, которых колонизаторы используют для самых зверских преступлений, эти двое получили приказ от самого хозяина. Никто не смог бы снять их с поста, никого они не пропустили бы в лабораторию, даже собственных матерей. Сильные, выносливые, они могли убить кого угодно, сами не зная, за что.
Их не обеспокоила суматоха в Гринхаузе, а затем наступившая настороженная тишина. Все, что происходило в стороне от входа в лабораторный корпус, их не касалось. У них была простая до абсурда задача: не подпустить никого ближе, чем на пятнадцать шагов.
Вот одному из даяков что-то послышалось. Он насторожился, сделал шаг в сторону и вдруг, бросив автомат, замахал руками перед лицом, – так, словно хотел отогнать надоедливую осу. Затем вскрикнул и упал.
Второй даяк посмотрел на него с удивлением и испугом, однако не поспешил на помощь, а, наоборот, отошел подальше, под защиту стены, и водил глазами, выискивая в темноте неожиданного, неведомого врага.
Нигде ничего не было слышно. Крепость-лаборатория, в которой круглосуточно гудели, жужжали, рычали всевозможные трансформаторы, моторы, станки, в этот вечер замерла, как природа перед грозой. Лишь стрекотание цикад нарушало тоскливую тишину.
Именно эти однообразные, надоедливые звуки и поглотили легкий шорох. Крошечная бамбуковая стрела, выпущенная из сумпитана – малайского духового ружья, – проскользнула почти неслышно и чуть-чуть царапнула даяка по руке.
Но эта стрела была страшнее разрывной пули «дум-дум». Даяк даже подпрыгнул. Не теряя ни секунды, об начал высасывать и выплевывать кровь из ранки, стараясь не допустить распространения смертельного яда.
Тщетными были его попытки. Через минуту он уже не мог стоять на ногах и сел. Через две упал навзничь.
